- Я нашел его возле таверны. Этот оборвыш говорит по-французски, но он не француз, – сообщил Депардье. – Я, пожалуй, поклялся бы, что он англичанин, и расскажет нам много интересного.

Мигель терпеть не мог жестокость и произвол по отношению к безоружным существам, которые он испытал на собственной шкуре. Это было ему глубоко противно, и вызывало отвращение, с другой стороны, это демонстрировало черствую душу Адриэна. Стоя на коленях и трясясь от страха, парнишка не отрывал взгляд от пола.

- Какую важность может представлять для нас этот салажонок, будь он хоть от самого дьявола? – жестко спросил Мигель. – Или мы теперь боимся сосунков?

Депардье напрягся и повернулся к де Торресу, взбешенный насмешливым тоном Мигеля.

- Я никого не боюсь, испанец, но я пришел к выводу, что этот мальчишка – шпион.

- Что за чушь! Шпион? Чей? Разве что мальчишка на побегушках у той шлюхи, с которой ты спал вчера. Может, ты не заплатил ей за услуги?

Адриэн подскочил, как на пружинах, собираясь ответить на дерзкий вызов, но Леду встал между ними.

- Я не желаю драк в моем доме, господа, – заметил Бульян.

- Да это же малец совсем, – сказал португалец.

- Оставь его, приятель, пусть себе идет, – вмешался третий, – он же просто малыш.

Но Депардье не отступал. Он люто ненавидел всех англичан, и слепо верил, что этот сопляк был кем-то вроде осведомителя. Мигель силился понять, что увидел Депардье в этом мальчишке, что так его взбесило. Не оставалось никаких сомнений, Депардье был фанатиком. И он был опасен.

- А ну давай, говори, свинья! – Депардье потянул за веревку, болтавшуюся на шее парнишки. – Признавайся, мерзавец, кто послал тебя шпионить.

Мигель сжал кулаки, и медленно подошел к французу. Пьер заметил движение Мигеля и, усмехнувшись, отошел в сторону, заметив дьявольский блеск в глазах испанца. Он не сомневался в смерти Адриэна.

Почти все косо смотрели на ослепленного злобой Депардье, но вмешиваться не могли, если хотели соблюсти порядок. Франсуа решил, что если дело зайдет слишком далеко, он сам вырвет мальчишку из когтей Депардье, несмотря на последствия.

- Но, что, господин?.. Что ты хочешь... узнать?

Француз вцепился в драную рубашонку, закрывавшую тощее тело парнишки, поднял его на две пяди от земли, хлестнул по лицу, а затем отпустил. Рубашонка окончательно разорвалась, и Мигель бросив быстрый взгляд на парнишку, увидел отметины, исполосовавшие его костлявую спину.

Мигель встал между Депардье и мальчишкой, помешав французу пнуть мальчишку ногой. В нем проснулось дикое желание покончить раз и навсегда с этим злобным мерзавцем, но он находился в доме Франсуа, и это обстоятельство помешало ему дать волю накопившемуся гневу.

- Ты английский подданный? – спросил Мигель пацаненка, встав перед Депардье.

Мальчишка с уважением посмотрел на него. Теперь с ним разговаривал не грязный, безобразный и угрюмый тип, а видный мужчина в обтягивающих черных бриджах, такого же цвета рубашке с воланами и сапогах с высокими голенищами. Парнишка отрицательно мотнул головой, потому что слова застряли в горле.

- Ты не англичанин?

- Нет, господин, – с трудом выдавил парнишка. – Точнее... мой отец родом из Дувра, а мать была бельгийкой.

- Ну, что я вам говорил? – бахвалился Депардье.

- А где они сейчас?

- Померли... от лихорадки, – мальчишка вытер нос тыльной стороной руки, – тому уж месяца четыре, господин.

- Сколько тебе лет? – поинтересовался Мигель теперь уже на чисто французском языке.

- Почти четырнадцать, господин.

- Что значит почти?

- До четырнадцати мне не хватает всего десяти месяцев, – ответил мальчишка, гордо выпятив грудь.

Мигелю пришелся по душе этот горделивый жест, но он не подал виду.

- Молокосос, – бросил он мальчишке и грозно повернулся к Депардье, – молокосос, чье тело еще не выросло для того, чтобы охаживать его плетью.

- Он – мой пленник, и я делаю с ним, что хочу. Говорю тебе, он – англичанин! От него разит на тысячу миль!

- Я бы сказал, что это от тебя разит, – насмешливо обронил Мигель.

- Я родился в Бельгии, – отважился пояснить паренек, снова привлекая к себе внимание. – Родители померли на корабле, и капитан Марсель Гриньо до недавнего времени заботился обо мне.

- Гриньо! – сквозь зубы процедил Депардье. – Этот мозгляк, который тюленя не отличит от лягушки, и который, к тому же, мертв!

- Значит, мы не можем спросить его, так? – продолжил Мигель со своим обычным спокойствием.

Леду и остальные, молча, наблюдали за этой сценой. Ни один из присутствующих не захотел открыто выступить против этого душевнобольного человека, вклинившись между ним и его пленником, потому что каждый капитан отстаивал свою независимость, и то, что он делал в промежутках между сражениями в открытом море, было его личным делом. Но, по существу, они злились оттого, что де Торрес поставил его на место.

- Оно ни к чему кого-то там расспрашивать! – примирительно сказал Адриэн. – Мальчишка – мой, и кончено. Я приволок его, чтобы мы немного развлеклись, но... – он хитро усмехнулся, – если он так волнует нашего юного и чувствительного испанского капитана, то... – Депардье обошел Мигеля, сжал в руках веревку и дернул парнишку, чтобы увести его, прежде чем испанец поймет его саркастичный намек, но стальная рука вцепилась в его игрушку.

- Я покупаю его!

Француз откинул голову назад и расхохотался Мигелю в лицо.

- Он не продается. Я тут задолжал одному гвадалупскому типу, любителю молокососов.

Вспышка черной ярости сверкнула в зрачках Мигеля, а его слова прозвучали в ушах Пьера ангельским небесным пением:

- Тогда сразимся за парнишку.

Услышав эти слова, Адриэн подрастерял часть своего апломба и выпустил из лап добычу, которая тут же отступила назад и забилась в угол. Адриэн прищурился и долго смотрел на Мигеля, выпятив вперед нижнюю губу и размышляя о брошенном ему вызове. Предложение драться было для него наилучшей и долгожданной возможностью осуществить мечты. Мигель тоже не внушал ему доверия. Депардье завидовал Мигелю. Тому, что испанец был таким, каким был; тому, что, сколотил великолепный экипаж, приведя на свой фрегат отребье, и превратил корабль в самый лучший из пяти кораблей их флотилии; тому, что завоевывал женщин одним лишь своим присутствием. И тому, что он был капитаном “Черного Ангела”! И теперь испанец преподносил ему корабль прямо на блюде.

- Драться за это никудышное отребье, испанец, было бы глупо, но мы могли бы подраться за нечто более стоящее, – предложил Депардье.

- Карты на стол.

- Если ты проиграешь, “Черный Ангел” мой.

Став на секунду серьезным, Мигель разразился смехом.

- Разрази меня гром, приплыли! – вскричал он. – Вот проклятье, не больше не меньше, как “Черный Ангел”!

- Не хочешь потерять корабль, забудь о мальчишке.

Лицо Мигеля сразу посуровело. Он ничего не сказал и направился к двери. Мужчины молча переглядывались, спрашивая себя, неужели стальной испанец отказался драться. А Депардье похвалялся перед ними... пока не услышал:

- Начнем! Не всю же ночь терять.

Адриэн ринулся к двери, и все остальные пошли за ним.

- Огня сюда, живо! – приказал Бульян.

Слуги бросились расставлять факелы, и вскоре во внутреннем дворике стало так же светло, как в гостиной. Соперники молча изучали друг друга, остальные встали вокруг и, приняв чью-то сторону, еще до начала дуэли принялись подбадривать дуэлянтов одобрительными криками. На стороне Депардье были два человека – его верный товарищ, да еще один мастер с борта португальского корабля. Остальные поддерживали испанца. В стороне остался только Франсуа, который не любил встревать в стычки капитанов, а вот Леду горел желанием видеть Адриэна нанизанным на шпагу.

От плотного кольца зрителей отделился один высоченный пират. В силу своего большого роста он отлично видел происходящее и на расстоянии. Богатырского телосложения и угрюмого вида мужчина, почти не открывавший рта с тех пор, как они ступили в поместье, приобнял мальчишку за плечи и прижал к себе. Арман Бризе, боцман и первый помощник Мигеля, знал наверняка, кто победит в этой стычке. Парнишка еще крепче прижался к Бризе, услышав свист вытащенных из ножен шпаг.