Моя спина напрягается от ее слов.

— Тебе будет очень приятно, моя леди. Я думаю, что ты, наконец, нашла то, что искала. — Фредерик низко поклонился.

— Хорошо. Когда я увидела это на сцене, я знала, что должна была иметь это. Скажи Эмили, что сегодня она должна выглядеть сногсшибательно.

Я не смогу вынести это имя еще раз. Я хватаюсь за брусья и поднимаю себя на коленях. Изумруд зарывается в мою ладонь.

— Меня зовут Рейвен Стирлинг! — Я кричу. — И я сильнее, чем вы.

Я пожалела сразу в тот момент, когда сказала это. Это звучало так жалко, как я себя чувствовала.

Графиня поворачивается со своим грозным взглядом на меня, но я не буду снова стесняться. Она может поместить меня в клетку, но не сможет отнять, кто я.

Она идет вперед медленно, наслаждаясь каждым шагом, и когда она приближается, она наклоняется вниз, чтобы наши глаза находились на одном уровне.

— У тебя нет имени, — говорит она голосом, настолько мягким, словно воркующая мать. — У тебя нет сил. Ты моя теперь.

— Я никому не принадлежу, — отвечаю я.

Фредерик хихикает. Но графиня просто пожимает плечами и отворачивается.

— Время покажет, — парирует она, проходя к двери. Затем она останавливается и оборачивается. — Только щепотку, Фредерик.

Он снова кланяется.

— Конечно, моя леди.

Я мельком увидела белую ткань в зале снаружи перед тем, как дверь закрылась, и Фредерик повернулся ко мне:

— Давай посмотрим, насколько ты сильна на самом деле.

Он подходит к стене пыток (я не должна называть это так, даже в моей голове; это только делает его хуже) и тщательно выбирает третий, самый длинный, стержень. На его конце жесткий зубец, с размером и формой с большой горошины, расположенной в кольце алмазов. Мое сердце бьется теперь повсюду, а не только в моем горле, но и в моем животе, и моих пальцах и между моими глазами. Я удираю от него назад настолько, насколько я могу идти, что недалеко.

Фредерик улыбается этой ужасной, кроваво — клейкой улыбкой.

— Некуда бежать, крошка, — говорит он.

И точно так же, как это, я замерзаю. Бег делает его счастливым. Страх дает ему власть. Хорошо. Я замерла статуей, двигались только мои глаза, так как он кружил вокруг правой стороны клетки. Туника, в которую я была одета, едва покрывает мои бедра, но это не время для скромности. Я заставляю себя оставаться неподвижной и спокойной.

Все еще спокойна.

Я буду храброй.

Он изучает меня, и на секунду я думаю, что я могу вкусить победу, потому что я чувствую, как сильно он хочет, чтобы я боролась, или плакала, или просила, или умоляла. Он проводит пальцами вдоль стержня, его гладкая кожа хмурится.

Он не может властвовать надо мною. Не может заставить меня испугаться, если я этого не хочу. У меня все еще есть эта сила, такая хрупкая и нежная, насколько может быть.

И просто играю с ним, я улыбаюсь.

Стержень летит через решетку быстро, как кнут, и зубец врезался между моим большим и вторым пальцем ноги. Я не могу контролировать визг агонии, которая прорывается из меня. Кровь хлещет, горячая и влажная под моей ногой.

Затем зубец был вырван с куском моей плоти. Мой визг превращается в вой, и я сворачиваюсь, схватив свою раненную ногу. Мои пальцы горят.

Фредерик повесил стержень назад на стену, даже не очистив его.

— Просто напоминание, — говорит он мягко. И, не говоря ни слова, он поворачивается и шагает к двери.

Я прикусила свою губу так сильно, что возможно порвала бы свою кожу, но я не хочу еще одного крика. Я сильно прижимаюсь своим лицом против холодного пола, мои руки скользкие в крови.

Я не буду плакать. Не буду.

Но слезы все равно вырываются.

Я пытаюсь контролировать свое дыхание, сосредоточиться на своих легких, вдыхая воздух и выдыхая его. Мое сердце бьется в такт с дрожащей ногой.

Мне подумалось тогда, что это может происходить и с Вайолет.

Это может происходить с Лили.

Лили всегда была близким другом к Вайолет, чем ко мне. Она была слишком открытой, слишком радостной, чтобы быть суррогатом, для меня. Но она не была плохим человеком. Вдруг кто — то где — то вонзает Лили в ногу? Рассекая ее кожу? Я полагаю, что она в Банке, потому что у нее низкий номер партии. Будет ли этого достаточно, чтобы спасти ее?

Дверь снова открывается, и я эгоистично отстраняю свои мысли о друзьях прочь, потому что, независимо от того, насколько храброй я хочу быть, я в ужасе от того, что Фредерик поранит меня снова. Я стиснула свои зубы и приготовилась к боли. Я не буду смотреть на него. На этот раз он не услышит мой крик.

— Привет. — Голос неуверенный, но музыкальный. Опять же, я не могу сказать, это мужчина или женщина. Но это точно не Фредерик.

Звон металла по металлу и щелчок замка.

— Ну, — голос говорит. — Разве ты не хочешь выбраться из этой клетки?

Что заставляет меня поднять голову.

Мальчик, может быть, моего возраста или старше на несколько лет, присел возле теперь открытой двери моей клетки. Его кожа на несколько оттенков темнее, чем у меня, но его голубые глаза — в форме повернутых на бок слезинок. У него густые, черные волосы, которые связаны в пучок на макушке, но носит он одежду фрейлин: белое длинное платье с высоким кружевным воротником.

Он хмурится, смотря на мои кровоточащие ноги.

— О боже, — Он бросает взгляд на широкий спектр серебряных инструментов висящих на стене, и я почувствовала, что он знаком с ними и что тот зубец что — то значит для него. Затем он улыбается и протягивает руку. — Меня зовут Эмиль. Я не трону тебя, обещаю. Это не моя работа.

Я не доверяю ему. Я не могу. Я никому не могу доверять здесь.

Но я не хочу оставаться в этой клетке.

Я не возьму его за руку.

— Отвали, — я говорю.

Он кивает и уходит, оставив дверцу клетки открытой, чтобы я смогла перейти через нее. Каждое движение подобно стеклянному нарезу между моими травмированными пальцами ног.

Я поднялась, мои суставы скрипят. Я выше него. Он улыбается мне.

— Я могу это исправить, когда мы очутимся в дамскую комнату, — говорит он, кивая на мою больную ногу, — Ты не против, если я тебя понесу?

Он не выглядит сильным, но отсутствие страха упасть заставило меня покачать головой.

Пока я еще могу делать выбор, я все еще могу быть собой.

— Я в порядке, — отвечаю сквозь стиснутые зубы.

Я подумала, что он, возможно, будет впечатлен моим мужеством. Вместо этого, его лицо приняло вид покорного разочарования.

— Все в порядке, — говорит он. — Но моя рука здесь, если тебе это нужно.

— Мне это не нужно, — бормочу я.

Глава 3

К тому времени мы достигаем третью лестницу, моя голова кружится и зрение становится нечетким. Присутствует легкий звон в ушах. Я так отчаянно хочу схватить Эмиля за руку и умолять его, чтобы он понес меня по лестнице, я уже в агонии. Ступенек так много, словно гора, которая никогда не заканчивается, и моя нога кричит на меня, чтобы я позволила ему помочь, или просто попросить перерыв, или умолять его, чтобы он остановился.

Но я не стану.

Когда мы достигаем винтовую лестницу, Эмиль поворачивается ко мне.

— Последняя. — констатирует он.

Я не знаю как, но мне удалось кивнуть. Что значит одно простое движение в виде наклона в целом мире.

Я передвигаю ногами перед собой. Это все, о чем я могу думать сейчас.

Когда Эмиль открывает дверь в верхней части лестницы, я хочу заплакать с облегчением. Но я воспитана и начинаю разглядывать номер, который раскинулся передо мной.

Он оформлен в ониксе и золоте, пронизан большими колоннами. Здесь на полу расстелился толстый золотой ковер и стоит огромная кровать с белым навесом и дорогим медным покрывалом. Круглые окна выравнивают стены, хотя само помещение имеет форму коробки. Здесь также золотой и белый полосатый диван и отполированный стол из красного дерева с соответствующими стульями. Камин с очагом из темного камня, холодный и пустой, располагается справа от меня. Картины в золоченных рамах перемежаются среди окон: женщины в различных платьях, некоторые держат книги, другие сидят за письменными столами, одна полезла в серебряное блюдо винограда.