Пэйтон подошел к мужчине, и те крепко обнялись, а затем они втроем вышли на террасу навстречу сильному ветру, дующему с реки.

Пэйтон исчез первым. А затем Крэйг повернулся к ней.

— Длинная ночь, мне стоит вернуться. Пэйтон со своего телефона позвонил в учебный центр, и я должен поторопиться, чтобы успеть на автобус.

— О… хорошо.

Да ладно, а чего она ожидала? Случилась трагедия. Сейчас не время для долгих романтичных прощаний… Господи Боже мой.

— Ну… ладно, увидимся завтра ночью? Но ты же позвонишь мне утром? Я сначала переоденусь, а потом помогу Пэйтону рассказать все ее семье.

— Повезло тебе с отцом.

— Да, он всегда готов помочь.

— Держу пари.

— Просто это так… ужасно. — Моргнув, Пэрадайз увидела внутри кровать. — Не описать, как это мерзко. Кто же совершил такое?

— Бутч его поймает.

— Надеюсь. Очень надеюсь.

— Я пойду.

— О… хорошо. — Так, она повторяется. — Ты в порядке?

— Да. Обо мне не беспокойся. Тебе тоже пора.

По неясной причине Пэрадайз захотелось сказать Крэйгу, что скучает по нему, но это же нелепо. Он стоял в двух футах от нее. Они созвонятся через пару часов. Она увидит его завтра ночью.

— Хорошего дня, — проговорила Пэрадайз.

Когда Крэйг кивнул, она закрыла глаза… успокоилась… и испарилась.

Не таким неловким молчанием Пэрадайз намеревалась окончить эту ночь, по многим причинам. Совсем не так.

Крэйг не стал долго ждать. Как только Пэрадайз исчезла, он дематериализовался вслед за ней, путешествуя по ветру, используя в качестве ориентира свою кровь в ее венах.

Когда она прекратила движение сквозь ночной воздух, Крэйг принял форму в сотне ярдов от нее, на краю лужайки, которая…

Дом, стоявший перед ним на вершине холма, оказался размерами со студенческую общагу, одним из тех массивных, величественных строений, которые показывают по телевизору в качестве примера модного университетского кампуса или, Господи… скорее с этими остроконечными крышами, дорогущими окнами и аккуратно подстриженной лужайкой дом напоминал королевскую резиденцию.

И, кстати, он больше чем в два раза превышал особняк, в котором погибли его отец и отец Акса.

И, пока Пэрадайз шла к парадной двери, в ней не было ни капли смущения, она точно не состояла в штате и не работала служанкой. А мгновение спустя, не воспользовавшись ни звонком, ни чем-либо еще, Пэрадайз вошла внутрь. Фактически, переместившись левее, сквозь освинцованное окно, Крэйг увидел, как одетый в униформу дворецкий, приняв у Пэрадайз пальто, уважительно поклонился ей.

Ее отец — Первый Советник Короля.

Сократив расстояние широкими шагами, стоя снаружи на холоде, Крэйг наблюдал, как Пэрадайз подошла к величественной лестнице и исчезла на не менее роскошном втором этаже. Или на третьем. Или на двенадцатом.

И даже после того, как она пропала из поля зрения, Крэйг оставался на месте, разглядывая сквозь старомодные оконные проемы картины маслом, великолепные ковры, шелка на стенах — должно быть, это шелк, так?

И что же он знал, черт побери?

Отвернувшись, Крэйг оглядел холмистую лужайку, кусты, клумбы, несомненно, для цветов, растущих здесь в теплое время года. Интересно, как же выглядел задний двор?

Возможно с бассейном. Огороженный участок для гребаных экзотических животных. Чертов заповедник для птиц.

Она лгала.

И не по мелочи.

Это… это имело огромное значение, черт возьми: он только что лишил девственности ту, что оказалась наследницей одной из Семей Основателей.

Согласно Древнему Праву, как человек незнатного происхождения?

За это его могли приговорить к смерти.

Поднявшийся в нем гнев был в меньшей степени направлен на Пэрадайз и ее секреты, скорее на самого себя, поскольку он последовательно, раз за разом плевал на свои интересы. Все те ментальные стены, что он воздвиг? Его намерения? До того, как трахнул Пэрадайз в уборной человеческого клуба… Господи Иисусе… Он послал к чертям все и каждое из них. А вдобавок ко всему, Крэйг забыл о важности тренировок. Позволил отвлечь себя от цели. Терял впустую дни, предназначенные для сна и отдыха, занятия, на которых ему нужно было думать, тренировки, на которых следовало работать над собой, ни на что не отвлекаясь.

И все из-за женщины, которая нисколько о нем не заботилась, которая оказалась настолько эгоистичной и тщеславной, что не нашла времени поделиться такой важной и существенной информацией о себе.

Информацией, которая, как она должна была знать, изменит для Крэйга решительно все.

Идеальная манипуляция, которая развернула его на сто восемьдесят градусов от его первоначальных интересов и целей: учитывая ее ложь и свое вышедшее из-под контроля либидо, у него не было ни единого шанса.

Как же глупо, он оказался наивнее ребенка.

А глупцы получают то, что заслуживают.

Не так ли?

Глава 43

Марисса сидела на краю супружеской постели и расчесывала волосы. Она переоделась во второй раз после того, как стянула с себя наряд из латекса, и сейчас завернулась в один из черных кашемировых халатов Бутча. Время от времени она прижимала отвороты халата к носу, вдыхая запах Бутча, сохранившийся на ткани.

Марисса нуждалась в напоминании его присутствия. Отчаянно.

Дражайшая Дева-Летописеца, у нее в голове теснилось слишком много мыслей, изображений, звуков и запахов. И под натиском ментальной бомбардировки Марисса не переставала удивляться, как Бутч справлялся с этим так долго? Каким образом он обследовал места преступлений, посещал семьи жертв, снова и снова сообщая подобные известия? Как у него получалось смотреть в глаза отцов и мамэн и выражать соболезнования, пытаясь при этом вытянуть из них информацию?

Когда они в последний раз видели своего ребенка? О чем разговаривали? Были ли разногласия с кем-нибудь, ссоры?

Мариссе пришлось аккуратно задавать вопросы, держа при этом за руку мать и кивая отцу. В записи не было необходимости, ничего из сказанного она уже не забудет.

И сейчас, по возвращении домой, она ждала, когда Бутч вернется в целости и сохранности, чтобы передать всю информацию ему.

В гостиной с треском распахнулась наружная дверь Ямы, и порыв холодного воздуха пролетел по коридору, принося с собой зловоние лессеров.

— Бутч? — Марисса вскочила на ноги и выбежала из комнаты. — Бутч…?

Стоны и проклятия стали для нее ответом, а завернув за угол, она застыла на месте.

Взвалив ее супруга на плечо, как пожарный, Ви проковылял к кожаному дивану и сбросил с себя скривившееся, ослабленное тело.

Бутч истекал собственной кровью, но также был покрыт кровью убийц и дышал на ладан.

Кроме того, от него исходил этот тошнотворный сладковатый запах поглощенных им лессеров.

Когда она, задыхаясь, подбежала к ним, Ви стянул свою куртку, обнажив при этом собственные порезы и синяки, и, пока Марисса поглаживала спутанные волосы супруга, Брат расположился на диване рядом с Бутчем, переплетаясь руками и ногами с телом лучшего друга. Свечение возникло вначале будто издалека, напоминая свет фонаря, видимый сквозь туман, но вскоре сияние, священная сущность матери Вишеса, залило гостиную, яркое, словно солнечный свет на листе металла, теплое, как притушенный огонь, оно было единственным спасением Бутча.

При иных обстоятельствах сила Ви становилась проклятием, но используемая в таких случаях она была чудом, поскольку высасывала зло из ее хеллрена, спасая его, придавая ему сил так, как мог сделать только Вишес.

Мариссу никогда не возмущала существующая между ними связь, она никогда не ревновала к тому, что другой человек мог обеспечить ее любимого чем-то столь необходимым. Она просто была благодарна за то, что существует способ сохранить Бутчу жизнь. С тех пор, как Омега похитил и заразил его, Бутч приобрел способность поглощать убийц, уничтожать их таким образом, каким не могло простое «убийство»: поглощение Бутча представляло собой билет в один конец из мироздания.