Горестные размышления завели бы, пожалуй, далеко, но их прервали. Почти под ухом рявкнул вдруг сигнал, и к воротам мастерской подкатил на машине отец. Навстречу ему с разводным ключом в руках выглянул чумазый дядька:

— Ура, хлопцы! Степан запчасти привез. Живем!

Пошли всякие расспросы. Петьке стало неинтересно, и он, сбрызнув у колонки ягоды водой, нехотя полез в машину…

В районном селе они пробыли до обеда. Пока отец улаживал всякие дела с рабочими мастерской, ездил по магазинам да складам, получая стеклянные банки и соль, Петька с грустью думал о будущей жизни в лагере.

Когда настало время отправляться дальше, сел в кузов.

— Обижаешься, значит? — догадался отец. — Ну что же, посиди на верхотуре. Может, спесь-то ветерком и повыдует.

Это было против всяких расчетов. Но что попишешь?

У самого выезда из села, возле памятника со звездой, на машину попросились какая-то старуха и две девчонки.

— Молодежь — в кузов, а вы, мамаша, со мной, — распорядился отец.

Но бабка отказалась.

— И-и, родимый! Спасибо тебе на добром слове, да я уж лучше с внучкой. В кабине-то от бензину, поди, угарно, а тут свежо, славно!

Перебросив через борт сумку, она начала карабкаться на колесо. За ней, будто сорока на забор, взлетела наверх меньшая девчонка. Сначала они укладывали багаж, осматривались. Потом девчонка повернулась и исподтишка показала Петьке язык. Он хотел ответить ей тем же, но не успел.

— А куда же вы, внучек, едете? До Мартьяновки-то нас довезете? — спросила старуха.

— Наверно, довезем, — не очень охотно откликнулся Петька. — Мы в самую тайгу поедом — в Кедровку.

— В Кедровку? — обрадовалась бабка. — Да это ж, почитай, до самого нашего дома. Вот как славно! Ты наше-то село видал?

— А что там смотреть! — хмыкнул Петька. — Такая уж интересная эта Кедровка, что ли?

Бабка поджала губы, затянула концы платка у подбородка потуже.

— Да ты, милок, чай и не рад, что едешь туда, а? Или не бывал в деревне-то?

Петька признался, что ни бывал, а заодно рассказал про мать и про лагерь.

Старуха сокрушенно вздохнула.

— Что ж, беде твоей радоваться грех. А на деревню ты, внучек, все ж не серчай. Она, деревня-то, теперь знаешь какая? Не то, что в старину. И школы есть, и электричество, и машины.

С минуту помолчали. Бабка достала из сумки всем по прянику, потом показала на мешки и ящики, лежавшие в кузове:

— Ты возьми вот хоть эта — посуду да соль. Думаешь, куда их везете? В Мартьяновку. В таежную деревню? А знаешь, что в той деревне? Завод!

Петька недоверчиво покосился на старуху. Про заводы, которые строят в тайге, он, конечно, слышал. Но те заводы были далеко — где-то у Байкала, в Сибири или на берегах Амура. Про них чуть не каждый день писали в газетах, печатали фотографии. На иной снимок посмотри — даже дух захватывает: домищи с гору, тракторы да самосвалы будто железные мамонты. А люди работают тоже особенные не просто желающие, а которые по комсомольским путевкам приехали.

Старуха пела свое дальше.

— И не в одной Мартьяновке. В том же районе вон, откуда едем, видал совхозные мастерские? Потом кирпичный завод, лесопилку, мельницу? Нашей-то матушке Кедровке до этих сел, понятно, далековато. Мала. Да ведь и она тоже не захребетница. Своим трудом живет. Таких деревень, ежели тебе сказать, внучек, может, во всей России не больше как пять либо шесть. И все тут, у нас, в Приморье.

— Ну-у… А что ж это за деревни? Что вы в них делаете?

— Делаем, дорогой, всякое. А кормит нас, не соврать тебе, божья муха.

— Муха? Какая же это муха? С гуся, наверно?

— Да нет. Самая натуральная — с лапками, хоботком да крыльями. И по комплекции обыкновенная. У меня, вишь, и ботинки, и кофта эта, — бабка показала на вязаную фуфайку, — и пряник, который тебе дала, — все от этой мухи.

В ответ на такое разъяснение можно было только рассмеяться. Но старуха, посмеявшись вместе с Петькой, сказала, что мухи, которых разводят в Кедровке, вовсе не мухи, а пчелы. В деревушке живет, оказывается, больше трехсот человек. И всех их кормят пчелы. Да и только ли их? Мед увозят из деревни и во Владивосток, и в Хабаровск, и даже в Москву.

О необычной переправе, огурцах для Чукотки и сюрпризе, в котором никто не нуждался

Разговорившись, Петька постепенно забыл о своих огорчениях.

Теперь они ехали по мягкой полевой дороге. С обеих сторон ее то там, то здесь мелькали рощицы, зеленые гривы. Скоро они слились вместе, и пошел молодой лес. То ли после недавно пылавшего дождя, то ли по другой причине сильно пахло полынью и ромашкой, лицо приятно холодил ветерок.

Машина подошла к речке. Судя по всему, раньше здесь был мост. Теперь же от него остались только сваи да несколько повисших на скобах бревен. Все остальное унесло наводнением.

— Веселая картинка! — почесал отец за ухом. — Где же тут трактор, про который мне говорили?

Никто не ответил, но ехавшая в кабине девчонка подошла к обрыву и стала прислушиваться. Она была высокая, стройная, с длинной косой и темной родинкой на щеке.

— Слышите? — сказала наконец она. — Кажется, переправляются. Вон том.

И правда, трактор ворочался и рычал в воде где-то справа. Вынырнув из-за кустов, он некоторое время полз вдоль противоположного берега, потом повернул и пошел поперек реки. За ним на канате, словно бычок на веревочке, тащился заляпанный глиной грузовик. Таким же порядком, на буксире, переправили и отцову машину.

За рекой ехать осталось уже немного. Вскоре дорога обогнула скалистый обрыв, вынырнула из леса, и впереди замаячила Мартьяновка. Деревня в общем была не маленькая, но какая-то бестолковая. Все дома в ней тянулись в два ряда, а улица получалась одна-единственная. Слева от селения, подмывая крутые сопки, текла река, справа зеленели огороды и луг, а дальше за ними поднимались опять сопки.

Бабка сказала сущую правду. Пока ехали по улице. Петька увидел в Мартьяновке и магазин, и почту, и двухэтажную школу. В большом дворе стояло с десяток разных сельскохозяйственных машин, а на крышах нескольких изб торчали даже телевизионные антенны.

Был в деревне и завод. Не автомобильный, конечно, не химический, но вполне приличный. Размещался он в просторном корпусе на берегу речки. С одной его стороны, как на часах, стояла высокая железная труба, виднелся вход в кочегарку, с другой была сделана пристройка, а чуть подальше темнели сараи.

Когда машина остановилась возле завода, Петька решил осмотреть его повнимательнее. Вместе с ним пошла и старшая девчонка, которую бабка называла Верой.

В ближнем сарае бородатый старик составлял в ящики банки с огурцами и тут же их заколачивал. Чуть дальше, под навесом, тетки разбирали жестяные крышки и резиновые колечки к ним.

— Наверно, тут делают консервы, — решил Петька.

— Конечно. Разве тебе не говорили об этом? — сказала девчонка. — В прошлом году из Мартьяновки отравили на продажу миллион банок. Понял? Сотни машин!

— Ну да! К нам, в город?

— И к вам, к в район. Даже на Чукотку, где очень холодно и овощи не родится.

— А какие консервы тут делают?

— Разные. Соленые огурцы, маринованную капусту, томатный сок, яблочное варенье.

Они подошли к двери главного корпуса. Но на ней оказался замок.

— Жалко, — сказала девчонка. — Придется в окно посмотреть.

В ближайшей ко входу комнате Петька увидел огромные корыта, барабаны и какие-то лотки. Дальше за стенкой, стоял станок с ножами, жаровни и котлы, а за котлами поблескивала никелем и лаком машина с ленточным транспортером.

— Сначала овощи моют в барабанах и корытах, — объяснила девчонка. — Затем передают по конвейеру на резку и отваривают или обжаривают. На заводе все делают машины.