Мальчишка кивнул и молча показал на порхавшее над дорожкой насекомое. Тельце у насекомого было длинное, узкое, а брюшко в ярких оранжевых и черных поперечных кольцах. Насекомое держало в лапках маленького паучка и непонятно почему рыскало то вправо, то влево.

— Оса? — догадался Петька.

— Угу. Наездник.

— Почему — наездник?

— Потому. Садится гусеницу верхом, ездит.

Петька живо представил себе осу сидящей в седле на волосатом червяке, подумал, как она щелкает хлыстом, и хихикнул. Мальчишка улыбнулся тоже. А когда рядом сел Коля, не поленился объяснить, что наездники взнуздывают пауков да гусениц не для забавы, а для того, чтобы кольнуть жалом и полуживых отнести на прокорм будущим детям.

Насекомое, за которым следили ребята, должно быть, потеряло норку и потому беспрерывно металось над дорожкой. Посмотрев на него еще немного, мальчишка поднялся, расправил плечи и спросил:

— Есть хочется?

Признаться, что они не завтракали и по-настоящему даже не ужинали, было, конечно, неловко. Однако под ложечкой сосало так, что Петька не утерпел и вздохнул:

— Так хочется, что в брюхе петухи кукарекают.

Мальчишка ушел в дом и через минуту появился на пороге с котелком и двумя чашками. Чашки он поставил на столик у стены избушки, а с котелком направился к костру, в котором еще дымилась головня.

— Ты что? Варить, да? — спросил Петька.

— Нет. Греть. Кашу мясом.

— Кашу с мясом? — У Петьки даже скулы свело. — Знаешь что? Не грей. Ну да! Мы ее так, холодную… Правда, Коля?

Коля, проглотив набежавшую слюну, только кивнул. После того, как друзья вышли из лесу, он опять как-то сжался, угас и не произносил почти ни слова.

Во время еды разговаривать было неудобно: язык едва успевал управляться с кашей. Зато после завтрака Петька разошелся вовсю. Расстелив плащ на траве и улегшись животом кверху, он рассказал мальчишке и о том, как они убежали из деревни, и о рыбной ловле, и о поисках жилища. Не постеснялся вспомнить даже о страхах, которые пережили ночью.

Мальчишка сидел на кедровой чурке, строгал палку и до поры молчал. Вообще Петька заметил, что в поведении нового знакомого с самого начала чувствовалось что-то серьезное, даже чуть-чуть снисходительное. Парнишка слушал, смотрел, а сам как будто посмеивался.

Когда Петька кончил рассказ, мальчишка покрутил головой и прыснул:

— Ох, путешественники! Пошли тайгу, а боятся. Бурундуки норах хохочут.

Петька обиделся.

— Ага! Тебе-то в избушке хорошо. А будь на нашем месте, небось штанами потряс бы!

— Штанами? Потряс?

Парнишка опять засмеялся, отложил нож и вдруг, сунув в рот пальцы, свистнул. Свист получился точь-в-точь такой, какой раздавался в лесу ночью. Петька от неожиданности вздрогнул и даже сел. Вытаращил глаза и Коля. Шутник же, не обращая внимания на удивление ребят, приладил к губам ладони, нагнулся и заревел тигром.

— Ух ты! Здорово! — восхитился Петька. — Значит, это ты пугал нас вечером?

Мальчишка хмыкнул, и лицо его снова стало серьезным.

— Нет. Лесу пугает дурак. Я не дурак.

— А кто же тогда ходил возле дупла. Кровожадные?

— Угу. Кровожадные.

— Кто?

— Да кто ж? Сначала пятнистый олень. Потом козел.

Это было настолько невероятно, что беглецы не поверили. Можно ли, в самом деле, поверить, что олень свистит, как разбойник, а козел ревет страшнее тигра? «Заливает, — решил про себя Петька. — Хочется похвастать, вот и выдумывает».

Однако вслух свои соображения он не высказал. Зачем портить отношения с человеком? Мальчишка же, подметив сомнения ребят, разубеждать их не стал. Доказательства и споры по пустякам, судя по всему, были у него не в чести. Любую мысль он излагал коротко, двумя-тремя фразами. Зато деловито и толково.

Точность и разумность замечаний мальчишки Петька оценил уже во время своего рассказа о побеге. Узнав, например, что беглецы насовали в мешки хлеба, пряников да печенья, парнишка скептически улыбнулся и назвал их телятами. Он считал, что настоящему охотнику или туристу надо брать в лес муку, крупу, сало, а вместо конфет да печенья запасаться сахаром и солью. Петька с Колей над этим сначала посмеялись, но потом подумали и согласились, что мальчишка прав. Стакан пшена ведь не то, что килограмм пряников — места в мешке занимает самую малость, если же сварить из него кашу, можно наесться сразу двоим. А крохотный кусочек сала заменит по питательности не то что килограмм пряников, а даже хорошую банку консервов.

Услышав, что Петька и Коля не смогли из сырых дров разложить костер, мальчишка поднял с земли несколько палочек.

— Такие кругом были?

— Были, — кивнул Петька. — Сколько угодно.

— Тогда смотри.

Он очистил палочку от коры и начал быстро строгать ножиком так, что стружка не отлетала, а постепенно закручивалась колечком. Получился похожий на цветок венчик. Когда таких деревянных цветков набралось штук пять, мальчишка сложил их на куске бересты, прикрыл тонкими веточками и поднес горящую спичку.

— Видали?

Огонь разгорелся самое большое за две минуты.

О древнем племени лесных людей, таежных промыслах и хозяйстве охотников

Все, что ни делал мальчишка, получалось ловко, скоро и красиво. Петька почувствовал к нему уважение.

— А тебя как зовут? — спросил он. — Ты кто?

Мальчишка улыбнулся, но ответил охотно.

— Лянсо Кэмэнка. Вот кто. Ребята зовут меня просто Лян. Я удэге.

— Удэге? А это что такое? Народ, что-ли?

— Ну да. По-русски — лесные люди.

Лесные люди! Отец когда-то рассказывал, что в тайге живут нанаи, тазы и другие народы. Петька слушал его рассказ, как увлекательную повесть о каких-нибудь племенах Африки или Австралии. Но вот теперь рядом с ним сидел настоящий удэге. И не взрослый, а мальчишка.

Сообразив, что на его долю выпала неслыханная удача, Петька мигнул Коле и начал рассматривать Ляна еще внимательнее. По глупости думалось, что в нем откроется что-нибудь особенное, совсем не такое, как в других людях. Но Лян оказался, конечно, мальчишкой, как все. Ростом он был примерно с Петьку, разве чуть-чуть стройнее да худощавее. Смуглым лицом с черными смышлеными глазами смахивал на Колю. А одежду и обувь носил и вовсе обыкновенные — кирзовые сапоги с широкими голенищами, простые штаны да ситцевую рубаху. Единственное, что отличало его от беглецов, это головной убор. Вместо кепки или тюбетейки маленький удэге носил накомарник. Задний матерчатый клапан накомарника, как матросский воротник, спускался на спину, а сетка была заброшена на затылок.

В иное время, в другой обстановке такой неромантичный вид лесного человека Петьку, наверно, разочаровал бы. Какой же это лесной житель, если он почти в точности похож на городских мальчишек? Но в эту минуту было не до разочарований.

Пока ребята таращили на него глаза, Лян рассказывал о колхозе «Таежный следопыт», где работают его родители. Входят в этот колхоз, говорил мальчишка, только удэге да нанаи. Занимаются они охотой да рыболовством и живут не где-нибудь возле города, а в самом глухом районе края, у большой речки. В зимнюю пору охотники — и молодые и старые — уходят на сотни километров от дома, ловят в тайге капканами соболей, стреляют белок, бьют на мясо медведей да кабанов. Всю добычу сдают потом государству, а государство обеспечивает их хлебом, одеждой и прочим.

Летом, по закону, охотиться не полагается. Однако мужчины-удэге без дела не сидят: ремонтируют в лесу зимовья, заготовляют продукты. Заодно изучают звериные тропы, — узнают, где держатся белки, соболь.

Нынешней весной правление артели решило построить зимовья в той самой долине, где находились ребята. Лет двадцать назад здесь рубили лес, и зверя из-за этого водилось мало. Но потом заготовки древесины прекратились, и, когда охотники приехали сюда на разведку, они увидели, что в распадках развелись и соболя, и норки, и даже редкостные пятнистые олени. Тут же, у речки, была старая избушка. Охотники привели ее в порядок, завезли снаряжение, а потом уехали по делам домой. Вот уже с неделю, дожидаясь их возвращения и охраняя колхозное добро, Лян жил в домике один.