— Пустите меня! — взмолилась Эсуги. — Прошу вас, пустите…

— Ты погорячилась, девочка, — сказал Хэ Пхари, придерживая дверь. — Но быстро остынешь, если подумаешь о бедной омони.

— Я все равно уйду, — промолвила Эсуги, бессильно опустив руки. — Уйду к Юсэку.

— Ради бога! — воскликнул Хэ Пхари и, раздвинув двери, показал рукой на калитку: — Иди. Беги за этим жалким человеком, который так легко ушел. Ты еще глупый ребенок. Когда-нибудь узнаешь, что в мире слез гораздо больше, чем улыбок. Но когда ты увидишь этот мир глазами янбани, поймешь его прелести. Небо одарило тебя красотой не для того, чтобы она завяла в лачуге. Не я, а небо дарит тебе счастье.

Зная свою власть над этим маленьким существом, Хэ Пхари старался быть сдержанным. Много красавиц повидал он в свое время, — были такие, что сразу же признавались ему в своих чувствах. Упрямство других склонялось перед его щедростью. Он их плохо помнил. Их лица походили друг на друга, как маски театра Кабуки. А Эсуги? Она соткана из прозрачного тонкого шелка. Ее юное лицо, открытые, ясные глаза сияли такой чистотой, какую способны излучать только настоящие, без примесей, алмазы. Он любил ее и боялся всего, что могло бы помешать женитьбе.

Сегодня, узнав о чувствах молодых людей, Хэ Пхари пал духом. Не ревность, а страх потерять то, что должно принадлежать ему одному, вывел его из равновесия.

— Не могу понять, зачем тебе этот рикша, от которого несет лошадиным потом? — сказал Хэ Пхари, брезгливо скривив рот. — Не могу также понять, почему ты — бедная девушка — безразлична к подаркам? Твой хозяин не такой уж старый, чтобы питать к нему отвращение. К тому же он богат. Ошибаются все, но, к сожалению, не все прозревают вовремя.

Хэ Пхари собрал с пола вещи и, уходя к себе, попросил Эсуги прибрать разбитую посуду.

Служанка покорно кивнула.

С этого дня Хэ Пхари стали одолевать сомнения в девичьей чистоте Эсуги, и он томился этим, как если бы неожиданно обнаружил в своей обширной коллекции фальшивый камень. Он не мог представить, что хранившийся в его тайнике алмаз, который он считал самым бесценным достоянием, был с изъяном, и глядел на Эсуги с той надеждой и трепетом, с какой злополучный банкрот разглядывает последнюю карту в игорном доме. Хэ Пхари решил повременить со свадьбой до той поры, пока не рассеются его подозрения.

Глава седьмая

ЮСЭК ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

…Уже далеко остался особняк Хэ Пхари, позади кварталы городских домов и лавки торгашей. Где-то совсем рядом за пустырем — родные лачуги. Юсэк мчался так, как никогда еще не бегал.

Вдруг он остановился, привалился спиной к глинобитной стене. Ярость сжимала грудь, душила его. Он слышал, ощущал, как в венах клокочет кровь. Перед взором то и дело появлялось лицо Эсуги — чужой Эсуги.

Ему казалось, глаза ее смеялись, хохотал Хэ Пхари, и прохожие, и небо, и ветер. И все потому, что босой рикша любит красавицу и хотел, сняв с нее золото и шелка, усадить в свою старую, разбитую тачку. Тачки больше нет — она брошена у входа в особняк. Он никогда не вернется за ней, потому что на этой телеге не добудешь золото. Теперь Юсэк знает, как поступить. Нет, он не затянет петлю на шее, он докажет и ей, и ему, и всем другим, что и рикша может прожить без тачки. Махнет он в Россию к золотым россыпям, станет богатым, как Хэ Пхари! Нет, он станет еще богаче! И тогда… Что скажет Эсуги? И все другие? И этот ожиревший маклер, которому случайно повезло. А отец?.. Он болеет. Тетушка Синай, конечно, присмотрит за ним. Только вот захочет ли она опекать его постоянно, может быть, годы?.. Нужно рассказать ей все, убедить ее. Пообещать подарки, какие ей и во сне не снились! Да и у отца что-то скоплено: хватит им пока…

— Мне нужно посоветоваться с вами, тетушка Синай, — сказал Юсэк хмуро, появившись у соседки. — Но поклянитесь, что отец не узнает о нашем разговоре.

— Кого это ты вздумал предупреждать, — рассердилась женщина, продолжая выскребать со дна котелка пригоревшую кашу. — Совет нужен — выкладывай А Синай решит — болтать про то или нет. Синай не любит без нужды раскрывать свой беззубый рот: красоты в том мало, — и, сердито взглянув на Юсэка, отложила работу. — По лицу вижу — натворил что-то. О горе! Что станет с нами, если и тебя упекут туда же, где мой сын!

— Меня не за что прятать, — сказал Юсэк. — Я хочу уйти из этого города…

— Зачем? — спросила Синай озабоченно. Тебя обидели?

Узнала Синай о привязанности Юсэка к Эсуги и прослезилась. А когда Юсэк во всех подробностях описал свадебный наряд, который принес Хэ Пхари, она сказала:

— Да, да, сынок, так уж ведется в жизни. Тонкая перина мягче десяти толстых циновок. Но ты девушку не вини. Бывает и так — любишь одного, а жить приходится не с тем, кого любишь.

— Вы присмотрите за отцом? — спросил Юсэк. — Вы добрая женщина, и вы согласитесь, я знаю.

— Куда ты все-таки нацелился? — спросила Синай. — Не думай, что рана перестанет кровоточить, если ты окажешься за горами и морями. Только время излечивает раны.

— Я пойду в Россию, — сообщил Юсэк и, увидев, как удивленно присела Синай, повторил упрямо: — Да, да, — в Россию! Я должен доказать, что богатым может стать каждый. — Он стыдливо глянул на Синай и добавил: — Так нужно. А вдруг я найду золото. Тогда и переберемся в особняк. И у нас будут еда и радость…

Синай придвинула к нему миску с ухой из рыбьей головы, сказала озабоченно:

— Мой мальчик, золото не лежит на дороге. Земля его прячет так же глубоко, как человек — чувство. Черсу — мой брат — тоже в свое время ушел в Россию, да так и не вернулся. И других знаю — не докопались до этого песка, погибли. Остались навсегда в чужой земле.

— А я вернусь, — уверил Юсэк. — Ведь погибают не все.

Синай только вздохнула. Находясь в постоянной нужде, она не верила в случайное счастье. Небо распорядилось быть ей нищей до конца своих дней, значит, довольствуйся этим. Брат ее Черсу пошел против судьбы и заслужил возмездие. И с сыном Бонсеком случилось несчастье оттого, что полез доказывать свою правоту. Не верила она в удачу Юсэка, но и не перечила. Не хотела отказывать доброму мальчику, который искал выхода из беды. Последние годы Юсэк заменил ей сына. Не будь его — не с кем было бы обменяться словом. Отец Юсэка болел, и она не лезла к нему с разговорами. А Юсэк часто шутил с нею. Привыкла Синай к нему, привязалась. Конечно, она присмотрит за его отцом. Юсэк обнял ее и, то ли от радости, что он свободен и теперь может исполнить задуманное, то ли от предчувствия скорой разлуки с отцом и с Синай, горько вздохнул.

— Чего уж теперь вздыхать, — сказала она. — Сожми кулаки да разгневайся на небо, чтобы оно не больно-то уж окутывало тебя черными тучами, не заслоняло солнца. А горе слезами не смоешь.

Юсэк с благодарностью поглядел на Синай.

Получив согласие тетушки Синай, Юсэк решил, что главное сделано и теперь он может смело отправляться в путь. Но дорог было много, и все они походили одна на другую, как паутина в его лачуге. О России он имел представление самое смутное. Рассказывали, что земля эта с дремучими лесами и болотами, по которым рыщут волки да медведи. И бродят люди с котомками в поисках золота. Нужно было отыскать человека, который побывал в тех краях. Пока он знал только одного — Хэ Пхари. Но нет, он лучше заблудится в тайге, чем ступит на порог особняка маклера. Прошло немало дней, пока Юсэка осенила мысль обратиться к старым рикшам. Эти проныры знают всех своих клиентов, и конечно же среди них найдется кто-то побывавший в России.

А тем временем отец Енсу успел заподозрить неладное и готовился к крупному разговору с сыном.

— Ты почему на расскажешь о своих делах? — спросил он его однажды.

Юсэк насторожился — неужели Синай не сдержала обещания? Впрочем, рано или поздно все равно надо будет сказать отцу правду.

— Где ты оставил коляску? — холодно спросил отец. — Ты одолжил ее кому-нибудь? Или продал?