Изменить стиль страницы

Думается все же, что этот панегирик Шатобриана несколько надуманный, и с трудом верится в искренность приведенных слов, собранных во фразу, претендующую на афоризм. Шатобриан, хотя и очень молодой, был себе на уме и слишком самолюбив, чтобы впасть в ничем не оправданный фетишизм.

Он посетил Виргинию и Мэриленд, впрочем, несколько торопливо, как турист, потом Балтимор, Бостон и остановился на поле Лексингтонского сражения[450], которому посвятил такие напыщенные слова: «Я увидел, — говорит он, — поле битвы Лексингтона, остановился в молчании, как путешественник на Фермопилах[451], чтобы рассмотреть могилу этих воинов из Старого и Нового Света, погибших первыми, повинуясь законам Родины».

Замечательно сказано, только ложно по самой сути; вряд ли стоит идеализировать борьбу тех, кто хотел заставить платить, с не желавшими платить пошлину на чай, стекло и бумагу. Поскольку именно в этом и заключена сущность так называемой американской эпопеи.

Впрочем, Шатобриан, который так красноречиво пел «воины умирали, повинуясь законам Родины», не колеблясь вступил в борьбу с теми, кто во Франции немного позже хотел подчиняться тем же самым законам. Он эмигрировал в Кобленц и так храбро сражался против народа, отстаивающего свои права, что был ранен при осаде Тьонвиля[452]. Истина по одну, заблуждение по другую сторону Атлантики!

Затем путешественник поднялся по Гудзону и отправился в Олбани[453]. У него было рекомендательное письмо к торговцу по имени Свифт, принявшему наилучшим образом молодого француза, который, в свою очередь, поделился с ним проектом исследований. Как человек практичный, Свифт, рассмотрев проект, внес в него многочисленные и очень существенные поправки. Предприятие переставало быть простой туристической прогулкой и превращалось в экспедицию, требующую серьезного материального обеспечения, знания множества индейских и эскимосских местных говоров, предварительной договоренности с испанскими и английскими факториями и, наконец, поддержки французского правительства. Без этого экспедиция могла закончиться только провалом.

Для Шатобриана все это оказалось слишком сложно и недоступно, и он вынужден был отказаться от своего грандиозного проекта, мысль о котором к нему часто возвращалась, даже во время его увенчанной славой старости. «Я не могу не думать о том, — говорит он по этому поводу, обращая взгляд к прошлому, — как бы изменилось мое жизненное поприще, если бы я достиг цели моего путешествия. Годы раздоров, с таким шумом раздавившие несколько поколений, в тишине пролетели бы надо мной, затерянным в этих диких краях на песчаных гиперборейских[454] берегах, где ни один человек не оставил следа своей ноги, мир стал бы другим за это время. Вероятно, я никогда не имел бы несчастья быть писателем. Мое имя осталось бы неизвестным, или же с ним было бы связано одно из тех тихих преданий, которые не вызывают зависти и предвещают не столько славу, сколько счастье. Кто знает, даже если бы я снова пересек Атлантику, не остался бы я в одиночестве с моими открытиями, как завоеватель среди своих завоеваний?»

Покинув Свифта, избавившего его от унизительного провала, а может быть и от худшей участи, Шатобриан пересек территорию штата Нью-Йорк, населенную тогда индейцами, и достиг Ниагарского водопада, оставив ставшее классическим и едва ли не самым прекрасным из когда-либо сделанных описание этого чуда природы…

«Мы пришли к краю водопада, который еще издали извещал о себе страшным ревом. Река Ниагара, вытекающая из озера Эри и впадающая в озеро Онтарио, образует стену воды высотой по перпендикуляру сто сорок четыре фута. От озера Эри до Онтарио река течет с крутым наклоном, и в месте впадения это уже не река, а море воды, стремительные потоки которой обрушиваются в зияющую пасть пучины.

Водопад разделяется на две части и изгибается, как подкова. Между потоками выдается островок, подрезанный снизу водой и нависающий со всеми его деревьями над хаосом волн. Масса потока, устремляющегося на юг, свертывается в огромный цилиндр, потом развертывается в белоснежную скатерть, сверкающую под солнцем всеми цветами спектра; восточный рукав опускается в пугающую темноту сплошным водяным столбом. Тысяча радуг перекрещиваются над пропастью. Ударяясь о дрожащую скалу, вода отскакивает вихрями пены, напоминающими дымы огромного пожара. Сосны, дикий орешник, скалы причудливых форм дополняют картину. Орлы, увлекаемые потоком воздуха, опускаются, совершая круги над заливом, американские барсуки висят на гибких хвостах на концах свешивающихся веток и выхватывают из пропасти трупы разбившихся лосей и медведей».

Налюбовавшись на досуге этим грандиозным спектаклем, Шатобриан решился на рискованный шаг, доступный сегодня всем путешественникам, бродящим по миру с путеводителями Бредшоу[455] или Бедекера[456] в руках, то есть спуститься к подножию водопада. Фантазия тем более странная, что игра, грубо говоря, не стоила свеч, поскольку пропадала всякая иллюзия, как за изнанкой великолепно задуманной декорации.

«…Поскольку индейская лестница была сломана, я решил, вопреки увещеваниям моего проводника, отправиться к низу водопада в то место, где он падает со скалистого утеса. Присутствие духа не оставляло меня, несмотря на рев воды и пугающую пропасть, кипевшую подо мной. Я начал спускаться. Когда до дна оставалось сорок футов, стена стала гладкой и на вертикальной скале уже не было ни корней, ни трещин, куда можно было поставить ноги. Я повис на руках и не мог ни подняться, ни опуститься, чувствуя, что пальцы постепенно разжимаются, онемев от тяжести тела. Вряд ли кто-нибудь пережил то, что довелось мне за те десять минут, что я висел над пропастью Ниагары. Наконец руки ослабели, и я упал, но, придя в себя, обнаружил, что жив, похоже без серьезных повреждений, лежу всего в полудюйме от пропасти на голой скале, о которую непременно должен был разбиться, но когда холод воды начал пронизывать меня, я понял, что не все так хорошо, как показалось сначала. Я почувствовал непереносимую боль в левой руке, она была сломана ниже локтя. Мой проводник побежал за дикарями, которые с большим трудом подняли меня при помощи веревки, сплетенной из бересты, и взяли к себе…»

Едва оправившись после падения, Шатобриан устремился подробно осмотреть озера, где, впрочем, не узнал ничего нового, но счел себя обязанным с пафосом, иногда раздражающим и почти всегда гиперболическим, описать очень простые вещи и события, для которых было бы достаточно простого рассказа. Из района Великих озер он перебрался в штат Огайо[457], пришел по обыкновению в восторг от монументальных руин, ни происхождения, ни назначения которых он сам не понимал, но подробно объяснил человечеству в претенциозном стиле, увы! невежественного молодого человека!

Из Огайо он перешел в долину Миссисипи и проник в Луизиану, ставшую испанской, перед тем как на какое-то время снова стать французской, а потом войти посредством финансовых операций в американскую конфедерацию.

Вид заходящего солнца вдохновил его на описание, очень позабавившее исследователей и ставшее для них чем-то вроде забавного анекдота.

«Солнце упало за пологом деревьев, окружающих долину; по мере того как оно садилось, движения теней и света рисовали волшебную картину: там луч пробился через купола деревьев и блестел, как кроваво-красный рубин в темной листве; здесь свет разливался между стволами и ветвями и проецировал на газоны перекрещивающиеся колонны и подвижные сетки… Животные, как и мы, внимательно созерцали это величественное зрелище: крокодил, повернувшись к дневному светилу, выпускал из своей распахнутой пасти озерную воду красочными снопами; взгромоздившись на высохшую ветку, пеликан по-своему восхвалял владыку природы, и лебедь поднимался над тучами, чтобы благословить его…»

вернуться

450

Здесь произошло одно из первых сражений Войны за независимость (см. примеч. к предыдущей главе).

вернуться

451

Фермопилы

— горный проход, соединяющий Северную Грецию со Средней. В ходе греко-персидских войн, в 480 году до н. э., этот проход героически оборонял от персидских полчищ отряд из 300 спартанцев под водительством царя Леонида. Спартанцы погибли, но задержали продвижение врага, дав возможность своим соотечественникам перегруппировать силы и отразить нашествие персов. Сражение у Фермопил на века стало примером воинского мужества и беззаветной любви к своей отчизне.

вернуться

452

Тьонвиль

— город на севере Франции, близ современной франко-бельгийской границы. Речь идет о событиях франко-прусской войны 1792 года.

вернуться

453

Олбани

— город на реке Гудзон, столица штата Нью-Йорк.

вернуться

454

Гиперборейский

— то есть расположенный далеко на севере (от античного названия жителей крайних северных земель Европы — гипербореи).

вернуться

455

Бредшоу

Джордж (1801–1853) — английский издатель, который с 1839 года начал выпускать подробные железнодорожные расписания. В 1847 году вышел первый путеводитель Бредшоу по железным дорогам Европейского континента; впоследствии фирма Бредшоу стала выпускать путеводители с подробным описанием достопримечательностей различных стран и городов.

вернуться

456

Имеются в виду популярные путеводители, выпускавшиеся фирмой, основанной в 1827 году в немецком городе Кобленце Карлом Бедекером. Первый путеводитель был выпущен в 1829 году (по Кобленцу), но широкая известность пришла к фирме в 1832 году, когда был выпущен путеводитель по Рейну от Майнца до Кельна. Путеводители Бедекера, вследствие всестороннего охвата достопримечательностей, богатства деталей и профессиональных комментариев стали образцовыми в этом виде литературы. Их название стало нарицательным для обозначения справочника для путешественников. С 1846 года фирма Бедекер стала выпускать путеводители на иностранных языках, прославившие ее во всем мире.

вернуться

457

Штатом Огайо стало только в 1803 году, то есть значительно позже путешествия Шатобриана.