Совсем юный, без военного прошлого, если не считать воспитания, получаемого тогда молодыми людьми его возраста и социального положения, Лафайет, хотя перед отправлением из Франции ему была обещана высокая должность в армии инсургентов, рисковал не получить ничего. Его требования к членам Конгресса свидетельствуют о скромности, бескорыстии и желании быть полезным делу борьбы за независимость. Он попросился служить без жалованья в качестве простого солдата. Депутаты понимали, что они могут и должны сделать из этого молодого, полного энтузиазма человека нечто большее, чем примитивного оруженосца. Ему присвоили звание генерал-майора по решительной рекомендации Вашингтона, на которого молодой француз произвел очень сильное впечатление.

Главнокомандующий американскими вооруженными силами был тогда во власти мрачных забот, вызванных после первых успехов неудачами, преследовавшими одна за другой дело борьбы за независимость. Это был человек сорока пяти лет, родившийся в Бридж-Крик в Виргинии 22 февраля 1732 года[412]. Первый свой воинский подвиг он совершил против французов, обосновавшихся на берегу Огайо, и показал в этом трудном деле смелость, осторожность, энергию и решительность. Ему тогда было только девятнадцать лет[413]. Потом борьба за границы между англичанами и французами помогла ему развить врожденные качества воина и командира.

Успехи закончились, и начались неудачи. Вашингтон сердцем почувствовал, что Англия скоро нанесет тяжелый удар, и начал концентрировать силы, собирать их в кулак.

Лафайет своей юностью и благородным энтузиазмом на какое-то время оторвал полководца от горьких мыслей, как будто вид этого молодого человека, олицетворяющего Францию, подсказывал ему возможность помощи, которую настойчиво просил Франклин и на которую едва осмеливался надеяться.

Прошло 4 июля. Отпраздновали первую годовщину провозглашения независимости, и национальное знамя, усеянное серебряными звездами, впервые было поднято под аплодисменты толпы, заполнившей Филадельфию и проследовавшей кортежем за членами Конгресса.

Два месяца спустя внезапно пришла дурная весть. Вашингтон, отступив за Делавэр, был разбит на Брэндивайне, протоке этой реки. В этом же сражении 11 сентября 1777 года Лафайет, который в глазах главнокомандующего вел себя как герой, получил ранение.

Это поражение не было неожиданным и никого не деморализовало. Главнокомандующего менее, чем других. Его осторожность, энергия, настойчивость приумножили и без того высокое доверие, которым он пользовался среди своих соратников по борьбе во имя торжества американской независимости. Тем не менее его задача скоро станет еще более тяжелой. Англичане, отказавшись от попыток непосредственно преодолеть энергию сопротивления северных штатов, решили ударить в самое сердце Конфедерации, напав на Нью-Йорк и Филадельфию и завладев центральными колониями.

После тщетных попыток защитить эти важные пункты, Вашингтон то и дело отходил за реки Делавэр и Гудзон, но всегда без потерь, не оставив на поле боя ни одного человека. 30 сентября англичане вошли в Филадельфию, за три дня до того эвакуированную Конгрессом[414].

Впрочем, англичане очень скромно оценивали эту победу, не питали особых иллюзий, что сумеют завладеть городом, где заседал Конгресс. Они знали на собственном опыте, что Вашингтон держится хорошо, и с беспокойством поглядывали в сторону Франции. Капитуляция Бургойна в Саратоге 17 октября[415] ухудшила положение их дел и ускорила принятие решений на переговорах, которые ловко и с беспримерным упорством вел в Версале старик Франклин. Вся Америка с нетерпением и тревогой ждала результатов.

Тотчас из Бостона отправился фрегат, чтобы объявить во Франции об успехе в Саратоге, и через несколько дней после его прибытия комиссары молодой республики вступили в переговоры с месье де Верженном[416]. Несмотря на естественную поспешность, впрочем, вполне оправданную непрочным положением по другую сторону Атлантики, они длились семь полных недель и закончились, как известно, заключением союзнического договора, подписанного 6 февраля 1778 года между Францией и Америкой[417]. Это была огромная услуга, оказанная нашей страной американской нации, которая одна, очевидно, не смогла бы долго продержаться против Англии. Франция щедро тратила свою кровь и свое золото, а в награду не получила ничего, кроме черной неблагодарности.

Спустя месяц после подписания договора был составлен флот из двенадцати линейных кораблей, четырех фрегатов и большого количества транспортов. Этим флотом командовал адмирал д’Эстен[418], герой индийской войны[419], заклятый враг англичан. Д’Эстен поднял свой флаг на «Лангедоке», девяностопушечном корабле, на котором находился также Жерар де Рейневаль[420], первый уполномоченный Франции в США.

Адмирал начал операции, преследуя английскую эскадру, которая укрылась в бухте Сенди-Хук[421]. Но, поскольку два главных корабля «Лангедок» и «Тоннан» имели слишком большую осадку, чтобы пройти по неглубокому фарватеру, д’Эстен должен был стать перед Род-Айлендом в заливе Наррагансет[422], пока Лафайет и американские генералы высаживались на этом острове, расположенном вблизи континента[423], и вели наступление в сторону Провиденса[424]. Д’Эстен обошел мели и вышел к фарватеру, который вел к Ньюпорту, главному городу острова (8 августа 1778 г.). Напуганные англичане сами подожгли пять фрегатов, два корвета и несколько складов, чтобы они не достались французам. Развивая свой успех, французский адмирал высадил свои войска 10 августа, когда появилась английская эскадра адмирала Хоу. Снова пройдя узким фарватером, д’Эстен предстал перед англичанами, чтобы предложить им бой. Но в ночь с 11 на 12 августа, когда обе эскадры встали в боевой порядок, налетел страшный ветер и раскидал корабли. Ураган продолжался сорок часов. «Лангедок», потерявший мачты, лишившийся руля, полузатопленный, был встречен пятидесятичетырехпушечным линейным английским кораблем, которого пощадила буря. Несмотря на безнадежное состояние своего флагмана, д’Эстен защищался с такой энергией и мощью, что англичане, считавшие, что он уже в их руках, вынуждены были отойти с серьезными повреждениями. «Лангедок» удалось отремонтировать прямо на воде лучше, чем можно было ожидать, он присоединился к остальным кораблям эскадры и пришел на свою якорную стоянку перед Ньюпортом. Но, поскольку было действительно невозможно продолжать кампанию с довольно потрепанными кораблями, пришлось отвести эскадру в Бостон для ремонта.

Мог ли подумать храбрый моряк, не щадивший себя в бою, что по прибытии будет оскорблен бостонцами, которые обвинят его в измене![425] Словно уже сейчас янки[426] демонстрировали свой чудовищный эгоизм, впоследствии ставший отличительной чертой этой нации, неспособной подняться над заурядной спекуляцией!

Произведя мощный бросок по направлению к Антильским островам, захватив три линейных корабля, двадцать торговых судов, д’Эстен атаковал Гренаду, вынудил капитулировать ее защитника лорда Макартнея, который сдался с 800-ми солдатами, 3-мя знаменами, 102-мя пушками, 16-ю мортирами[427], 30-ю торговыми судами. Подошел флот лорда Байрона[428], но слишком поздно, чтобы можно было помочь Гренаде. Д’Эстен, хотя и раненный, приказал атаковать английский флот и вынудил его, потерявшего управление, укрыться на Сент-Кристофере.