– Папаша, будь любезен, заткнись!

Он и вправду замолчал. Но лишь на мгновение. После чего начал раскачиваться взад-вперед и бормотать:

– Я знаю… Я знаю кто ты… Ангел Смерти… Ты забираешь души грешников…

– Да что с тобой такое? – простонал я, отвернувшись от бродяги. У него, похоже, крыша съехала.

– Забавные вещи… Творятся забавные вещи… Брат стреляет в брата… Сын убил отца… Забавные вещи…

– Фрэнки! – я подскочил к двери камеры и стал колотить по стальным прутьям. – Фрэнки, забери меня отсюда!

– А ну прекрати! – рявкнул подоспевший на шум охранник. – Хочешь, чтобы я позвал капитана?

– Не сочтите за услугу, – улыбнулся я. Но охранник шутить не собирался.

– Я тебе сейчас башку проломлю! – он отцепил с пояса дубину и ударил по прутьям. Вернее, по пальцам, вцепившимся в них. Боль обожгла сознание, я заорал и отступил.

– Симмонс, ты какого чёрта делаешь? – этот голос был мне знаком. Кастелло вдруг вздумалось меня навестить. Очень кстати.

– Да этот засранец расшумелся, – виновато произнес охранник.

Фрэнки пристально посмотрел на меня и приказал:

– Оставь меня с ним, – охранник не сдвинулся с места. Не хотел терять хлебное место только из-за того, что капитану вдруг вздумалось поиграть в доброго полицейского. – Живо! – крик Кастелло всё-таки заставил этого садиста выскочить в коридор и скрыться за углом.

– Ты что творишь? – прорычал Фрэнки. – Хочешь неприятностей?

– Фрэнки, дружище, что я тебе сделал, что ты засунул меня в одну камеру с этим психом? – я кивнул на бродягу. Реакция Кастелло на старика была совсем не такой, какой я ожидал.

– Карлос? – почти прошептал Фрэнки, глядя на моего сокамерника. – Он говорил с тобой?

– Если бы говорил. Такую чушь нес, у меня мозг едва не взорвался!

– Симмонс! – крикнул Фрэнки. Охранник появился, словно из-под земли. – Выпусти его, – он ткнул в меня пальцем.

Симмонс послушно открыл дверь камеры. Я, не веря своим ушам, осторожно вышел.

– Что за дела? – удивленно спросил я Кастелло.

– Идем в мой кабинет, – если это и была просьба, то слишком уж настойчивая. – Хочу услышать эту самую «чушь».

За сутки я уже второй раз входил в кабинет Фрэнки, и это было недобрым знаком. Не то, чтобы Кастелло был антиподом кроличьей лапки, просто я не особенно любил нарушать наше с ним негласное правило – все встречи вне департамента. Конечно, вчера мне всё же пришлось здесь нарисоваться, но лишь потому, что я не мог ждать до утра. Я вообще не умею ждать. Кажется, что мир превращается в сонную муху, неспешно ползущую по циферблату часов. И так хочется её пришлепнуть, чтобы не действовала на нервы.

– Сигару? – Фрэнки внезапно расщедрился. Обычно его неприкосновенный запас не попадал в чужие руки. Вентилятор под потолком наполнял комнату едва слышимым фоновым шумом, под который жутко хотелось спать.

– Благодарю, – я выхватил из желтой деревянной коробки «скатанную на бедрах мулатки» дрянную сигару из ближайшего магазинчика, из тех, что держат нелегалы, и закурил. – Если бы я не знал тебя так давно, решил бы что ты такой же чокнутый, как этот старикашка…

– Карлос – не чокнутый, заруби себе это на носу! – резко оборвал меня Кастелло. – Три года назад у него сгорел дом. Дом, в котором находились его сын и полуторагодовалая внучка. Не дай Бог кому-нибудь пережить такое.

– Господи… – я едва не потерял дар речи. Ещё один несчастный, чью жизнь раздавила, как яйцо, жестокая рука судьбы. – Значит, он из-за этого… ведет себя странно?

– Это не то, что ты думаешь, – Фрэнки зажал в зубах сигару и прикурил от длинной спички. – После трагедии у Карлоса появились некие способности. Они проявляются стихийно, думаю, старик и сам не знает, когда ждать очередного сюрприза от своего разума. Но когда это случается, он может видеть то, о чем ты думаешь. Причем не только с твоей точки зрения, но как будто бы со всех сторон. К примеру, если ты думаешь о жене, которая готовит тебе дома ужин, он может рассказать тебе, сколько соли она положила в суп и какой ложкой его мешает. В это трудно поверить, да я и сам не верил, пока не столкнулся. Его постоянно задерживают за бродяжничество, тут я, к сожалению, не смог для него ничего сделать, от приюта он отказался. Так вот, Майк, несколько раз Карлос оказывался рядом с нашими детективами… – Кастелло остановился, словно переводя дух. – Мы так раскрыли четыре убийства и две кражи. Это были «висяки», ни улик, ни свидетелей, ни надежды на то, что на папках появится штамп «закрыто». А старик увидел и в припадке рассказал нам. Сумбурно конечно, сперва мы вообще не придали значения его словам. Николсон обратил внимание на некоторые детали рассказа и решил сопоставить слова Карлоса с тем, что было известно нам по первому из дел. И всё сошлось! «Маленький тяжелый мальчик постучался в дверь, а ему не открыли. Красное. Зачем пачкать. Он новый». Генри Блэра убили выстрелом через дверь в его загородном доме. Через день, как он его купил.

– Прямо ребус какой-то, – улыбнулся я. – Я не люблю разгадывать ребусы. И во всякую паранормальную чепуху не верю.

– Просто скажи, что он говорил тебе. А верить я тебя не заставляю.

– Он назвал меня Ангелом Смерти, забирающим души грешников. А потом завел пластинку про то, как брат стреляет в брата, а сын убивает отца. Жуткая семейка, а?

– Брат стреляет в брата… – пробормотал Кастелло, никак не отреагировав на мои последние слова. – Ты ведь наверняка о Николь думал. Тебе же покоя не дают её формы. Значит, это как-то связано с её делом.

– Я в нем братьев не заметил, – покачал я головой. – Да и стреляла только пушка Сердж… – до меня вдруг дошло, о каких братьях шла речь. – Пробирочники!

– Браво, Майк, тебе пора переходить к нам работать, – усмехнулся Фрэнки. – Но если с братьями всё ясно, то как быть с сыном, убившим отца?

– Если предположить, что отец – Александр Вэнс, то сыном может быть созданный им в пробирке тип с дикой жаждой мести за свою судьбу. Если Вэнс и правда раньше работал с пробирочниками, у него наверняка должны были сохраниться какие-то записи, файлы, да что угодно, что могло бы помочь нам разобраться во всём этом. Надеюсь, с ордером проблем не возникнет? – повел я бровью.

– Эй, эй, – запротестовал Кастелло. – А федералы? У меня вообще-то четкий приказ в отношении них.

– В какой-то мере мы им же и помогаем, – злорадно произнес я, почувствовав, что Фрэнки наконец-то возвращается на мою сторону. – Не откажешь мне в удовольствии ещё раз прокатиться на твоём драндулете?

Забавно. Я всегда думал, что на правильной стороне. Что вышибать дурь из преступивших закон – дело хорошее. Что деньги, которые дала Николь, были платой лишь за её личную месть, и я не имел права зачехлять «Беретту» после смерти убийцы её мужа. Что я должен был докопаться до истины. И если кроме водителя «Плимута» в смерти Вэнса был повинен кто-то ещё, сделать столько выстрелов, сколько потребуется. Но сейчас мне жутко не хотелось идти дальше. В некотором роде я начал понимать парня, навсегда закрывшего глаза мужа Николь. Он искал того дьявола, что создал для него ад, который назвал жизнью. И он его нашел.

Дождь всё ещё моросил. Его холодные слёзы бежали по лобовому стеклу и исчезали с взмахом дворников. «Форд» Кастелло мчался по улицам со скоростью, миль на двадцать в час превышавшей разрешенную. Фрэнки это не заботило. Так же, как и меня. Он тоже хотел докопаться до истины, понять, кто толкнул первую костяшку домино в этой извилистой цепочке. И едва не пропустил дом Николь, когда мы выехали на Корветт-драйв. В последний момент его нога ударила по тормозам, меня чуть не задушило ремнем.

– Ну, вот и приехали, – сказал он без тени каких-либо эмоций. Просто констатировал факт. Ему не меньше моего хотелось найти, наконец, в этом деле ниточку, которая выдержит всю тяжесть случившегося. Но выходить Фрэнки не спешил. Во-первых, по его мнению, то, что он умудрился выбить из прокурора в обеденное время ордер на обыск, меня ко многому обязывало. Например, к тому, что это мою душу будет истязать совесть, когда я буду объяснять Николь, что должен сделать. А во-вторых – фургон федералов снова стоял напротив дома Вэнсов на противоположной стороне улицы. Этого ещё не хватало. Похоже, я произнес свои мысли вслух, потому что Фрэнки ухмыльнулся и сказал: