– Помогите мне… – слетело с дрожащих губ.
Свет, втискивавшийся в кабинет сквозь мутные окна, падал на сидевшую на диване гостью под несколько неестественным углом, отбрасывая соблазнительной формы тени на её дерзко поднятую вверх грудь. Словно чья-то рука, поглаживающая нежного цвета кожу в районе декольте. Женщина перестала плакать и рассказала нам свою историю, сбивчиво и невнятно. Было видно, что она испытала сильный шок, он перевернул и хорошенько встряхнул мир перед её глазами. Я предложил ей кофе, но она отказалась.
Её звали Николь Вэнс. Она была обычной домохозяйкой. Из тех, что я склонен называть настоящими женщинами, теми самыми, что традиционно хранят домашний очаг и согревают холодными ночами своим горячим телом. Её муж, Александр Вэнс, работал на фабрике, выращивавшей органы для трансплантации. Он программировал «грядки», на которых из одной-единственной клетки чёртовы умники умудрялись выращивать сердца, глаза и почки. Я ненавидел этих стервятников. Они выращивали не крупицы надежды для безнадежно больных, а мясо для элитных магазинов. Дети умирали в палатах, на руках у врачей, в то время, как заплатившие больше жирные коты ставили предназначавшиеся другим детали в холодильник. В этом продажном мире иначе и быть не могло. Без звонкой монеты в кармане ты уже был трупом. Никому не нужным трупом.
Вчера утром, когда Николь вышла из дома проводить мужа до машины, будто бы из ниоткуда на тротуар выскочил серый «Плимут». Не сбавляя скорости, ударил в Александра, и скрылся. Бедный Вэнс. Жаждавший крови металл переломал ему кости, одно ребро вонзилось в легкое. Александр умер до приезда неотложки. На руках у своей жены.
– У вашего мужа были враги? – спросил я, не в силах оторвать взгляд от груди женщины. Мне жутко хотелось освободить эти прекрасные формы от стеснявшей их, пусть и безвкусной, одежды. Хотелось накинуться, подобно хищнику, на Николь, сорвать с нее это чёртово платье и покрывать поцелуями всё её роскошное тело, дюйм за дюймом. И я ничего не мог с этим поделать.
– Нет… – тихо отозвалась Николь. – Он никогда ни с кем не ссорился. И на меня никогда голос не повышал…
– А номер машины вы запомнили? – перебил её Серджио. Толковый малый, ещё год назад он и не додумался бы до такого вопроса. И до того, что клиенток в таком состоянии нельзя опрашивать иначе. Потому что они начнут выливать боль прямо на пол твоего кабинета. Вывернут души наизнанку, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. Я понимаю их как человек. Но как детектив не могу это принять.
– Всё произошло так быстро… – прошептала женщина, еле держа себя в руках.
– Может, видели с Александром кого-то постороннего? – был мой черед делать выстрел шлифованной пулей вопроса.
– Он практически ни с кем, кроме родителей, не общался. Александр ведь постоянно работал. Вечно задерживался на работе, брал работу на дом. Я тоже его почти не видела… – ах, крошка, если бы ты была моей, ты бы меня не только видела, ты бы ощущала мой жар каждую минуту. Ты бы таяла в моих руках, как кубик льда в бокале виски. И сходила бы с ума от наслаждения…
– Хорошо, мэм, считайте, что ваш заказ принят, – сказал я Николь, изо всех сил пытаясь побороть возбуждение, выжигающее мне мозг изнутри. Наконец, мне удалось запереть дикого, необузданного зверя в клетке, но долго тонкие прутья самоконтроля не продержатся. – Оставьте аванс в триста кредитов. Остальное – после того, как мы найдем убийцу и расправимся с ним тем способом, который вы предпочтете. Если желаете, можете присутствовать при этом.
– Нет! – Николь побледнела. – Мне достаточно будет просто знать, что мой муж отмщен.
– Как пожелаете, – я встал с кресла и подал женщине руку. Она поднялась, достала из сумочки деньги и протянула мне. Я убрал их в бумажник, помог Николь надеть плащ и проводил до дверей. – Звоните, если что-то вспомните.
– До встречи, – тихо сказала женщина и растворилась в утреннем тумане.
– Ну и что со всем этим делать? – послышалось сзади. Серджио спустился следом за мной, неслышно, точно дикий кот. Меня всегда заставляла вздрагивать эта его способность. – «Не видела», «не знаю», «не запомнила»…
– Поедешь на фабрику, – ответил я, закрыв дверь. – Расспроси коллег Вэнса, может, будет толк.
– А ты? – нахмурился Серджио.
– А я займусь «Плимутом», – я быстро поднялся в кабинет, взял плащ и ключи от офиса, после чего вернулся к Серджио, так и не снявшему с улицы свою черную кожаную куртку. Он часто так делал, чем выводил меня из себя. – Пришло время навестить старого знакомого.
Бледно-желтое такси, кряхтя от старости, неторопливо подъехало к кафе «Дьютимен», что на перекрестке 42-й и Сэйлор-авеню. Я дал водителю помятую двадцатку и вышел из машины. Время было к полудню, небо начали затягивать тучи, обещая вновь омыть своими слезами этот грязный Город. Город, улицы которого ожили муравьиным роем спешащих куда-то людей. Их крики и сигналы автомобилей сливались в жуткую какофонию, от которой разрывалась голова. Я толкнул дверь кафе. Колокольчик, привязанный к ней, нежно зазвенел, и этот звук был подобен распустившемуся на помойке цветку, хрупкому и прекрасному.
В затянутом пеленой табачного дыма заведении народу было немного. У тех, кто работал в этом квартале, в двух высотках – бизнес-центрах и магазинчиках, обеденное время ещё не наступило. Но я знал, что тот, кто мне нужен, уже здесь. И, не говоря ни слова, сел к нему за столик.
– Я ждал тебя, Майк, – невероятно низким голосом произнес сидевший за столиком. Он сидел за этим столиком каждый будний день с девяти тридцати до десяти часов, после утреннего разбора полетов. Почти шесть футов в плечах, толстая шея, глаза слегка навыкате. Тронутые сединой темные волосы. Серый пиджак поверх клетчатой рубашки. И полицейский значок. Фрэнки. Фрэнк Кастелло. Старой закалки капитан городской полиции. Мой хороший знакомый. Когда я выпустил свою первую обойму в уличную мразь, меня арестовали. Но благодаря Фрэнки и его связям дело спустили на тормозах. Он считал, что я прав. Потому что у него тоже была жена, и с ней могло случиться то же, что и с моей. В тот вечер она не смогла поймать такси. Пыталась дозвониться до меня, но я не слышал телефон. Её жизнь оценили в тридцать шесть кредитов. Столько было в её сумочке. Я узнал о том, что случилось с Кларой, только под утро, когда на нее наткнулся случайный прохожий. Полиция практически сразу нашла того, кто это сделал. Кусок дерьма по имени Винсент. Ему не хватало на дозу. В камере эта падаль просидела недолго. Кто-то, толкавший трясущимися руками Винсента дурь, внес за него залог. И тогда я понял, что не могу всё так оставить. Я разыскал эту мразь. В магазине «Беретты» двадцать патронов. И я расстрелял их все. Сначала раздробил пулями кости подонка. Чтобы он скулил от боли. А последним выстрелом вышиб его поганые мозги.
Заметив меня, к нашему столику подошла официантка-китаяночка с необычайно пышными для китаянок формами. На ней была тоненькая белая блузка, через которую проглядывали темные соски, и коротенькая юбочка «гармошка». Здесь все официантки так одевались. И потому в обед в кафе было не протолкнуться. У меня резко подскочило давление, но я всё же совладал с собой и ровным голосом заказал себе кофе и горячий сэндвич. Довольно поздний завтрак. Китаянка, виляя бедрами, удалилась.
– Могу смотреть на этих цыпочек вечно, – расплылся в улыбке Фрэнки. Он достал из кармана пиджака коробочку с мини-сигарами и с наслаждением закурил. – Ты насчет Вэнса?
– Вижу, ты уже знаешь, – недовольно произнес я, взяв из рук вернувшейся официантки кофе и сэндвич. Когда она повернулась, чтобы уходить, я незаметно запустил руку ей под юбочку и пощупал её великолепную попку. Она была теплой и упругой. Мне так захотелось сжать её в руках, сорвав кружевные – как я почувствовал – трусики. Китаянка едва слышно взвизгнула, но по тому, как она вздрогнула, я понял, что она не против. Наклонившись ко мне, она произнесла мне на ухо:
– У меня перерыв через пятнадцать минут. На заднем дворе…