Тау-Кита
В далеком созвездии Тау-Кита
Все стало для нас непонятно.
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно.
На Тау-Ките
Живут в красоте,
Живут, между прочим, по-разному
Товарищи наша по разуму.
Вот, двигаясь по световому лучу
Без помощи, но при посредстве,
Я к Тау-Ките этой самой лечу,
Чтоб с ней разобраться на месте.
На Тау-Кита
Чего-то не так,
Там тау-китайская братия
Свихнулась, по нашим понятиям.
Покуда я в анабиозе лежу,
Те Тау-Китяне буянят.
Все реже я с ними на связь выхожу,
Уж очень они хулиганят.
У Тау-Китов
В алфавите слов
Немного, и строй буржуазный,
И юмор у них безобразный.
Корабль посадил я, как собственный зад,
Слегка покривив отражатель,
Я крикнул по таукитянски: «Виват!»,
Что значит по-нашему «Здрасьте».
У Тау-Китян
Вся внешность — обман,
Тут с ними нельзя состязаться:
То явятся, то растворятся.
Мне Тау-Китянин — как вам Папуас,
Мне вкратце про них намекнули.
Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»
В ответ они чем-то мигнули.
На Тау-Ките Условья не те:
Тут нет атмосферы, тут душно,
Но тау-китяне радушны.
В запале я крикнул им: «Мать вашу, мол!»
Но кибернетический гид мой
Настолько дословно меня перевел,
Что мне за себя стало стыдно.
Но Тау-Киты
Такие скоты,
Наверно, успели набраться:
То явятся, то растворятся.
«Эй, братья по полу, — кричу, — мужики!»
Но что-то мой голос сорвался.
Я тау-китянку схватил за грудки:
«А ну, — говорю, — признавайся!»
Она мне: «уйди,
Мол, мы впереди,
Не хочем с мужчинами знаться,
А будем теперь почковаться».
Не помню, как поднял я свой звездолет.
Лечу в настроенье питейном.
Земля ведь ушла лет на триста вперед
По гнусной теорьи Эйнштейна.
Что, если и там,
Как на Тау-Кита,
Ужасно повысилось знанье,
Что, если и там почкованье?…
«Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса…»
Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса,
Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.
Хорошую религию придумали Индусы,
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою.
Но если жил ты, как свинья,
Останешься свиньею.
Пусть косо смотрят на тебя — привыкни к укоризне.
Досадно — что ж, родишься вновь, на колкости горазд.
И если видел смерть врага еще при этой жизни,
В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.
Живи себе нормальненько,
Есть повод веселиться,
Ведь, может быть, в начальника
Душа твоя вселится.
Пускай живешь ты дворником, родишься вновь прорабом,
А после из прораба до министра дорастешь.
Но если туп, как дерево, — родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком.
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком.
Так кто есть кто, так кто был кем, мы никогда не знаем.
С ума сошли генетики от ген и хромосом.
Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,
А этот милый человек был раньше добрым псом.
Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы.
Удобную религию
Придумали Индусы.
«Один музыкант объяснил мне пространно…»
Один музыкант объяснил мне пространно,
Что будто гитара свой век отжила.
Заменят гитару — электрогораны,
Электророяль и электропила.
Но гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.
Я слышал, вчера кто-то пел на бульваре.
И голос уверен, и голос красив.
Но мне показалось, устала гитара
Звенеть под его залихватский мотив.
И все же опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.
Электророяль мне, конечно, не пара,
Другие появятся с песней другой.
Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
На заслуженный, но нежеланный покой.
Гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.
СПОРТ-СПОРТ
Про конькобежца-спринтера, которого заставили бежать на длинную дистанцию
Десять тысяч и всего один забег остался.
В это время наш Бескудников Олег зазнался.
Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил. И сгинул.
Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол.
Я ж на длинной на дистанции помру, не охну.
Пробегу всего, быть может, первый круг и сдохну.
Но сурово тренер мне: Что за дела? мол, надо Федя,
Главное, чтобы воля тут была к победе.
Воля волей, если сил невпроворот, а я увлекся,
Я рванул на десять тыщ как на пятьсот, и спекся,
Подвела меня, ведь я ж предупреждал, дыхалка.
Пробежал всего два круга и упал, а жалко.
И наш тренер, экс- и вице-чемпион ОРУДа,
Не пускать меня велел на стадион, иуда.
Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке,
А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!»
Жалко тренера, он тренер неплохой, ну бог с ним.
Я ведь нынче занимаюсь и борьбой и боксом.
Не имею я теперь на счет на свой сомнений.
Все вдруг стали очень вежливы со мной, и тренер.