Мы на КП батальона саперов-сталинградцев майора трижды орденоносца Атамась, действующих в подвале взорванного дома. Свет от движка освещает офицеров, склонившихся над картой города. По подвалу гулко разносится голос московского диктора, передающего известия с фронта.

Саперы, взрывая двухметровые стены, поднимая в воздух тысячетонные баррикады, шагают сквозь разорванные каменные громады; по глыбам металла и кирпича продвигаются пехота и пушки. Шесть раз проникала во вражий тыл со взрывчаткой, толовыми шашками и бутылками с горючей смесью группа старшего сержанта Скаткова. Она выкурила осажденных из шести домов, превращенных в крепость. Пробравшись ночью в квартал, занятый гитлеровцами, сапер Гречко не успел к рассвету выполнить задачу и уйти. Он провел тридцать шесть часов в тылу противника, взорвал восьмой на своем счету дом, в котором держались фаустпатронщики, и благополучно вернулся.

В полуразрушенном доме — КП полка кавалера трех боевых орденов Ивана Федоровича Банатина. Его батальоны одними из первых форсировали Днепр. Тогда когорта Героев Советского Союза приняла под сень своей славы группу лучших воинов полка. Трое из них ведут сейчас бои на улицах, вернее, в домах Бреслау. Полковой знаменосец Герой Советского Союза Иван Федорович Крашенинников пронес боевой стяг к центральным районам Клеттендорф и Клиттерн. Адъютант полка Герой Советского Союза Степан Григорьевич Ситник во главе штурмовой группы пробрался на территорию крупного завода и внезапно, ночным ударом, овладел им. Рота Героя Советского Союза Николая Федоровича Жуковского круглосуточно поддерживает образцовую связь между штабом полка и его батальонами. Среди наступающих нет двух воспитанных полком Героев Советского Союза: майоры Рашутин и Филимонов — слушатели военной академии. Мы были на КП полка, когда из Москвы в Бреслау пришло письмо от Филимонова. Друзья успешно учатся и ждут возвращения в ряды однополчан. В этот день заканчивался бой за огромный дом, занимающий целый квартал: подвалы и два этажа — в наших руках. Третий и четвертый очищаются от фаустпатронщиков и гранатометчиков.

И вот бастионы, подземные казематы Бреслау капитулировали. Мы едем по его центру, мимо завалов и баррикад. На одной из них — плакат: «Стой, проезда нет. Фронт!» Да, он проходил здесь. Потеряв захваченные советскими войсками аэродромы, гитлеровцы соорудили непосредственно в городе на Кайзерштрассе огромное летное поле. Здесь на территории около двух километров были взорваны все дома. Тысячи узников лагеря Бурквейде круглосуточно, подгоняемые плетьми, расчищали завалы, утрамбовывали летное поле, куда по воздуху доставлялись людские резервы и баррикады.

…Массивная башня, носящая имя знаменитого химика Либиха. В ее подземельях-казематах помещался штаб командующего группировкой генерала Нихофа. Страшась окружения, Нихоф и его сподручные перебрались в подвалы городской библиотеки на Зандштрассе, превращенные в неприступные крепостные казематы. В подземных комнатах-отсеках брошено множество оружия, вплоть до крупнокалиберных пулеметов, карты фронта, бутылки из-под шампанского. На столе — последний номер «Шлезише тагесцайтунг», датированный 6 мая 1945 года. В час, когда газетка, вещая об успехах гарнизона Бреслау и о непоколебимости его духа, вышла в свет, фашистские парламентеры с белыми флагами пробирались в наш штаб. Они подорвались на собственных минах. Послали других. Через несколько часов к нейтральной зоне потянулось фашистское воинство, сдающее оружие. В 18 часов 45 минут 7 мая радиостанция группировки передала сообщение о том, что прекращает работу.

Постепенно на улицах появляется население, проведшее три месяца в подвалах. Вальтер Лассман — пастор Иозефкирхе, которую эсэсовцы взорвали, чтобы расчистить территорию для аэродрома, — хочет узнать в нашей комендатуре, где он теперь сможет вести богослужение. Но его возможные прихожане решают более актуальную проблему: они принимаются за очистку и уборку города.

Победа Советского Союза, восстанавливая историческую справедливость, вскоре откроет древнему Вроцлаву путь к воссоединению в лоне родного польского государства.

На этом можно было бы поставить точку, если не упомянуть об одном, если хотите, чрезвычайно «трудном» утре.

Еще в 1944 году мне разрешили пользоваться радиоприемником: он был нужен для ориентации и проверки прохождения в эфире материалов. Корреспонденты газет могли прочесть посланное ими с фронта; переданное в эфир живет несколько минут. Не имея приемника, приходилось месяцами бывать в неведении о результатах своей работы. Приемник был со мной и в Прибалтике, и в Германии. Тем, кто разрешил мне это отступление от тогдашних строгих правил, я дал слово, что не подведу их. Геббельсовскую брехню я ни разу не слушал, но за «Последними известиями» на французском языке, передаваемыми из Лондона, я следил, если улучал свободное и удобное время. Некоторые из моих товарищей не без насмешки относились к моей пунктуальности в держании языка за зубами; они не видели греха в том, если корреспонденты в своем кругу послушают и то, что тогда слушать не полагалось. Но я терпеливо переносил уколы, оставаясь при убеждении, что у войны законы строгие и непреложные.

Берлин был взят. Завершение войны представлялось вопросом нескольких дней.

И вот настало это очень «трудное» утро. Я перехватил первое в мировом эфире сообщение из Фленсбурга о капитуляции Деница. Сказать об этом нельзя было никому: сообщение могло не подтвердиться; малейшее размагничивание способно было принести вред. И действительно, на нашем фронте группа фельдмаршала Шернера, уклоняясь от капитуляции, прорывалась с боями на запад.

Но как трудно было хранить в себе самом радостное сообщение! И кому — корреспонденту, призванному не только первому схватывать новость, но и делиться ею с теми, от контакта с которыми во многом зависит его осведомленность. А тут пришлось быть хранителем тайны, пока она перестала ею быть, до того, когда о событии, которого наш народ ждал 1418 дней, торжественно возвестил ликующий голос Москвы.

Павел ТРОЯНОВСКИЙ. СОЛДАТСКИМИ ДОРОГАМИ

Телеграмма из редакции:

«Вам выезжает Константин Симонов тчк Помогите ему выполнить важное задание редакции тчк Очень надеюсь на вас тчк Вадимов».

Бывало вот такое с главным редактором газеты «Красная звезда» Давидом Иосифовичем Ортенбергом (Вадимовым) во время войны. Он иногда перебарщивал в желании сделать хорошее еще лучше. Как будто бы без директивы из Москвы мы, фронтовые корреспонденты в Туле, не встретили бы как следует Симонова, не помогли ему.

Симонов есть Симонов. Его любили и уважали не одни читатели «Красной звезды», «Правды», слушатели Всесоюзного радио, ценители поэзии. И уж конечно же тепло и сердечно относились к нему в дружном коллективе фронтовых корреспондентов. А меня плюс ко всему этому связывало с Константином Михайловичем боевое товарищество по Халхин-Голу.

Шел декабрь 1941 года. К этому времени Симонов был именитым военным корреспондентом, большим публицистом и поэтом — его военные стихи читались взахлеб.

Но только, наверное, мы, работники «Красной звезды», хорошо ведали о том, как познавал Симонов войну, как вырабатывал и оттачивал мужественный стиль своих рассказов, очерков, стихов. В июле под Могилевом он вывез трех советских летчиков из-под огня фашистских автоматчиков. В дни обороны Одессы Симонов преимущественно находился на переднем крае — то в боевых порядках стрелковых рот, то в ударных батальонах моряков. Писатель участвовал в боевом походе на подводной лодке к берегам Румынии. В начале боев за Крым Симонов попадал в такие рискованные ситуации, что потом сам изумлялся тому, что остался невредим.

Он пережил все самое тяжелое и отчаянное, что пережили в первые месяцы войны миллионы советских солдат и командиров, вместе с ними шел нелегкими солдатскими дорогами.

Приехав в Тулу и выйдя из машины, он сразу спросил: