Опер не спеша дошел до главной улицы города, которая, как бы соперничая с европейскими игрушечными столицами, была разряжена властями в пух и прах. Прах особенно удался и непобедимо вылезал из всех боковых улочек, осыпался под ноги прохожим с угрожающе кренящихся балконов и в кое-где облупившихся фасадах разноцветных сталинок являл их истинный возраст многослойными годовыми кольцами покраски. Городское начальство сидело в бетонно-стальном кубике эпохи развитого социализма и подчеркивало доброту своих намерений мегатонными серпом и молотом у подъезда. Виталий прошел в прохладный сверкающий гранитом вестибюль, показал охране удостоверение, которое чуть было не поставило крест на его продвижения внутрь и по службе, потому как отцов города не велено беспокоить. Мэрия так усердно думает об общем благе, что частные визиты могут выбить ее из наезженной колеи обеспечения народа счастьем. Но тут Катанину впервые за годы службы вдруг пришла мысль, и не какая-нибудь, а здравая.

– Я от Ленинского УВД принес в честь Дня милиции памятный сувенир, – Виталий помялся и заглянул в потрепанный портфель с бумагами и старыми очками, – памятные…э-э-э…линзы, телескопические, с секретом. Какие очки, это, как его, конопль, редкая вещь, старинная! Вероника Матвевна изволила забыть, а он ей так нравился! Говорит, прямо жизнь без него вся из рук валится. Я пройду, секретарше ее мужа передать договорились. А то нехорошо получается.

Охранники помялись, но про высокие чувства заммэра к утонченной супруге знали все. Мало ли, что она там любит, может, эти стекла для нее как котята новорожденные, нельзя без присмотра оставить. А, если опер, коллега в некотором роде, пройдет аккуратно до секретаря и обратно, худого не будет.

Турникет щелкнул зеленым и окрыленный Виталий понесся вверх по лестнице.

Если бы он знал, какое откровение ждет его впереди, то бежал бы еще быстрее.

Но только в обратном направлении.

Глава 17

– Господин Рафаэль так и сказал давеча, что кошка – не животная, а дух древний египетский, и Велесу здесь наговаривать бесполезно. Только потревожишь его всуе, а результата нема, – поучала свою напарницу по практической магии Нина Васильевна. Мадам Поленко, исполнявшая в их дуэте роль мецената, подопытного и по совместительству декоратора-мастера сцены, суетливо убирала пучки травы с трюмо на большой глиняный поднос с надписью «Суздаль – жемчужина Земли Русской». Орнамент в виде искореженных славянских рун и луковичек церквей в самоварном золоте обещал придать пучкам русский дух и волшебные свойства. Вот как бездумная туристическая покупка оборачивалась для Клавдии Энгельгартовны ценнейшим в обиходе предметом! Господин Рафаэль недавно ниспослал на блюдо полномочия Всесветной Родильницы. Мадам Поленко и не представляла, что такое чудо можно сотворить всего за десять тысяч рублей! Теперь этот в прошлом топорный сувенир, а ныне – воплощение всех созидающих богов славянских племен, должен быть напитать и корешки, и сообщниц силами для поиска и нахождения Люцифера, то есть Поленковского кота.

В процессе эксперимента выяснилось, что третий глаз у мадам Поленко абсолютно безнадежен, на его месте даже ничего не свербило. Нина Васильевна попыталась было сама приоткрыта завесу в неведомое, но чуть не свела у себя количество наличных глаз до одного, пребольно ткнув во второй острой палочкой какого-то цветка. Поднос винить не приходилось, все-таки Господин Рафаэль очень наглядно показал, как духи плодородия впитали в себя десять тысяч, ну просто слизнули их с шероховатой поверхности блюда. Это ведь не проходимцы какие-то, а авторитеты, проверенные временем, им уже за тысячу лет! Значит, свою работу выполнили и посуду по части оккультных возможностей подтянули. Дело, однако, стопорилось. Подруги еще некоторое время провозились в ожидании магических перемен, пробуя составить на подносе наиболее действенную икебану, но чуда не происходило. Вдруг Нину Васильевну осенило.

– Котик ведь какой у нас породы? – старушка с видом Коперника, усмотревшего, наконец, логику в движении планет, торжествующе посмотрела на заплаканную Лициферову хозяйку. – Не камышовый и не дымчатый сибирский. Котик у нас сфинкс хохлатый, да простит меня Ярило! Солохи мы с тобой, Клавдия! Разве ж поможет отечественная ворожба на живность-то иноверскую? У него там своя Аюрведа, и вот поэтому-то он на наши чары домотканные не отзывчив. Прана не дает! Так он домой не возворотится, нет.

Клавдия Энгельгартовна достала из комода глянцевый светлый лист и прижала его к пышной груди. На нем якобы был запечатлен Люцик в юные годы, но удачная фотография лысого белого кота на фоне кожаного белого дивана не давала точного ответа, а был ли котик. Установить, смотрелся ли котик красавцем в молодости, тоже не представлялось возможным. Любящее сердце хозяйки, однако, безошибочно угадывало контуры дорогого существа, Клавдия гладила листок строго в определенном месте и заунывно причитала. От такой душещипательной картины даже у самого прожженного передовика скотобойни встала бы работа из-за застилающего глаза потока слез, что уж говорить о простых людях! Подруга Клавдии не была исключением и остротой момента прониклась.

В период невзгод Нина Васильевна показала себя, как человек дела: оставив единственного сыночку на произвол семейных отношений и даже не понудев на его жену-интеллигентшу, она живенько унеслась в резиденцию Поленко помогать. Задачей минимум было вернуть потерянное счастье, максимум – обрести новое в виде проживания с котиком наедине, без лишних людей типа исчезнувшего при странных обстоятельствах супруга.

События, о которых старушка во всех подробностях слышала от своей невестки, настраивали на вполне оптимистический лад: один труп уже образовался, посему пропавший из школы человек мог быть либо убийцей, либо упущенной и разыскиваемой жертвой. Из этого щекотливого положения было только два выхода и оба мимо этого милого, гостеприимного дома: тюрьма или кладбище. Поэтому возвращение мужа и дальнейшее свинское поведение вряд ли угрожали его супруге. Нине Васильевне тоже как-то больше нравилось без него. Уж слишком скабрезно Леонид Серафимович отзывался о великой науке хиромантии и даже однажды сложил из священного ее объекта – левой руки – увесистый кукиш под носом у Господина Рафаэля! Да разве мог этот нечестивец составить счастье такой женщины, как Клавдия, которая вечером не метет, через плечо плюет, пустыми ведрами прохожих не смущает и вообще делает все для благополучия семьи!

Сегодня днем мадам Поленко отдала всю себя на свидетельские показания в милиции и вернулась совершенно без настроения. Зато крепко убежденная, что опер Виталий Катанин – идиот и не то, что котика, а даже дерево вокруг дупла найти не способен. Путь домой прошел в горьких размышлениях о неуточненных судьбах Люцифера, автомашины, закрепленной на милицейской стоянке для изучения, и виновника этих ужасных событий, которые Клавдия переносила с огромным риском для здоровья, прежде всего, окружающих. В ее обширной грудной клетке клокотал вулкан ярости, и только цунами слез этажом выше не давало обжигающей лаве натурального деревенского скандала вырваться наружу. Но равновесие было хрупким, и каждый час без родного Люцика приближал страшную развязку.

После визита в милицию Клавдия Энгельгартовна поняла, что с пропажами придется разбираться самой, но делать это тонко, чтобы не переборщить с находками. Житье без Леонида Серафимовича, сначала воспринятое женщиной как гром с небес и сотрясение основ, на поверку оказалось тихим, спокойным, без гонки за трехразовым мясным питанием, зато с ежевечерним просмотром развивающих передач про свах и женитьбу на центральном, а, значит, самом правильном канале. Деньги по-прежнему отыскивались в тумбочке, а не исчезали в прожорливых кассах любимых магазинов Поленко-мужа. Там он втихую покупал чучела для коллекции собственных охотничьих трофеев. Имелась у него такая слабость, совершенно деморализовавшая Люцика при близком с ней знакомстве. Леонид Серафимович уже добыл экспонатов на филиал зоологического музея или выставку к юбилею Ноева ковчега, но все никак не мог остановиться, и несколько лет назад даже пробовал пойти на редкую дичь сам, но что-то не срослось. В последнее время Люцифер, ловя на себе какой-то нехороший, естествоведческий взгляд хозяина дома, ясно чувствовал, что чучело – наиболее понятная для летчика ипостась млекопитающего, и старался спиной к Поленко не стоять. Теперь без Леонида и его вредного хобби квартира дышала миром и негой, с коими жена директора не намеревалась без боя расстаться. Вот только, если бы можно было вернуть Люцика…