Люди все подходили и подходили, идеи рождались со скоростью появления новой любви у кролика, а результата не было. Про директора в это момент все забыли, хотя, по свидетельствам очевидцев, время от времени он мелькал в районе первого этажа. Смирившись с тактическим поражением, педагоги вызвали подкрепление в виде аварийки, которая заставила себя ждать ровно столько, сколько было нужно физруку, чтобы выломать унитаз с корнем. Таким образом, веселье началось бы гораздо раньше приезда ремонтной бригады, если бы хладнокровная Амалия вместе с Кондратом не перекрыли бы в подвале воду.

Дальше стартовало второе отделение зубной драмы, с обнаружением тела и некоторой путаницей по его идентификации. Первой об убийстве директора заголосила молоденькая учительница начальной школы, у которой тот день был первый в жизни рабочий. Куртку директора, элегантно облекавшую плечи трупа, она опознала без запинки. Уверенность в том, что пристукнули именно Поленко, немедленно охватила всех присутствующих, потому как других кандидатов на расход в школе и окрестностях не наблюдалось. Во-первых, все были на месте, а, во-вторых, они сохранялись на этих своих местах без вреда для себя и окружающих уже значительное время, чего о директоре не скажешь. Правда всплыла наружу в самый критический момент, когда количество подозреваемых-добровольцев превысило объем милицейского мозга, выделенный под анализ ситуации. Убитый Афонькин здорово разрядил обстановку и заново сплотил педсостав, несколько разобщенный слишком быстрым избавлением от тирана, с которым локомотив их воль только разогнался бороться как следует. Опер, отбиравший свидетелей для дальнейшего конкурса на подозреваемого и преступника в последнем туре, впал в замешательство: ему предстояло очистить от шелухи ненависти к Поленко все наличные показания и обратить их во благо по Афонькину. Он пообещал всем повестки и убежал.

Потом Настя поехала домой. В борьбе за место в транспорте, хотя бы висячее, острота пережитого немного сгладилась. Девушка была очень рада застать дома только Костика, а не весь их дружный родственный коллектив. С порога муж огорошил ее новостью о мистической пропаже ящика с инструментами и, видимо, никак не связанном с этим фактом спешном отъезде погорельцев.

– Быстро они свернули свой бивуак, – докладывал Костик после финального обсуждения зубной эпопеи. – А я не верил в наше правительство! Значит, выделили им жилплощадь. Хотя не поручусь, не успел расспросить. Они незаметно уехали, я еще спал.

– Вообще их еще утром унесло на новоселью, – добавила Настя. – Правильно. У нас, если дают, щелкать клювом некогда. Надо заселяться сразу.

Костик был с супругой абсолютно солидарен:

– Вот-вот! Они, видно, ученые. Хотя нет. Они же потом возвращались, я сквозь сон слышал. Еще подумал, что это ты раньше закончила. А когда вышел на кухню, и след простыл. Только записка валялась у стола, так, даже не записка, клочок какой-то непонятный. Я не разобрал, что там к чему, отборная абракадабра.

– Дай-ка посмотреть, – Настя заинтересовалась. – Мне надо практиковаться в расшифровке запутанных почерков а-ля участковый терапевт. Сейчас дети плохо рукой пишут, у них пальцы стучат. А все компьютеры, говорят, развивают.

Костик зашуршал квитанциями на подоконнике и извлек из кипы смятый листок.

Настя посмотрела на него и чуть не захлебнулась чаем.

Перед ней лежал обрывок с желтой птичкой и тихоновскими каракулями.

Глава 16

О том, что Поленко опять возглавляет топ наименее желательных лиц в его хозяйстве, Финоген узнал вместе со всеми, когда оперу Катанину был ниспослан звонок от судмедэксперта. За час до этого завхоз мысленно перетряхнул весь город в поисках отщепенца, способного убить пусть и врага, но на территории его школы и даже не отогнать автомобиль с телом хотя бы в соседнюю губернию. Бракоделам грозили мор и потрава, в список Семеныча на естественную убыль вошли все подающие надежды горячие головы области. Финоген уже спустился вниз, чтобы передать заказ в работу, как тут обстоятельства изменились.

– Не вразумею, – завхоз точно передал состояние присутствующих. Потом задумался и, опираясь на жизненный опыт и врожденное чутье к хитрым комбинациям, одним предложением дал следствию надежду: – Разве обознался кто, тулупчик-то на убиенном какой…

Из правильного на потерпевшем действительно была только Поленковская куртка, остальное ни в какие ворота не лезло. Место преступления тоже оставалось неясным. Вернее, оно могла быть где угодно, кроме злополучного автомобиля, ибо даже в его просторном салоне смертельно замахнуться тупым предметом представлялось невозможным. Мотив, скатившийся с высот финансовых споров и войны честолюбий, затерялся где-то в алкогольных связях убитого Афонькина, которые, по традиции российской глубинки, охватывали большую часть населения области. С другой стороны, алиби у записных маргиналов имелось железное: в кармане брюк Вольдемара обнаружилась непочатая четвертинка, а какой уважающий себя пьяница бросит ее там, где она больше не нужна?

С легкой руки Финогена следствие решило пока не погружаться в завлекательный мир бытовухи и преступлений на почве "ничего не помню, проспался, а тут вон оно как!", и пойти в более высокие сферы. Катаниным было установлено и перепроверено, что автомобиль и куртка абсолютно точно принадлежали Леониду Серафимовичу Поленко, а, значит, убийца, плохо знавший его лично, либо неплохо, но в сочетании со слабым зрением, мог принять Афонькина за директора.

– Либо директор, знавший о готовящемся покушении, решил пожертвовать пешкой в своей свите, переодел потерпевшего и решил посмотреть, что будет! – Рыжий подмигнул Виталию и налил себе еще кофе. Теперь пусть старший оперуполномоченный не думает, что в отделе только он способен на аналитику. – Правда, с другой стороны, этот Вольдемар мог тоже случайно догадаться о грозящей шефу опасности и взять удар на себя!

– Ну да, – кивнул Катанин. – Очень стройная версия. А еще Афонькин, находясь в состоянии похмелья, мог просто взять чужую куртку и попытаться угнать автомобиль. С бодуна, вон, люди турбины с ГЭС укатывали, а здесь мелочевка. Нет, все сходится к одному: необходимо допросить Поленко. Где он?

– А вот это неизвестно, – сказал еще один милиционер, сидевший в углу. – Так. Несостоявшуюся вдову директора к вам на сегодня вызвали, придет. По телефону велела не беспокоиться, все нормально, говорит – Поленко дома не объявлялся. Соседей мы по возможности опросили. Кроме ста двадцати семей новых подозреваемых, это ничего не дало – все пожелали Поленко и его сигнализации провалиться до Вашингтона, то есть прямо в ад.

– А что в школе говорят? – Виталий открыл свои вчерашние записи и сразу поежился, вспомнив огненные глаза Марины Тухтидзе. Ей, чтобы разнести голову мужчине, посторонние предметы были явно не нужны: мозг выносило давлением. После их первого свидания Катанин малодушно исключил биологичку даже из списков свидетелей, решив, что к ней милиция обратится только в самом крайнем случае. Его сослуживцы пока с Мариной не сталкивались и были настроены оптимистично:

– В школе говорят…– отозвался Рыжий. – Поленко вчера неоднократно видели живьем, он шнырял по зданию и рядом, по кустам лазил.

– По какой нужде?

– Да не по нужде, хотя и этого нельзя отрицать, – Рыжий неуверенно посмотрел на опера, – канализацию свою они вчера пустили обратным ходом, чуть по всей школе не организовали плодородный слой. Может, он, конечно, и за этим вышел, но вот некая гражданка Вишневская утверждает, будто Поленко от кого-то прятался. Или подсматривал за кем-то. Ей так показалось.

– Жаль, ей чуть больше не показалось, лучше с подробными приметами и фотороботом, – вздохнул Катанин. Он предпочитал свидетелей порасторопнее. В принципе, в школе имелся широкий выбор, но качество заметно хромало, по крайней мере, вчера. – Значит, исходим их того, что директор пропал. Либо сам, либо ему помогли. Будем искать.