Ловкая медсестра в процедурной шаловливо повертела перед трудовиком когда-то принесенной им трофейной улыбкой Фонды; заламинированный обрывок являлся самой хорошо сохранившейся частью Джейн в этом мире, все эти годы напоминая Бене за Родину и не давая окончательно русифицироваться. Копия побила оригинал по всем фронтам. Тихоновский протез был сверкуч, бел и монолитен, как скала из космического сверхкомпозита. Элегантным движением руки деталь вставлялась на место и сливалась с организмом Гаврилыча в единое целое. В общем, не существовало в городе, области и даже в стране вещи совершенней, чем зубы Квазимодыша.

Только вот сам трудовик сдал. До этого момента Тихон Гаврилович казался недообследованным, но, в целом, пригодным к труду и обороне членом общества. К обороне его бы с удовольствием привлекли и после – все-таки милые, непривередливые люди сидят в военкоматах – но вот труд и общество начали обходить знаменитую улыбку стороной, потому как никто точно не знал, есть ли у Тихона справка, и на сколько он может не сесть под ее прикрытием. Но почетный пациент Бени на всех парах готовился к скорому отбытию на ту сторону Атлантики и не замечал косых взглядов, пальцев у виска и предписаний из милиции гасить ослепляющий свет зубов после 23:00, ведь жалуются соседи.

Ночные приключения Тихона абсолютно доказали, что доктор Фридман занят своим делом, и его продукция превосходит все мыслимые стандарты качества. В те злополучные сутки челюсть выдержала серию ударов от судьбы и человека, включая двойной апперкот Динина, который в иных случаях укладывал целые группировки прямо в гроб и по частям. Протез не только не шелохнулся, но и дал сдачи, пребольно чиркнув Павлика по костяшкам пальцев. Это смягчало второй удар, что и не позволило внучатым племянникам трудовика получить наследство в этом году – вот так и закаляется характер современной молодежи!

Зубы устояли, но все детали вокруг них пребывали в плачевном состоянии. Задиристый Динин выключил Тихона приблизительно на полчаса. Правда, после бурной ночи взлетов и падений, погонь, пропаж и подозрительных шорохов нокаут стал для трудовика спасительным оазисом отдыха, чем-то вроде медицинской комы для почти несовместимых с жизнью больных. В малиновом омуте сна Квазимодыш дрейфовал в его вязких толщах, с каждым движением углубляясь все ниже и дальше, в пустую темень, где нет печали, нет жизни, нет американских миллионеров…

"Как нет??" – Тихон крикнул прямо в липкий глицерин обморока. Нейроны мозга, испугавшись такой прыти, как-то по инерции заиграли нужными импульсами и послали в космос сигнал о продолжении вахты. Гениальный Энштейн уже выразил закон о сохранении энергии, поэтому и космосу пришлось поднапрячься, чтобы снова подключить трудовика к питанию. Тихон Гаврилович открыл глаза и осмотрелся.

В который раз за истекшие сутки он лежал на натуральном школьном паркете, хотя в этом Квазимодыш усматривал явную пользу: излишки статического электричества он снял на год вперед. Вглядевшись в бархатную темноту первого этажа, Тихон не заметил ничего угрожающего на горизонте и решил восстать из своего упадочного положения, чтобы явиться, наконец, пред светлые очи всешкольного властелина Леонида Серафимовича. Пережитое давало материала на трехтомник с кисточкой, и такой исчерпывающий донос должен был возвысить Тихона еще на стадии предисловия. Потирая ушибленные места, примерно от пяток до макушки – Павлик мастерства не растерял – он стал осторожно вытягиваться вверх по стенке. Рыбе, как следует побившейся головой о лед, это не удается, не удалось и Тихону. Он замер в коленно-локтевой позиции и стал размышлять, что делать дальше.

Когда-то давно, когда трудовика еще интересовало что-то, кроме него самого, он услышал обрывок страстной речи физика Вишневской о грандиозных открытиях в одном европейском университете. Все западное заведение трудилось над сверхважной задачей: выяснить, полезно или не полезно младенцам ползать. Такая мелочь, как отсутствие широкого выбора у грудничков, ученых мало волновала, и, потратив миллионы евро налогоплательщиков, годы своей жизни, они, наконец, пришли к потрясающему выводу: в основном, полезно. Вредно только в редких случаях, когда неполезно. В рамках этого колоссального исследования проводились эксперименты с участием взрослых студентов. Перед экзаменами их ставили на карачки и заставляли ползать по сорок минут. Статистика показала лучшие результаты у ползающих студентов – видимо, они боялись других экспериментов для неуспевающих, тогда в Европе еще правильно помнили Аушвиц.

Теперь, вспомнив прошлое, Тихон возликовал. Ясно как день, что, передвигаясь, как есть, он запустит свой мозг на повышенных оборотах, его наверняка осенят новые светлые решения по части реорганизации школы после того, как оттуда через пять минут вылетят все отщепенцы-переучки, типа Назара. После первых же извиваний трудовика посетила дельная мысль: привести себя в порядок и освежиться. Прямо напротив щерился запретительной и устрашающей ослушников табличкой волшебный санузел Финогена, куда Тихону, как существу низшей мастеровой касты, ход при жизни без Поленко был заказан. Теперь, когда былые предрассудки сломались о волю нового директора, вернуть дворцы народу стало делом чести.

Трудовик, скрипя слегка разошедшимися в ночных приключениях членами, дополз до туалета. Споро перебирать ножками, как это без усилий делают девятимесячные крепыши, не получилось; Квазимодыш тащился по-пластунски, словно польский партизан-белоручка, что в конечном итоге и обусловило плачевные результаты всего предприятия: ученые же говорили, что для успеха надо ползать на локтях и коленях. До выключателя из ляпис-лазури он не дотянулся, впрочем, жечь электричество уже не было необходимости, Тихон за истекшие двенадцать часов стал заправским ночным жителем с круглыми глазами и способностью вышивать гладью в темноте. В принципе, выходило, он ночным жителем и родился: внешние признаки и сумеречное сознание, по крайней мере, сопутствовали Тихону Гавриловичу сызмальства. Теперь этот повелитель тьмы поднапрягся и толкнул дверь секретной комнатки Финогена Семеновича. Та бесшумно отворилась, и смельчак рывками заполз внутрь, скрывшись в прохладном сумраке.

Левиафан дождался свою жертву.

Глава 13

Аварийная бригада на буханке ярко-желтого цвета с красными полосами неслась навстречу очередному приключению, с молодецким безрассудством закладывая крутейшие виражи на поворотах и распуская за собой дымовую завесу солярки с нотками хмеля. Этот дребезжащий и яркий, как передвижной цирк-шапито, автомобиль заключал в своих недрах золотые руки и отборную смекалку города и области. Слесарь, электрик, сантехник и мастер общих вопросов были готовы придти на помощь в любую минуту, а оставшееся еще с советских времен коммунальное хозяйство еще с большей частотой требовало их неусыпного бдения над своим изрядно потрёпанным телом. Сейчас бригада в полном составе спешила на срочный вызов в элитную гимназию. Там, помимо нашего всеобщего богатства, дорогих детишек, их наверняка ожидали и специализированные дары, типа «биотоплива сантехника» в виде чистой, как слеза, пшеничной или хотя бы наваристых супов в столовой.

Настроение у пролетариев в этой связи было отменное, хотя диспетчер так и не смогла назвать им точный диагноз поломки. Звонки из школы обрушились на пульт бесконечным Ниагарским водопадом час назад. Нескончаемый поток истерических голосов на фоне какого-то шипения и треска слился в единый призыв: "Приезжайте срочно!". Хладнокровная обычно властелинша "Буханки и Ко" не смогла устоять перед искушением узнать детали, поэтому воздержалась от обычных советов не включать, не спускать и не дергать, чтобы потом не жаловаться, и вообще задуматься, как люди выживали в войну. Но очевидцы аварии сами не могли толком объяснить, что же именно у них вышло из строя. Девушка на пульте сгорала от любопытства, поэтому не прошло и пяти минут, как ворота подстанции с лязгом изрыгнули колоритный автомобиль с полным составом и инструментами, и аварийка устремилась к месту таинственного происшествия.