— Да Колька Симаков, мой лучший сборщик, всех завел, — ответил неторопливо Андрей и начал рассказывать.

...Зло чертыхнувшись, Симаков отбросил гаечный ключ и смешно по-детски затряс указательным пальцем.

— Бо-бо? — ехидно спросил Андрей, выглядывая из-за станины.

— Мне б сюда конструктора, который этот узел лепил, — процедил, сверкая золотым зубом, Симаков.

Он поднялся с корточек, разминая руками поясницу. Выпрямился и Андрей и тоже сделал несколько вращательных движений плечами, восстанавливая кровообращение. Стали подходить и остальные члены бригады.

— Что, перекур? — спросил кто-то.

— Незапланированный, — засмеялся Андрей.

— Дурью башку надо иметь, чтобы так присобачить, — продолжал буйствовать Симаков. — Никак не подлезешь...

— Ты лучше правду скажи, чем на других сваливать! — подмигнув окружающим, продолжал разыгрывать его Андрей. — Перебрал, небось, вчера, вот руки и дрожат...

Симаков аж запнулся от негодования. Все знали, что пьет он крайне редко и в меру. А тут бригадир вдруг такое сказал... Румяное толстощекое лицо Симакова стало багровым, нижняя губа обиженно оттопырилась. Он было собрался витиеватой руганью ответить обидчику, но неожиданно его мысли потекли в другом направлении.

— Как же, выпьешь тут! — Он даже сплюнул. — По двенадцать часов подряд вкалываем. Еле до койки доползаешь. Уж забыл, как жена выглядит...

Крутов нахмурился:

— Заплакал...

— Конечно! — с вызовом ответил Симаков. — У людей нормальных суббота как суббота. А мы все возле этих железяк...

— У тебя полмесяца суббота была, пока сборка простаивала, — невозмутимо сказал Крутов. — Пока среднесдельно за ничегонеделанье получал, так помалкивал. А теперь, видишь ли, устал.

В пролете цеха показался Терновский. В белоснежной сорочке с галстуком и с золотыми запонками, поверх небрежно накинут на плечи синий халат.

— Ну как дела, ребята? — деланно бодрым голосом спросил он.

— Никак в гости собрались? — вместо ответа спросил Симаков.

Терновский вскинул руку и посмотрел на часы.

— Да, жена вот в театр решила меня вытащить. Какая-то уж очень модная комедия. Вся Москва с ума сходит, — сказал Терновский и тут же понял, что допустил бестактность. Ведь ребята будут вкалывать допоздна, а еще и завтра надо...

Неуклюже попытался оправдаться.

— Да я вам сейчас плохой помощник. Только буду под ногами путаться. Вы ведь сами с усами...

Комплимент действия не возымел. Напротив, уже не только Симаков, но и остальные члены бригады смотрели холодно-враждебно.

Терновский решил разрядить обстановку.

— За бутылочкой еще никого не посылали? Вроде одиннадцать уже было. Сегодня можете себе позволить слегка. Не меньше, как по полсотни заработаете. А завтра еще больше. Я вам из своего фонда по десятке выделю дополнительно только за выход.

Тут-то и произошел взрыв. Симаков неторопливо полез в задний карман брюк, достал бумажник, вынул из него десятирублевую бумажку и хлопнул ее об станину, будто припечатал.

— Ты что? — оторопело спросил Терновский.

— Нам подачки не нужны! — с вызовом ответил Симаков. — Мы тебе сами заплатим по десятке, лишь бы как людям — в воскресенье отдыхать.

Начали доставать деньги и молча кидать их в кучу остальные члены бригады.

— Это что же, товарищи, получается — забастовка? — тихо спросил Терновский, угрожающе поблескивая очками. Заложив руки за спину и чуть покачиваясь на носках, он пристально вглядывался в лицо каждого.

— Крутов! — оклик прозвучал, как удар кнута. — А ты куда смотришь?

Андрей мгновенно завелся. Он вообще терпеть не мог повышенного тона. И Терновский это отлично знал. А раз знал, значит, нарочно. Андрей слегка откачнулся и, эффектно опершись на падежную глыбу огромного станка, сказал вызывающе:

— Я как все.

— Ты же бригадир! — рассвирепел начальник.

— Именно поэтому. Воля коллектива — для меня закон. Сегодня, так и быть, доработаем до конца, а завтра — ша! Пошли, ребята.

И он первый полез под станок. Остальные последовали его примеру. Терновский тупо посмотрел на спины сборщиков.

— Ну ладно, бросьте чудить! — сказал он примирительно. — Столкуемся. По двадцатке дополнительно выделю, если мало. Директор, думаю, ругаться не будет. Ведь план всего завода на волоске...

Никто ему не ответил. Терновский, решивший, что ребята, погорячившись, теперь раскаялись, еще немножко потоптался возле станка и удалился. Однако утром в воскресенье никто не пришел. Напрасно специально вызванная табельщица бегала по квартирам. Никого из сборщиков дома не было. Кто поехал к родственникам в деревню, кто в Москву на Птичий рынок за кормом для рыбок, кто просто пребывал в неизвестности.

— Сговорились, — понял Терновский, шипя на табельщицу от бессилия. Цех стоял, погруженный в тишину. Недоделанные станки уродами-инвалидами были раскиданы по всему пролету...

— Теперь снимут тебя с бригадирства, наверное, — предположил Роман, выслушав рассказ Андрея.

— А, ну и пускай! — беспечно махнул рукой тот. — Всех денег не заработаешь. И вообще, ты знаешь, раньше вроде денег меньше в семье было, а жили веселее. А сейчас Валентина моя жадная какая-то стала. То это ей купи, то другое. И все с присловьем — «чтоб не хуже, чем у людей». Ну какое тебе дело до других людей, говорю. И слышать ничего не хочет. Тряпок всяких, вещей полна квартира, и все мало. А тут еще сад...

— Что сад?

— Да вот вступил в коллективный сад на свою голову. Теперь, как привязанный. То копал, то поливал, то домик строил. Причем детям это все не надо. Для чего ишачу?

Взглянув на Романа, невесело усмехнулся:

— Мой совет — не женись! Заест тебя быт. Ну, шучу, шучу! Как у вас, кстати, с Ладой? Чего-то она молчит. Поссорились? Это бывает. Ничего. Крепче любить будет. Ой, гляди, пошел!

Рядом тоже закричали:

— Лед пошел! Лед пошел!

Действительно, издали раздался грохот, и к мосту стала медленно приближаться лавина льда. Они долго стояли, зачарованные бушующей стихией.

Когда Роман пришел в общежитие, на кухне увидел Немова. Евгений сидел на стуле неестественно прямо, уставившись в какую-то точку на стене.

— Ты чего это какой-то странный? — спросил Роман, берясь за бутылку с кефиром.

— Охомутали, — односложно ответил Евгений, не переводя взгляда.

— Чего? — не понял Роман.

— После совещания меня директор к себе пригласил и при мне приказ издал.

— Какой?

— Назначили меня начальником отдела научной организации труда и управления — ОНОТИУ.

— Звучит! — одобрил Роман. — Это что — расширяться лаборатория будет?

— Нет. По примеру других предприятии объединяем отдел труда и зарплаты и лабораторию НОТ. Чтобы все эти вопросы в одних руках были. В моих, то есть!

— Поздравляю, старик! — от всей души радостно завопил Роман, тряся Немова за плечи. — Ты что, не рад?

— Рад, — с безразличием ответил Немов. — Но страшно. Это ведь не пять, а шестьдесят человек. Причем если бы только это...

Он прерывисто вздохнул.

— А что же еще?

— Каждый день ругаться придется.

— С кем?

— С начальниками цехов. Я же насчет десяти процентов обоснованных норм не для красного слова сказал...

— Ну и ругайся, раз дело правое.

Евгений жалобно посмотрел на Романа.

— Ты думаешь, это легко? Я человек добрый, интеллигентный, а тут собачиться надо.

— Ничего, привыкнешь, — засмеялся Роман. — Бытие определяет сознание! Слышал, чай?

Зазвонил телефон. Роман узнал голос Любимова.

— Слушай, ты очень занят? Загляни, пожалуйста, ко мне. Только прямо сейчас, лады?

— Дипломат, — фыркнул про себя Роман, свернул письмо, сунул его в конверт и положил в ящик стола.

Но надо было долго разглядывать лицо Любимова, чтобы определить, что секретарь крайне взволнован. Нетрудно было и определить причину волнения. Напротив секретаря у стола сидела необычайно изящная девушка с большими, чуть раскосыми глазами, делающими ее похожей на японку.