Все засмеялись. Андрей снова тряхнул волосами и сказал обиженно:

— И ничего смешного не вижу. Между прочим, дневную норму мы сегодня спокойно вдвоем перекрыли! Бог так бы всегда!

— Огорчила меня сегодня бригада Крутова, огорчила чисто по-человечески, — глухо, наклонив голову, сказал Угаров.

И вдруг вскинул голову и загромыхал басом, наполнившим зал:

— Ты знаешь, Крутов, цену этой вашей «спокойной» работы? Литейщики, термитники, станочники третью смену организовали, чтобы успеть дать детали на сборку. И когда до финиша оставалось чуть-чуть, вы вдруг встали в позу. Значит, плевать вам на весь коллектив!

— Бригада коммунистического труда, между прочим, — тоненьким, почти детским голосом выкрикнул Федчук.

Андрей стесненно опустил голову.

— А может, в этом заключается сермяжная правда? — выкрикнул зло Терновский. Его лицо, обычно бледное, покрылось красными пятнами.

— В чем сермяжная правда? План заваливать? Видать, ни черта вы не поняли... — прищурился Угаров.

Но Терновский не сдавался. Напротив, поднявшись с кресла, он спокойно возразил:

— Именно так, Борис Алексеевич. Зачем устраивать эту ежемесячную нервотрепку? Вот мы действительно завалили план, зато наконец будем работать ритмично. Ведь сейчас в цехе — задел деталей по крайней мере на три четверти месячного плана. Таким образом, заготовительные цехи могут работать спокойно для обеспечения сборки на следующий месяц...

Наступила пауза. Казалось, все переваривают эту логичную и, в общем-то, простую мысль.

— Действительно, как до этого раньше не додумались? — шепотом сказал Романов, толкнув Демьянова локтем в бок.

Тот, насупившись, ничего не ответил.

— Терновский неправ, — послышался негромкий голос.

Все повернулись, разыскивая глазами, кто это сказал.

— Немов? — поднял брови Угаров. — Ну, или сюда поближе.

Евгений неловко, споткнувшись о чьи-то ноги, выбрался из ряда, подошел к сцене, но на трибуну не пошел. Встав вполоборота и воинственно вскинув очки, он продолжил, обращаясь одновременно и к залу, и к президиуму:

— Это не панацея. Сборщики обеспечили себе ритмичность от силы на месяц работы. А потом все начнется сначала. Поскольку суть проблемы значительно глубже.

— Ну-ка, ну-ка! — чуть иронически проговорил Борис Алексеевич.

Ирония директора подстегнула Немова, он обернулся к Угарову и выпалил:

— Давайте смотреть правде в глаза, Борис Алексеевич. Вы же видите, что заработная плата у нас не является заработанной.

В зале поднялся гул.

— Демагогия! — выкрикнул кто-то.

— Да, да! И я вам это докажу! — резко повернулся к залу Немов. Он неожиданно взмок от волнения так, что черные волосы прилипли ко лбу.

— Мы практически платим не за сдельщину, а лишь за выход на работу, — запальчиво продолжил Евгений.

— Ну ты даешь! Говори, да не заговаривайся! — пытался остановить его Угаров.

— А вы спросите, Борис Алексеевич, вот хотя бы у сборщиков — заинтересованы они делать больше нормы или нет. Нужен им рост производительности труда? Не на словах, конечно, а на деле. Пусть скажут честно!

— Да нет, конечно, заинтересованы, — пожал плечами поднявшийся Крутов, но сказал он это как-то неуверенно.

— Честно, честно скажите, Крутов. Не крутите! — резко сказал обычно столь застенчивый и интеллигентный Немов. — Можете вы на двести процентов норму выполнить?

— Могу!

— А на триста?

Крутов засмеялся, оглянулся на своих членов бригады.

— Если поднатужиться...

— А потом экономисты расценки срежут! — вдруг выкрикнул мрачно басом кто-то из членов бригады.

— Вот, слышите, Борис Алексеевич? — спросил Немов. — В этом как раз и заключается суть проблемы. При существующей системе оплаты труда ровно через месяц, бригаде, если она будет выполнять норму на триста процентов, эту норму повысят по крайней мере вдвое. Скажут, что раньше норма была заниженной. И это не только на сборке. В заготовительных цехах то же самое. Рабочие не стремятся к резкому повышению производительности. Сто двадцать, максимально сто тридцать процентов — и порядок. Поэтому у нас в каждом цехе, я уверен, значительный перебор рабочей силы, ну, а уж на сборке, учитывая штурмовщину, вообще рабочих в два раза больше, чем необходимо.

— Ну и что ты предлагаешь, Немов? — спросил секретарь парткома.

— Платить! — лаконично сказал Немов.

Зал опять загудел.

— Это же перерасход фонда зарплаты какой будет, — выкрикнул кто-то.

Немов покачал головой.

— Не будет. Ну, если и будет, то на первых порах. Ведь сразу выявится тот самый резерв, который придерживают начальники цехов. Менее способные просто вынуждены будут уйти.

— Не кажется тебе, что ты скатываешься на потогонную систему Тэйлора? — спросил Разумов.

— Нет. То, что я предлагаю, возможно при одном обязательном условии — в каждом цехе, на каждой операции должны действовать технически обоснованные нормы. У нас пока процент внедренных таких норм что-то около десяти. Все остальные нормы выведены по принципу «трех П». — И сам пояснил: — Пол, палец, потолок.

Все засмеялись. Поднялся Угаров.

— Ну что ж, товарищи. Будем, наверное, заканчивать. В том, что здесь говорил Немов, многое, конечно, от полемического задора молодости. Мало еще он поварился в нашем заводском котле. Вот ему и кажется, что можно все проблемы решить единым махом. Завод — это очень сложный организм, все очень взаимосвязано. Нельзя ведь, скажем, отбросить вопросы снабжения, когда мы вместо одного металла, положенного по технологии, получаем другой.

— И другому-то рады! — заметил Пал Адамович.

— Да, рады любому, — подтвердил Угаров. — А это сразу влияет на трудоемкость изготовления деталей. Больше уходит в стружку. Да много и других вопросов, о которых не надо тут говорить. Начальники цехов и так прекрасно все знают. И тем не менее зерно в выступлении Немова есть. Вопрос нормирования, конечно, больной, прямо скажем, что это слабое паше звено. Ну, а насчет зарплаты, она же растет из года в год. Взять вот сборщиков. Они план не выполняют и все равно не меньше двухсот-трехсот зарабатывают. Куда же дальше?

— Я и говорю, — снова вскинулся Немов. — У нас заработная плата не является заработанной!

— Ну, ну, ты уже все сказал! — одернул его Разумов.

Угаров, вроде не услышав реплики Немова, продолжал:

— Главное для нас — это исполнительская дисциплина! В данном случае мы имеем просто вопиющее нарушение дисциплины, и оно не должно оставаться безнаказанным. Партком поступил совершенно правильно в отношении Терновского. Но этого мало. Необходимо, чтобы данное ЧП было обсуждено на цеховом рабочем собрании. Думается, что и в других цехах следует обсудить вопрос о дисциплине...

Когда Роман выходил из зала, кто-то сзади взял его мягко за локоть. Он оглянулся и увидел Андрея.

— Спешишь? — спросил Крутов. Хотя он и улыбался приветливо, глаза его были грустно-растревожены.

— Да вроде некуда! — ответил Роман.

— Прогуляемся?

— С удовольствием.

Они шли не торопясь по улице, переступая через бурливые ручьи, вокруг которых толкались галдящие мальчишки, пускавшие палочки разной величины, долженствующие, видимо, изображать кораблики.

— Пойдем к мосту, — предложил Андрей, — говорят, сегодня ледоход должен начаться.

— Разве это можно предсказать? — удивился Роман.

— Эх ты, а еще журналист. У нас такие старожилы есть, все знают! Надо изучать местный быт и нравы, — засмеялся Андрей.

Подошли к мосту, где действительно толпилось немало зевак. Однако потемневший лед на реке пока был спокоен.

— Неужели не будет? — разочарованно спросил Андрей.

— Сейчас начнется! — заявил кто-то авторитетно.

Роман и Андрей встали у парапета, опершись о перила.

Вечерело. Последние лучи вечернего солнца окрашивали освободившиеся из-под снега ярко-красные крыши томившихся на берегу частных домиков.

— Как же у вас все-таки получилось с воскресеньем? — спросил Роман.