От волнения на лбу Карло выступила испарина — он нервно провел по лицу рукой.

— Теперь Бонапарт может заставить императора Александра делать все что угодно. Он приложит все силы к тому, чтобы перетянуть императора на свою сторону. Бонапарт постарается произвести на него впечатление, ослепить, сбить с толку разными выдумками. И я боюсь, что император не устоит перед Бонапартом, ведь в его характере так тесно переплелись честность и безоглядная амбициозность, идеализм и лукавство. Он вполне может преподнести нам всем сюрприз и воспылать любовью к тому, что еще недавно так осуждал. Если Бонапарт добьется своего и император вернется в Россию его другом, тогда… тогда наша работа здесь была напрасной и нам придется все начинать сначала.

Наши труды оказались напрасными. С этих императорских соревнований по взаимному обольщению император Александр вернулся в таком восхищении от Наполеона, в какое только может привести легковерную красотку ее изобретательный соблазнитель.

Как мне впоследствии стало известно, у Наполеона остались не менее яркие — почти восторженные — воспоминания об этой встрече. В письме своей супруге, прекрасной Жозефине, он писал:

«Я очень доволен Александром и надеюсь, что он мной тоже. Если бы он был женщиной, я бы, вероятно, сделал его своей любовницей».

Хотя с учетом ярко выраженного мужского начала Наполеона и Александра следует исключить всякую подобную возможность, внезапно вспыхнувшее страстное чувство этих двух монархов друг к другу остается весьма неестественным и в чем-то явно нездоровым.

Последние недели лета я провела на даче князя Долгорукого. В это время император Александр, переполняемый самыми нежными чувствами и дружеским расположением к Наполеону, прибыл в Санкт-Петербург. Ожидавший его там прием сразу же охладил восторг Александра — церковь и дворянство яростно выступили против «совершенного в Тильзите предательства», а собственная мать императора с отвращением отказалась «обнять друга Бонапарта». Стараясь укрыться от явной и скрытой критики в свой адрес, император Александр поспешил уехать в свою летнюю резиденцию и в результате оказался совсем рядом со мной. О его готовящемся визите я узнала заранее, поскольку князь Долгорукий внезапно получил приказ выехать в Москву.

Едва он скрылся из виду, как через сад с задней стороны дома прискакал император. При встрече с ним я не выразила никакого неудовольствия — выказывать свое настроение перед императором, каковы бы ни были отношения с ним, не позволено никому. Благодарность за его милостивое присутствие и благосклонность — вот единственное допускаемое чувство. Простому смертному вы вполне можете высказать все, что думаете о нем, можете сделать ему замечание или отказать в чем-то. Но любой упрек в адрес монарха граничит с государственной изменой. Вот почему я встретила его с радостной и почтительной улыбкой, безмерно благодарная за честь быть удостоенной высочайшего визита.

Когда император Александр хотел любви, он не тратил времени на пустые разговоры. Лишь потом, полностью удовлетворив и насытив свою страсть, он в достаточной степени расслаблялся и готов был перейти к беседе.

Мне приходилось молча соглашаться с этой привычкой императора, поскольку просто не оставалось ничего другого. Вот и сейчас я последовала за ним в свою спальню, где он принялся целовать меня, а потом раздел и увлек в постель. Все время, пока он безраздельно владел моим телом, утоляя страсть, я ни на мгновение не забывала о пережитом разочаровании и своей ярости по отношению к нему. При этом я кусала и царапала его, что делало наши любовные объятия похожими на какую-то ожесточенную борьбу.

Я хотела причинить ему боль — в результате лишь доставляла удовольствие. Мое негодование император Александр принял за проявление страсти, а буйное неистовство объяснил желанием, обострившимся за период воздержания. Моя яростная вспышка привела его в восторг. Теперь, получив гораздо больше, чем ожидалось, он мог наконец приступить к благожелательной беседе.

— Вы поразительная женщина, мадам, — сказал он, улыбаясь и отправляя в рот конфеты и анисовые пирожные, специально приготовленные на маленьком столике рядом с кроватью. — Не было ни единого случая, когда бы вы разочаровали меня. — Он вытер салфеткой пальцы и стал поглаживать меня по плечу. — Вы умны, остроумны, обаятельны. — Император потянулся к бокалу сладкого вина и осушил его жадными глотками.

Я молча ждала. За этой чередой комплиментов должен был последовать выговор. Сначала пряник — затем кнут. И вот император Александр посмотрел на меня своими сияющими голубыми глазами и негромко, но язвительно произнес:

— Есть лишь одна вещь относительно которой вы ввели меня в заблуждение.

Я продолжала хранить молчание. В голосе императора послышалось едва сдерживаемое раздражение.

— Я говорю о Бонапарте, — сказал он резко. — Судя по вашему описанию, он настоящее чудовище. А между тем я обнаружил нечто прямо противоположное вашим словам.

Чувствуя, что я не могу больше молча сидеть рядом с ним, я встала с постели и надела платье.

— Прошу прощения, Ваше Величество, — сказала я, — мне холодно.

И это было правдой. Несмотря на летний полуденный зной, меня пробирала дрожь. Но император оставил мое замечание без внимания.

— Хотелось бы знать, — произнес он медленно, как во сне, — с помощью какого колдовства Бонапарт сумел заставить такого человека, как я, столь быстро и решительно изменить свое мнение о нем. Не помню, чтобы мне приходилось испытывать к кому-нибудь столь же сильную неприязнь. И тем не менее не прошло и четверти часа с начала нашего разговора, а от моего предубеждения против него не осталось и следа. Сейчас я восхищаюсь его гениальными способностями полководца, его опытом и работоспособностью.

Император Александр сделал паузу, словно ожидая услышать от меня возражения. Но я лишь молча смотрела на него. Раздосадованный моим молчанием, он настойчиво продолжал:

— Я очень надеюсь на то, что дружеские и доверительные отношения, установившиеся между Бонапартом и мной, в дальнейшем еще более укрепятся.

Император еще что-то говорил, однако я уже не слушала его. С меня было довольно. Голова у меня пошла кругом. Он только что сказал: «Хотелось бы знать, с помощью какого колдовства Бонапарт сумел…» Мне тоже пришлось однажды стать жертвой этого колдовства. Я по собственному опыту знала, что человеку, опутанному чарами Наполеона, не помогут ни предостережения, ни самые разумные доводы. Что же, в таком случае, мне следует делать? В моей голове как-то сам собой нашелся ответ на этот вопрос: я должна начать по-другому мыслить. Совершенно новыми категориями. Когда-то в Аяччо Наполеон учил меня: «Нужно изучать жизнь других людей — историю, причины и следствия различных явлений, — и тогда можно научиться понимать поступки этих людей, как и то, почему они поступают таким, а не каким-то иным образом».

Я вдруг поняла, что мыслила во многом неправильно. Как я могу, не видя Наполеона уже более десяти лет, судить об основных чертах его характера? В моих расчетах Наполеон был все тем же, каким я когда-то знала его на Корсике и в Марселе. Но ведь он не мог остаться прежним — достаточно посмотреть, как сильно изменилась я сама за это время! Насколько же он переменился с тех пор? Я подумала, что мне нужно встретиться с сегодняшним Наполеоном и поговорить с ним. Просто необходимо как бы заново познакомиться с этим человеком. Тогда наверняка я буду знать, как мне с ним бороться.

— Да, — сказала я вслух сама себе, — путь у меня только один. — Я встретила удивленный взгляд императора Александра. Он замолчал. О чем же он говорил? Может, спросил меня о чем-то? Этого я не знала, да и не хотела знать. Я приблизилась к постели. — Ваше Величество, — сказала я, — разрешите мне уехать.

Император чуть привстал, опираясь на локоть, и изумленно посмотрел на меня.

— Я не понимаю вас, — произнес он неодобрительно.

— Прошу простить меня, Ваше Величество, я неправильно выразилась. — Я присела на край постели. — Я хотела бы отправиться в путешествие и сейчас прошу вашего разрешения на это.