Вскоре Карло был уже у меня. Его лицо покрывала бледность, и, несмотря на внешнее спокойствие, чувствовалось, что он также испытал сильное потрясение.

— То, что совершил Бонапарт, является тяжелейшим политическим преступлением, — заметил он, придерживая на колене чашку чая и блюдечко с пирожным. — Это убийство. Жестокое и не имеющее никакого оправдания.

Я кивнула.

— И это можно считать первой непоправимой ошибкой Наполеона.

Карло поставил чашку и скормил остатки пирожного вертевшимся возле его ног собакам.

— Бонапарт почувствовал угрожающую ему опасность и потерял голову, — сказал он, потирая свои красивые руки. — В начале года был раскрыт самый опасный за все время заговор, имевший своей целью свержение и убийство Бонапарта. В подготовке заговора участвовали бывшие его соратники — генералы Моро и Пишегрю. Бонапарт начинает понимать, что в глазах представителей древнейших дворянских родов он никогда не будет законным правителем Франции. Между ним и династией Бурбонов лежит пропасть, преодолеть которую ему не удастся, сколько бы государственных полномочий он ни концентрировал в своих руках. Поэтому он и решил преподать им урок, который послужит устрашением и предостережением одновременно.

Не вполне удовлетворенная холодной рассудительностью Карло в истолковании ошибки Наполеона, я обратилась с тем же вопросом к Брюсу Уилсону. Его ликующее настроение более соответствовало моей собственной оценке ситуации.

— Эта ошибка нанесла ему невосполнимый моральный урон, — удовлетворенно сказал Брюс, попыхивая трубкой. — Бонапарт несет полную ответственность за то, что произошло. И ему не удастся свалить вину на кого-то другого. Диктатор не может обвинять других в том, что было совершено от его имени. И одновременно он никогда не сможет признать свою ошибку, это будет иметь для него катастрофические последствия. Он хотел произвести эффект устрашения, но вместо этого вызвал у других отвращение к себе. Вокруг него образовался вакуум, люди испытывают к нему ненависть и возмущение. Теперь правители Европы поторопятся остановить продвижение Бонапарта к власти.

Но Наполеон всех опередил. Он удивил весь мир тем, что провозгласил себя императором Франции. Я не знала, плакать мне или смеяться по этому поводу. Наполеон Бонапарт — тот худой корсиканский офицер, полный амбиций — стал теперь императором Франции Наполеоном I. Его измученное нищетой семейство превратилось в императорскую семью. Тетя Летиция была отныне матерью императора, а Марианна-Элиза, Паолина и Мария-Антуанетта стали княгинями. Бесцветный Джозеф, толстый Луиджи и перепачканный Джироламо именовались князьями. В конце концов я не удержалась от смеха, который, правда, получился у меня не очень веселым.

На этот раз император Александр не стал тратить времени на протесты и выражение своего неудовольствия. Он подписал договор с Пруссией и поручил Карло установить тайный контакт с Англией. В сентябре Россия разорвала дипломатические отношения с Францией, а в декабре император подписал договор с Англией.

Начало 1805 года оказалось не очень удачным — наступили невиданные холода, голодных волков и медведей можно было встретить совсем уже рядом со столицей. В Санкт-Петербурге стали распространяться слухи, что в окрестных деревнях видели белого волка, что считалось дурным предзнаменованием. Это обещало войну, смерть и голод. Я не верила в дурные приметы, но в том, что будет война, я не сомневалась.

Весной Карло зашел ко мне попрощаться. Он отправлялся в Вену по поручению императора Александра и премьер-министра Англии мистера Питта. Теперь он вновь собирался призвать Австрию присоединиться к антинаполеоновской коалиции.

— Это не обычное прощание, Феличина, — начал Карло со всей серьезностью. — Я не знаю, когда смогу вернуться. Ведь будет война. Император великодушно присвоил мне звание полковника. Я буду воевать против Бонапарта в армии союзников.

— Но ведь ты же не солдат, ты — дипломат, — возразила я.

Карло улыбнулся.

— Слов, бумаг и дипломатических переговоров уже недостаточно для борьбы с этим колоссом Бонапартом.

— Впервые в жизни жалею, что я не мужчина и не могу отправиться вместе с тобой, — вырвалось у меня.

— Да, ты женщина, и поэтому я отвечаю за тебя. — Его лицо вновь сделалось серьезным, а слова звучали твердо. — Я первый из твоих друзей, кто отправляется туда. Но, когда осенью война разгорится, Долгорукий тоже уедет, а также и… — Он остановился, а затем негромко продолжал: —…сам император. Долгорукого могут убить на войне, как и меня, а император при всем его очаровании не очень-то надежный друг. Может случиться, что ты останешься в Санкт-Петербурге в полном одиночестве. Если это произойдет, тебе лучше вернуться в Англию. Там ты будешь в безопасности в столь неспокойные времена. Мистер Уилберфорт знаком с моим завещанием и знает мою последнюю волю. Если я не вернусь, все, чем я владею, достанется тебе.

У меня на глазах выступили слезы — Карло, как всегда, все тщательно продумал и все предусмотрел. Я обняла его и стала целовать. Но губы Карло были холодными и твердыми. Он почти с возмущением отстранил меня.

— Не надо этого делать, Феличина, — сказал он, тяжело дыша. — Ведь я же, в конце концов, мужчина. Не позволяй в эту горькую минуту расставания совершиться тому, о чем ты можешь пожалеть, если я не вернусь. — Он попытался улыбнуться, но его глаза оставались печальными. — Прощай, — сказал Карло.

— До свидания, — упорно возразила я ему сквозь слезы.

Под все более отчетливое с каждым днем бряцание оружия приближалось и прощание с князем Долгоруким, который рвался в бой и был уверен в скорой победе. Карло успешно справился со своей миссией в Вене. В начале сентября Австрия предъявила Франции ультиматум. Наполеон, который со своими войсками находился в Булони в ожидании момента для вторжения в Англию, ухватился за эту возможность. Война с Австрией также входила в его планы, поэтому он решительно развернул свою армию и двинулся через всю Европу на восток.

Российские войска также находились в это время на марше. Отдельные части русской армии направлялись через Корфу в сторону Неаполя. Этот поход в Австрию возглавлял генерал Кутузов — преемник Суворова. Император Александр отправился из Санкт-Петербурга в Берлин. Он не нашел времени, чтобы лично попрощаться со мной, и оставил лишь наспех написанную записку, приложив к ней булавку с бриллиантом.

В один из дней передо мной предстал князь Долгорукий в своем сверкающем золотом, с галунами, мундире адъютанта. Весь в нетерпении от предстоящих военных успехов, он словно участвовал в спектакле под названием «Герой идет на войну». Его последние объятия в моей серебряной спальне явно претендовали на аплодисменты, как и сцена с прощальным нежным поцелуем, после которой он торжественно удалился, переполняемый ощущением собственной значимости.

Карло подготовил меня к тому, что должно было случиться: я осталась в одиночестве. У меня были, конечно, знакомые, которых я могла приглашать к себе и которым сама могла наносить визиты. Я не ощущала недостатка в кавалерах для посещения театра, оперы, балета, однако, в сущности, все эти люди оставались для меня чужими, и чем более одинокой я себя чувствовала, тем сильнее отдалялась от них.

Я плохо переношу одиночество и еще хуже — ожидание. Вот почему наступившее одинокое ожидание в Санкт-Петербурге казалось мне столь невыносимым. Я сознавала свое полное бессилие, как и то, что мне не остается ничего иного, кроме как набраться терпения и ждать. И это напомнило мне далекое время после замужества, когда армия Наполеона в Египте оказалась отрезанной от Франции. Однако тогда рядом была леди Гвендолин — моя изрядно выпивавшая, философски настроенная подруга, которая все понимала и никогда ни о чем не расспрашивала меня. Теперь же единственным моим доверенным лицом остался Брюс Уилсон, задававший мне массу разных вопросов и не всегда правильно понимавший мои ответы. Но это все же лучше, чем ничего. И поэтому у меня даже выработалась привычка навещать каждый день Брюса в его скромном жилище на верхнем этаже дома, который принадлежал одной офицерской вдове. Здесь я по крайней мере могла узнать правду о ситуации на театре военных действий, не полагаясь на местные газеты, где можно было найти одни лишь патриотические фразы.