Я так сожалею.

Мэри приподняла ее подбородок.

— Битти…

— Что они делают с ней сейчас? Куда она уйдет?

Боже, ее бледно карий взгляд был таким твердым.

— Они отвезут ее… ну, они собираются кремировать ее.

— Что это?

— Они сожгут ее тело для траурной церемонии.

— Ей будет больно?

Мэри снова прокашлялась.

— Нет, солнышко. Она ничего не почувствует. Она свободна… она будет ждать тебя в Забвении.

Хорошие новости в том, что Мэри знала, что это часть была правдой. Хотя она выросла в католицизме, Мэри лично встречалась с Девой-Летописецей, так что нет, она не кормила девочку ложью из сострадания. Для вампиров на самом деле существовал рай, и они действительно встречали там своих любимых.

Блин, наверное, это доказывало существование рая для людей, но так как в человеческом мире было меньше видимого волшебства, обычного человека труднее убедить в вечном спасении.

Свернув полотенце, Мэри отступила назад.

— Я бы предпочла вернуться в безопасное место, хорошо? Здесь мы ничем не поможем, а рассвет уже близко.

Последнее она сказала по привычке. Будучи претрансом, Битти не был страшен солнечный свет. Истина крылась в том, что Мэри хотела увезти девочку подальше отсюда.

— Хорошо? — добавила Мэри.

— Я не хочу бросать ее.

В другой ситуации Мэри бы села на корточки и максимально аккуратно рассказала Битти, что ждет ее в новой реальности. Такова ужасная правда: мама, которую она могла бы бросить, умерла, и было вполне уместно увести девочку из среды, где пациентам оказывали медицинскую помощь, иногда — в жутком состоянии.

«Я убила ее!».

Вместо этого Мэри сказала:

— Хорошо, останемся столько, сколько пожелаешь.

Битти кивнула и подошла к двери, ведущей в коридор. Она встала перед закрытой панелью, и казалось, ее застиранное платье соскользнет с ее хрупкого тела, ее не сидевшая по фигуре черная куртка напоминала одеяло, в которое она закуталась, каштановые волосы электризовались от ткани.

— Жаль я…

— Что? — прошептала Мэри.

— Жаль я не поехала раньше. Когда проснулась вечером.

— Я тоже сожалею.

Битти посмотрела через плечо.

— Почему нельзя вернуться назад? Это так странно. В смысле, я помню ее очень хорошо. Словно… словно мои воспоминания — это комната, в которую я могу войти.

Мэри нахмурилась с мыслью, что это слишком взрослый комментарий для ребенка вроде нее.

Но прежде чем она успела отреагировать, девочка вышла в коридор, очевидно, не ожидая ответа… и, может, к лучшему. Что можно ответить на это?

Уже в коридоре Мэри хотела положить руку на ее маленькое плечо, но сдержалась. Девочка замкнулась в себе, напоминая книгу посреди библиотеки, или куклу в коллекции, и было сложно оправдать нарушение границ. Особенно когда ты, будучи терапевтом, чувствуешь себя весьма шатко в профессиональных туфлях.

— Куда мы идем? — спросила Битти, когда мимо них пробежали две медсестры.

Мэри оглянулась. Они все еще находились в крыле интенсивной терапии, но на расстоянии от палаты, где умерла ее мама.

— Мы можем попросить, чтобы нас отвели в какую-нибудь комнату.

Девочка остановилась.

— Мы не можем увидеть ее еще раз?

— Нет.

— Наверное, нам лучше вернуться.

— Как скажешь.

Пять минут спустя они ехали в Убежище на Вольво. Как только Мэри перевезла их через мост, она снова начала поглядывать в заднее зеркало, проверяя Битти через каждые пять ярдов. В повисшем молчании она обнаружила себя снова на Поезде Извинений… за то, что дала плохой совет, что принесла девочке еще больше страданий. Но подобное самоедство было корыстно, это поиск личного оправдания за неверное отношение к пациенту, тем более такому юному.

Ей еще предстоит разобраться самой с этим «рабочим» кошмаром.

Въезд на шоссе I-87 появился сразу, как только они достигли центральной части моста, звук поворотника казался оглушительным в салоне универсала. Направляясь на север, Мэри придерживалась скоростного лимита, ее обогнали несколько фур на скорости восемьдесят при разрешенных шестидесяти пяти. Время от времени огни мелькали светофоров, отмечавшие слияние двух полос, которые не задерживались ненадолго, и чем дальше они уходили от города, тем меньше встречали машин.

Когда они доберутся до дома, Мэри решила, что она попытается накормить девочку. Битти не съела Первую Трапезу, поэтому, наверное, умирает от голода. Потом, наверное, до рассвета они посмотрят фильм, где-нибудь в тихом месте. Травма была свежей, и речь не только о потере ее матери. Произошедшее в клинике Хэйверса взбередило все, что было до этого… домашнее насилие; спасение, когда Рейдж, Бутч и Ви убили ее отца, чтобы спасти Битти и ее маму; новость о том, что ее мама была беременна; потеря ребенка; долгие месяцы, в течение которых Анналай не смогла полностью оправиться…

— Миссис Льюс?

— Да? — О, Боже, задай вопрос, на который я смогу дать сносный ответ. — Да, Битти?

— Куда мы едем?

Мэри посмотрела на дорожный знак: СЪЕЗД 19 ГЛЭНС ФОЛЛС.

— Что, прости? Мы едем домой. Будем на месте минут через пятнадцать.

— Я думала, что Убежище не так далеко.

— Чт…

О, Боже.

Она ехала в гребаный особняк.

— О, Битти, Прости. — Мэри покачала головой. — Должно быть, я пропустила нужный съезд. Я…

О чем она думала?

Ну, она знала ответ… все гипотетические мысли о том, чем они займутся, когда выйдут из машины, включали место, где Мэри жила с Рейджем, Королем и Братьями, воинами и их шеллан.

О чем, черт возьми, она думала?

Мэри повернула на девятнадцатом съезде, проехала под шоссе и выехала назад, на юг. Блин, сегодня ночью она превзошла себя.

По крайней мере, хуже точно уже быть не могло.

***

В это время в Браунсвиксой женской школе, Эссейл, сын Эссейла, услышал рев, прорвавшийся сквозь сенсорную перегрузку.

Сквозь хаос выстрелов, ругань, сумасшедшие броски от укрытия к укрытию раздался громоподобный рык, который привлек всеобщее внимание.

Он извернулся, не убирая пальца с курка, продолжая выпускать пули в выстроившихся перед ним немертвых…

На короткое мгновение он прекратил пальбу.

Его мозг просто не мог осознать то, что волшебным образом нарисовалось перед его глазами в каких-то пятидесяти футах. Это было… драконоподобное создание, с фиолетовой чешуей, шипастым хвостом и огромной пастью с набором клыков Ти-Рекса. Доисторический монстр высотой в два этажа, длинный как фура с прицепом, и юркий, как крокодил, устремлялся за всем, что убегало прочь…

Свободное падение.

Без предупреждения его тело оказалось в воздухе, и острая боль опалила голень и лодыжку. Извернувшись в полете, Эссейл приземлился спиной на спутанную траву… и мгновение спустя полу-раненный лессер, зацепивший его ножом, запрыгнул ему на грудь, занеся лезвие над плечом, он оскалился, заливая черной кровью Эссейла.

Ага, разбежался.

Эссейл схватил копну все еще каштановых волос, затолкал дуло пистолета в раскрытую пасть и нажал на курок, разнося голову вдребезги и нейтрализуя противника, чье тело рухнуло на него извивающимся мертвым грузом. Сбросив с себя шевелившийся труп, он вскочил на ноги.

Оказавшись прямо на мушке у твари.

Резко приняв вертикальное положение, он привлек внимание дракона, его глаза метнулись в его сторону, прищуриваясь. Потом с очередным ревом монстр двинулся на него, сотрясая землю, сминая огромными задними лапами убийц, передние лапы выпустили когти, готовые к удару.

— Твою дивизию!

Эссейл выпрыгнул вперед, больше не заботясь тем, куда направлен его пистолет и абсолютно не тревожась тем фактом, что сейчас направлялся прямо к ряду наступающих лессеров. Убийцам также хватило одного взгляда на фурию-из-ада, надвигавшуюся на них, чтобы разлететься в стороны как листья на осеннем ветру.

Естественно, впереди не было ничего, что бы предложило мало-мальское укрытие. На беду, его путь к спасению представлял собой кусты и заросли, не дававшие серьезной защиты. Ближайшее здание? В двухстах ярдах. По меньшей мере.