Секунды спустя она стояла на сочной зеленой траве. Молочные облака над головой дарили свет без видимого источника, а всю территорию окружал лес, устанавливавший границы священных земель. Белые мраморные храмы сияли первозданной чистотой, как в ночь их создания Девой-Летописецей миллионы лет назад, а яркие тюльпаны и бледно-желтые нарциссы были подобно драгоценным камням, рассыпанным из сокровищницы.

Вдыхая приятный воздух, Лейла почувствовала, словно наполняется энергией, и это напомнило ей о веках, проведенных в служении Матери Всей Расы. В то время все было белым, никаких оттенков и цветов, не было даже теней. Но нынешний Праймэйл, Фьюри, все изменил, освободив ее и ее сестер, разрешив им жить на Земле, познавать мир и свою личность, а не существовать как неприметная песчинка в однородной пустыне.

Она бессознательно положила руки на живот… и ее обуял ужас. Живот был плоским, и она запаниковала… но потом ощутила свое тело на Земле. Да, подумала она. Малыши были в ее чреве, но не в душе. Ее облик — двигающийся мираж, существует и не существует одновременно.

Лейла сгребла складки церемониальной мантии и, минуя личные покои Праймэйла, где осуществлялись зачатия, направилась ко входу в Храм Изолированных Летописец.

Она быстро изучила местность, убеждаясь в том, что было справедливо не только в момент ее появления, но долгое время, с тех пор, как Праймейл даровал им свободу: каким бы прекрасным не было Святилище, сколько бы покоя и сил оно ни придавало, сейчас оно было пустым, как заброшенная фабрика. Выработанные золотые прииски. Кухня с пустыми шкафами.

Но ей это было на руку.

В своем сердце Лейла чувствовала сладкую горечь. Свобода вела к тому, что они оставили свои обязанности, бросили долг, положили конец устоявшимся традициям.

Но перемены были свойственны судьбе как ничто другое. И это несло много хорошего… но, наверное, не для Девы-Летописецы. Но, кто знает, как она себя чувствовала, ведь ее давно никто не видел. Сколько уже?

С молитвой в мыслях Лейла вошла в Храм летописиц и окинула взглядом белые столы с чашами всевидящих вод, чернильницами, свитками пергамента. В воздухе высокого пространства не было видно ни пылинки, спускавшейся с стропил, ничто не покрывало всевидящие воды или мебель… и все же казалось что наблюдение за историей расы — когда-то священная обязанность — сейчас было заброшено и вряд ли кто-то вернется к этому.

И казалось, что храм в каком-то смысле пришел в упадок.

Воистину, было сложно не вспомнить огромную библиотеку, что располагалась неподалеку, и представить полки, заставленные томами аккуратно записанных свитков, священные символы Древнего Языка помещались на пергаменты, когда писцы следили за событиями в истории расы через чаши с водами. И здесь были другие записи: Братства Черного Кинжала и их потомков, наказы Девы-Летописецы, решения Королей, описания празднеств, традиции Глимеры и почести, оказываемые Деве-Летописеце.

Отсутствие документации дальнейшей истории казалось в каком-то смысле смертью расы.

А также возрождением. Произошло столько положительных изменений: были признаны права женщин, устранено рабство крови, дарована свобода Избранным.

Но Дева-Летописеца исчезла в духовном вакууме, словно в былые времена почитание со стороны ее созданий поддерживало в ней жизнь, и сейчас, когда все ушло, она лишилась своих сил. И да, Лейла скучала по некоторым традициям и беспокоилась об отсутствии духовного наставника в столь неспокойные времена… но судьба главенствовала не только над Лейлой, но и над всей расой.

И над их создательницей.

Пройдя вперед, она подошла к одному из столов и выдвинула белый стул. Сев, она поправила свою мантию и взмолилась, чтобы ее действия были только во благо.

Хоть кому-нибудь.

О, Боже. Было сложно отрицать, что ее действия не были продиктованы личными интересами.

Склонив голову, Лейла благоговейно положила руки на чашу. С максимальной ясностью, на какую была способна, она представила лицо Кора, его прищуренный взгляд и деформированную верхнюю губу, коротко стриженные волосы и толстую шею. Она представила его запах в своем носу, его физическое тело перед собой. Представила его предплечья, испещренные венами, и грубые, покрытые мозолями руки, массивную грудь и мощные ноги.

Воскресила в мыслях его голос. Увидела его движения. Поймала его взгляд, удерживая.

Поверхность воды пошла рябью, формируя круги в такт ее сердцебиению. И потом возникла воронка.

На кристально-чистой воде появилась картинка, из самых глубин.

Лейла нахмурилась с мыслью, что это странно.

Чаша показывала ей полки, бесконечные ряды полок, заставленных… какими-то сосудами. Было видно подрагивающее пламя факелов, оранжевый свет освещал на вид пыльный подвал.

— Кор..? — выдохнула она. — О… дражайшая Дева-Летописеца.

Образ был таким четким, словно она стояла над его лежащим телом. Он лежал под белыми простынями на каталке в центре коридора с полками, его глаза были закрыты, кожа бледна, руки и ноги неподвижны. Рядом с ним стояла мерно гудевшая аппаратура, такую она видела в своей собственной палате, в клинике. Джон Мэтью и Блэй сидели на каменном полу рядом с ним, руки Джона шевелились, словно он говорил что-то.

Блэй просто кивнул.

Лейла повелела картинке смениться, чтобы увидеть, что располагалось впереди и позади того места, где лежал Кор. Углубляясь в, казалось бы, пещеру, она, в конце концов, вышла в просторный церемониальный зал…

Гробница.

Кор был в холле перед Гробницей.

Лейла пожелала, чтобы изображение вернулось к Джону и Блэю, и услышала слова Блэя:

— … давление падает. Так что без операции. Но не похоже, что он очнется в ближайшем будущем.

Джон что-то показал.

— Я знаю. Но какие у нас варианты?

Лейла попросила чашу показать ей выход, и изображение устремилось в обратном направлении, пока не показались последние ворота со стальной сеткой поверх прутьев… как и замок, казавшийся достаточно прочным, чтобы удержать снаружи незваных гостей. В глубине пещеры каменные стены были вытесаны природой и рукой, а, возможно, и тем и другим.

В конечном итоге она вышла в сосновый лес.

Она уменьшала масштаб… пока не увидела сияние особняка.

Значит, он все еще где-то на территории. Неподалеку.

Отпуская края чаши, она наблюдала, как изображение исчезло, будто никогда и не было, поверхность воды очистилась.

Откинувшись на спинку кресла, какое-то время она сидела без мыслей.

Потом она поднялась на ноги и покинула Храм Летописиц.

Но она не вернулась на Землю. Не сразу.

***

— Такое ощущение, что мы затеваем что-то пакостное.

Сев рядом с Рейджем в библиотеке особняка, Мэри похлопала его по колену.

— Ты знаешь, что это не так.

— Как я выгляжу?

Откинувшись на спинку дивана, Мэри окинула взглядом своего супруга.

— Красив до безобразия.

— Это нам на руку?

— Разве может быть иначе? — Она поцеловала его щеку. — Просто не флиртуй с ней. Она — жена твоего лучшего друга.

— Ну, точно. Она может быть симпатичной на вид, но то же самое можно сказать про всю технику на кухне Фритца, и у меня нет никакого желания подкатывать к чайнику.

Рассмеявшись, Мэри сжала его ногу. Но потом снова ощутила, что голова вот-вот взорвется.

— Так… что ж… знаешь, я раньше никогда не присматривалась к этой комнате. Здесь мило.

Когда Рейдж пробурчал в ответ «хмммм», она окинула взглядом полки, горящий огонь в камине, сочные цвета ковров, штор и диванных подушек. Здесь также был письменный стол. Диваны, на которых можно было вытянуться с подлинником… или с электронной книгой, в зависимости от предпочтений. Несколько картин маслом. И всевозможные безделушки, которые Дариус коллекционировал при жизни, от красивых ракушек до редких камней и окаменелостей.

— Я не могу дышать.

Когда Рейдж зажал голову между колен, она помассировала его плечи, успокаивая его и себя тоже. Она вряд ли поможет Рейджу, сказав, что ей тоже нечем дышать. И что ее тошнит.