— Хорошо. Спасибо. Я пойду прямиком туда.

— Я уеду, хорошо? — спросила женщина, зевая. — Она сейчас спит… или, скажем так: после ванны она надела ночную сорочку и забралась в кровать. Я проверяла ее каждый час, казалось, она спала крепким сном.

— Хорошо. И да, конечно… я буду за тебя. Спасибо большое, что осталась с ней на весь день. Казалось, иначе было нельзя.

— Я бы никуда не ушла. Позвонишь, если понадоблюсь?

— Конечно. Райм. Спасибо.

Когда женщина направилась в заднюю половину дома, Мэри в спешке взбежала по лестнице, остановившись лишь раз по пути на третий этаж — сбросить свои вещи в кабинете. Когда она добралась на верхний этаж, то с удивлением обнаружила, что дверь в комнату Битти была открыта.

— Кто там? — донеслось из ее комнаты.

Мэри расправила плечи и шагнула вперед.

— Это я.

— Привет.

Чемоданы Битти все еще были упакованы и стояли возле ее кровати, но сама девочка сидела за старым столом, расчесывая волосы кукле.

— Райм сказала, что ты хотела увидеть меня?

Есть шансы, что ты хочешь поговорить о чем-нибудь? — подумала Мэри про себя. О маме, которую ты потеряла? О твоем умершем братике? О маньяке-отце? Было бы неплохо.

— Да, спасибо. — Девочка повернулась к ней. — Я гадала, могла бы ты свозить меня в мой старый дом?

Прежде чем она успела скрыть реакцию, Мэри отшатнулась в ужасе.

— В смысле, где ты и твоя мамэн раньше жили? С твоим отцом?

— Да.

Закрыв дверь, Мэри прошла вглубь комнаты и едва не села на кровать мамы Битти, но вовремя себя остановила.

— Зачем… почему ты хочешь туда поехать? Ничего, что я спрашиваю?

— Я хочу взять побольше своих вещей. Мой дядя живет не в Колдвелле. Если я не заберу их сейчас, то когда он приедет за мной, у меня может не быть такой возможности.

Мэри окинула взглядом комнату. Потом, описав круг, остановилась возле окна, выходившего на внутренний дворик. На улице было так темно… больше напоминало душную и теплую июльскую ночь, нежели холодную и ветреную.

Повернувшись лицом к девочке, Мэри сказала:

— Битти, я должна быть честна с тобой. Я не думаю, что это хорошая мысль.

— Почему?

— Ну, во-первых… — Мэри старалась аккуратно выбирать слова. — … дом был заброшен все то время, что ты живешь здесь. Я не знаю, в каком он состоянии… он может быть разграблен. Могла прохудиться крыша. И в таком случае, я не представляю, что мы там найдем?

— Мы не узнаем, если не съездим туда.

Мэри помедлила.

— Это может пробудить в тебе воспоминания. Ты уверена, что готова к этому?

— Место не имеет значения. Я не могу сбежать от этой ситуации. Она со мной каждую минуту, во сне и наяву.

И произнося эти слова таким вдумчивым тоном, малышка ни на секунду не переставала расчесывать волосы куклы. Они с таким же успехом могли обсуждать распорядок стирки белья или меню на следующую трапезу.

— Должно быть, ты сильно скучаешь по своей мамэн, — Мэри пыталась натолкнуть ее на разговор.

— Так, мы можем поехать? Пожалуйста?

Мэри потерла лицо, чувствуя истощение.

— Знаешь, ты всегда можешь поговорить о ней со мной. Порой это помогает.

Битти даже не моргнула.

— Так можем?

Иииии, очевидно, эта дверь все еще была закрыта для нее. Чудесно.

— Давай я сначала поговорю с Мариссой? Я сейчас же найду ее и посмотрим, что я смогу сделать.

— Куртка у меня. — Малышка показала на изножье кровати. — И я уже обулась. Я готова ехать.

— Я скоро вернусь. — Мэри направилась к выходу, но помедлила у двери. — Битти, по моему опыту, люди свыкаются с проблемами, уходят от них либо прорабатывают — постепенно, шаг за шагом. Последнее — предпочтительный вариант, и, как правило, помогают именно разговоры о том, что мы не хотим обсуждать.

В голове не укладывалось, что она обращалась к девятилетней девочке с такими фразами. Но Битти не вела себя как ребенок-до-десяти-лет.

— А что означают два других варианта? — спросила малышка, не переставая расчесывать куклу.

— Порой люди запирают плохие чувства внутри себя и мысленно наказывают себя за свои неправильные поступки и вещи, о которых они сожалеют. Это съедает тебя до тех пор, пока ты либо не доходишь до точки, либо изливаешь все наружу, чтобы не сойти с ума. Уход от проблемы означает, что человек транслирует тревожные чувства в другие модели поведения, которые ранят его самого или окружающих.

— Прости, я ничего не поняла.

— Я знаю, — мягко ответила Мэри. — Слушай, я поищу Мариссу.

— Спасибо.

Выйдя из комнаты, Мэри помедлила на вершине лестницы и оглянулась назад. Битти делала то же самое, проводила расческой по редким волосам куклы, избегая проплешин.

Все то время, что Битти жила в доме, она ни разу не играла с игрушками, лежавшими внизу, в общей корзине: детей, которые впервые попадают к ним, всегда побуждали найти себе любимую игрушку и забрать себе, а остальные оставить для совместного пользования. Битти не раз говорили, что она может не стесняться.

Она не подошла к ним ни разу.

У нее была ее кукла и старый плюшевый тигр. На этом все.

— Черт, — прошептала Мэри.

Офис Мариссы располагался на втором этаже, и когда Мэри спустилась вниз и постучала в ее дверь, шеллан Бутча разговаривала по телефону, но жестом пригласила ее войти.

— … полностью конфиденциально. Нет. Нет. Да, вы можете привести своего ребенка. Нет, это бесплатно. Что? Нет, абсолютно бесплатно. Сколько угодно. — Марисса попросила Мэри сесть, а потом указательным пальцем показала универсальный жест «подожди секундочку». — Нет, все нормально… не спешите. Я знаю…. Вы не должны извиняться за слезы. Никогда.

Опустившись в деревянное кресло напротив своей начальницы, Мэри протянула руку и взяла хрустальное пресс-папье в форме бриллианта. Размером почти с ее ладонь, тяжелый, как ее рука, и Мэри погладила грани камня подушечками пальцев, наблюдая, как свет отражается в его глубинах.

Интересно, когда-нибудь с этой девочкой станет легче?

— Мэри?

— Что? — Она подняла взгляд. — Прости, я ушла в себя.

Марисса оперлась на локти.

— Я тебя понимаю. Что-то стряслось?

***

Кора увезли из учебного центра в восемь часов… и Лейла все видела.

Как только звуковой сигнал сообщил, что солнце зашло, она выбралась из кровати и подперла дверь в свою комнату тапочком… так, чтобы лежа на койке, она могла видеть часть коридора сквозь щель. И да, вскоре Братья перевезли его, как она и полагала: услышав топот множества ног, она поднялась с кровати и встала сбоку, чтобы наблюдать, оставаясь незаметной для других.

В конце концов, они прошествовали мимо, и Кор был с ними, распростертый на каталке, простыня накрывала его с головы до пят. И когда они проходили мимо, она накрыла рот ладонью. С ним было столько оборудования, которое, очевидно, поддерживало в нем жизнь. А также толпа Братьев, все в полном вооружении, их массивные тела были увешаны смертоносными кинжалами и пистолетами.

Закрыв глаза, она вцепилась в дверной косяк, ею обуревало желание выскочить в коридор и остановить их, умолять сохранить Кору жизнь, молиться Деве-Летописеце за его здоровье и освобождение. Она даже составила речи в его защиту, такие как: «Он не напал на нас, хоть и знал расположение лагеря!» и «Он ни разу не причинил мне боли за все те ночи, что я встречалась с ним!» или самое популярное: «Он уже не тот предатель, каким был раньше!».

Все это лишь подтверждало ее собственную вину… поэтому она осталась там, где была, слушая, как они идут по коридору к парковке.

Когда последняя дверь с лязгом закрылась на замок, Лейла напомнила себе, что должна отпустить это.

Она сказала себе, что Кор был их врагом. Не больше. И не меньше.

Лейла вернулась к кровати, забралась на матрас и подобрала под себя ноги. Сердце билось как сумасшедшее, над бровью и верхней губой выступил пот, и она попыталась возобладать над своими эмоциями. Подобный стресс будет вреден малышам…