«Ставни, — подумала она, стараясь размышлять спокойно. — Их надо повесить чем раньше, тем лучше, иначе счет за побитые стекла будет астрономическим. Впрочем, счет будет не моим. Так что Бентону Бонфорду и предстоит вешать эти проклятые ставни», — подумала она злобно и отвернулась от окна.

Перед ней на ковре пролегла удлиненная тень бронзового жеребца.

В ее теперешнем состоянии духа это зрелище было лишено всяческого очарования, когда Элинор, протянув руку, зажгла лампу и увидела то, что явилось последней каплей.

На ее высокой кровати с балдахином мирно посапывала огромная мохнатая, свернувшаяся в клубок собака.

Элинор фыркнула, сжала кулаки, топнула ногой, что не имело успеха, поскольку она все еще была в мягких домашних тапках, и издала пронзительный вопль необузданной ярости:

— Уберите его отсюда! Вы слышите меня?

После некоторого замешательства в коридоре раздались гулкие шаги. Последовал звук открывающейся двери. Появился Бентон Бонфорд, который остановился на пороге, поддерживая вертикальное положение, крепко держась за косяк двери. Он сварливо поинтересовался:

— Какого черта здесь происходит?

Она указала пальцем на кровать:

— Уберите его!

— О, ради Бога! — Он наклонился, увидел пса и изобразил преувеличенное возмущение: — Чарли! Тебе не место в кровати этой милашки. Никому из нас, насколько я могу вспомнить, не место здесь. Если только… — Он подмигнул и лукаво покосился на нее. — Если только моя память меня не подводит.

— Не подводит, — сварливо ответила она. — Все правильно. А теперь уходите! Оба!

— Господи, женщина, да не кричите так! Я слышу вас.

Он подошел, громко топая, а рубашка развевалась за его спиной. Свет от лампы осветил его торс, на котором курчавые волоски блестели тем же серебром, что и нахмуренные брови, над которыми топорщилась взъерошенная шевелюра.

Он даже не взглянул на нее. Чарли спрыгнул на пол навстречу хозяину; он схватил тяжелой ручищей ошейник пса и сказал:

— Пошли, приятель.

И они пошли.

И тут Бентон оглянулся. Его глаза тщательно осмотрели ее с ног до головы. Медленно.

Ее дыхание участилось, и, не в силах помешать этому, она лишь затаила его. В ее голове поднялся вихрь из убийственных лихорадочных жаждущих мыслей, желание не убило гнев, оно лишь разожгло его. «Ты жеребец! Ты проклятый жеребец!»

Его взгляд перешел на ее рубашку. Он мысленно развязал пояс, представил себе предательскую округлость ее обнаженной груди под тканью, продолжил линию ее бедер. Из холла повеял сквозняк, и ее одеяние плотно прилегло к телу, делая ее почти обнаженной. Он снова взглянул ей в лицо, увидел в ее глазах то, что не может укрыться от взгляда любого мужчины, и убрал руку с ошейника Чарли.

И тут его собственное лицо изменилось, и в свете лампы Элинор увидела, что оно совершенно зеленое. Он поднес руку ко рту и пробормотал со стыдом и гневом одновременно:

— О, черт возьми… — И, громко топая, устремился к двери.

А затем вниз, в холл. После чего до нее донеслись совершенно определенные звуки, исходящие из ванной.

Она так и стояла, затаив дыхание. Ее охватила дрожь. У Элинор не было сил осмыслить происходящее. Она только чувствовала, что не хотела бы сталкиваться с такой ситуацией.

Чарли медленно поплелся в холл, прислушался и затем плюхнулся на пол. Элинор закрыла за ним дверь. Но не заперла ее. Есть некоторые вещи, которые мужчина не в состоянии сделать после такого унизительного недомогания. По крайней мере, не сразу.

Она забралась на смятую постель, свернулась в клубок, поджав колени и закутавшись в одеяло, и подумала о своем собственном унижении.

Что с ней случилось?

Ее поведению нет оправдания. Его ничем нельзя объяснить.

Она вела себя с Бентоном Бонфордом, словно курица, которая впервые в жизни увидела петуха. Еще немного, и она бросилась бы на кровать, раскрыла ему навстречу объятия и крикнула бы: «Быстрее!» И это случается уже во второй раз за такой короткий срок.

И что он должен думать?

Почему она это делает? Почему ее собственное тело предает ее?

В течение почти тридцати лет секс в ее списке находился где-то после брюссельской капусты. Несколько раз после смерти Бобби ее звали на ужин, но она никогда не была уверена, почему это с ней происходит: то ли причина в ней самой, то ли приглашающий хочет поближе подобраться к Джулии. А еда за чужой счет ее абсолютно не привлекала. Ни один мужчина не вызвал в ней интереса. У одного были плохие зубы, у другого толстый живот, а в третьем случае ее посещала внезапная догадка о жене, о которой ее ухажер не взял на себя труд упомянуть.

Так что же происходит между ней и Бентоном Бонфордом?

Ведь это не может быть началом любви?

Такое может случиться, если он — владелец магазина и дома, где она живет, — дал понять, что намерен и то и другое продать? И к тому же он обвинил ее в снобизме и посмеялся над ней.

Момент слабости с Тони она еще может понять. Он добрый, нежный и симпатичный.

Но Бентон Бонфорд?

Она со страхом поняла, что, даже пьяный, Бентон Бонфорд осознал свою власть над ней и что наутро он, вероятно, об этом вспомнит. Элинор закрыла глаза и закуталась плотнее, стараясь сохранить побольше тепла под одеялом и побольше здравомыслия в голове.

Утром она должна быть спокойной. Отдаленной. Отстраненной. Она должна позвонить всем, кому запланировала, и обеспечить себе реальное будущее. К черту Бентона Бонфорда!

Она должна позаботиться о собственной жизни. В первую очередь. Без мужа. Без докторов и нянечек, а также без психологов, которые говорят, что надо делать, а что не надо. Без Джулии, которая устанавливала дневной распорядок, платила по счетам и расписывала ее день.

Элинор Райт должна учиться искусству выживания.

Глава 13

К утру Элинор подготовила расширенный план выживания. Через два-три дня Бентон Бонфорд должен убраться отсюда из-за поездки на охоту. Так что время ограничено, ведь, в конце концов, магазин окажется в руках подлизы Марвина Коулса. Или Тони Мондейна. Или же племянник может послушаться Мэтта Логана и поставить все на продажу, поручив сделку самому Мэтту.

Что ж, прекрасно. Она предложит Бентону остаться здесь настолько, насколько будет нужно. Ради памяти Джулии. И ради денег.

Но это не помешает ей искать другую работу и самой решить, когда она пошлет все к чертям.

Думая о том, что Тони снова может возобновить соревнование по завоеванию сердца Элинор Райт, она начала рыться в глубинах своего не слишком опрятного гардероба. Что ей нужно, так это костюм, который выглядел бы практично, был бы чистым, деловым и не слишком сексуальным. Наверное, подойдут простые брюки, рубашка ручной работы и удобные туфли. Никакого макияжа. Волосы собрать в пучок.

И все же ей пришлось отказаться от двух пунктов своего плана. Нет никакой возможности собрать волосы в пучок. И придется наложить немного грима, иначе ее лицо будет похоже на сливу.

Элинор скорчила гримасу своему нахмуренному отражению в зеркале и заставила себя тряхнуть головой. Волосы привычно легли на пробор, правда, с одной стороны прическа оказалась примята, потому что она спала, скрючившись на этом боку. А кому какое дело? Итак, наложить на лицо крем и воспользоваться губной помадой. Ведь надо произвести впечатление на покупателей.

Брюки стали немного тесными по сравнению с прошлым годом, но они не слишком морщились на талии, если слегка подобрать живот. Правда, она могла так делать только в течение трех минут, после чего ее лицо приобретало красноватый оттенок. Провались ты!

Если свитер выпустить поверх блузы, можно расстегнуть пуговицу на штанах.

«Проклятье! Вес — коварная штука. Того и гляди, застанет тебя врасплох».

Ей надо урезать свой рацион, может быть, легкий обед. Не слишком много людей захотят нанять на работу толстуху, даже в сфере антикварного бизнеса.

Она угрюмо заправила кровать, осознавая, что здесь ей не принадлежит ничего, кроме разве что табурета, туалетного столика времен королевы Анны да лакированной скамеечки. Отлично. Ей необходимо найти не только работу, но и квартиру с мебелью.