Матрос размахнулся и тяжелой рукой ударил Ставроса наотмашь по лицу.

Ставрос пошатнулся, из носа хлынула кровь.

— Ты за что его? — гневно крикнул Кенан и бросился к ним.

— Он знает! — пробормотал матрос, не глядя на Кенана.

— Я тебя спрашиваю: за что бьешь?

— Чтоб держал язык за зубами! — с презрением ответил матрос.

Кенан посмотрел на них обоих. Лицо парня ему явно не понравилось.

— Потом разберемся! — сухо сказал он.

Капитан все еще медлил со сборами. Башмаки у него ссохлись от жары, верха покоробились, и он с трудом, пыхтя и отдуваясь, обулся. Когда он поднялся, лицо у него побагровело от напряжения, а глаза смущенно бегали по сторонам.

— Лодка хорошая! — вдруг сказал он. — Повезло вам с лодкой!..

— Когда-нибудь вернем, — сказал печатник.

— Ерунда! — обронил капитан. — Вы лучше старайтесь добраться живыми и невредимыми… А лодка — что? Для Адамаки эта потеря, что комариный укус…

Печатник протянул ему руку. Капитан не привык к рукопожатиям. Неуклюже ухватился он за мозолистую ладонь и смущенно сказал:

— Даст бог — свидимся…

— Свидимся! — сказал далматинец. — И тогда сочтемся…

Капитан пожал руку Вацлаву, затем Стефану. Выражение лица у него становилось все более смущенным, растерянным и робким.

— Ну, Дафин! — глухо сказал он и, не ожидая ответа, поспешно поднялся на фелюгу.

Дафин не тронулся с места.

— Поднимайся, товарищ! — поторопил его Милутин.

— Я остаюсь с вами! — твердо заявил Дафин, не отрывая взгляда от дна лодки.

Все повернулись к нему. Милутин нахмурился и вопросительно посмотрел на товарищей. На лице Стефана застыло холодное выражение. Печатник чуть заметно улыбнулся.

— Давай, давай, иди! — повторил далматинец.

— Никуда я не пойду! — сказал Дафин, все еще не поднимая головы.

— То есть, как не пойдешь? — сурово спросил далматинец. — Ты думаешь, это только от тебя зависит?

Дафин покраснел до корней волос.

— Я хочу ехать с вами! — умоляюще сказал он.

Впервые у Милутина дрогнуло сердце. С лица печатника сошла улыбка.

— Нельзя! — терпеливо сказал далматинец. — Давай поднимайся…

Дафин посмотрел на фелюгу. Капитан стоял на борту и, бледный от волнения, не сводил глаз с шурина.

— Ну, Дафин! — тихо повторил он с тоскливой и беспомощной мольбой в голосе.

«Боится остаться один!» — подумал далматинец.

— Поднимайся, поднимайся! — настаивал капитан.

Дафин поднялся. Вид у него был такой униженный и подавленный, что печатника невольно охватила жалость.

— Мы не можем взять тебя, товарищ, — мягко сказал он. — Это зависит не только от нас…

Дафин понуро взглянул на него и неуклюже взобрался на фелюгу. Когда он ступил на палубу, ноги у него подкашивались, холодный пот стекал по вискам. «Как я слаб! — в отчаянии подумал он. — Все видят, как я слаб… Зачем же им такой ничтожный, слабый человек?.. Только обуза!»

Когда он снова посмотрел на растерянное лицо капитана, его охватило такое омерзение, такая ненависть, словно он увидел в зеркале собственное отражение.

— Что с этим парнем? — спросил Кенан по-французски.

— Он хочет остаться с нами, — объяснил Крыстан.

— О-о-о! — воскликнул Кенан. — Почему же вы его не берете?

— Не знаю, — нехотя ответил Крыстан. — Я бы взял…

Дафин забыл в лодке пиджак, и далматинец передал его на фелюгу.

Капитан взял пиджак и стал бессмысленно отряхивать его.

— Я пойду! — сказал Крыстан. — Мы никогда не забудем того, что вы для нас сделали…

Они пожали друг другу руки.

— Прошу вас, попрощайтесь с моим капитаном! — тихо сказал Кенан. — Он хороший человек!

Неджеб наконец отставил винтовку в сторону и крепко тряхнул руку Крыстану.

— Да хранит вас бог! — сказал он, с сочувствием глядя на исхудалое лицо студента.

Крыстан спустился в лодку. Волна слегка улеглась, и сейчас их болтало не так сильно, как раньше.

Милутин отвязал веревку и с силой оттолкнулся веслом от черного борта фелюги. Лодка отвалила и погрузилась в волны.

— Вставьте весла! — приказал Милутин. — Крыстан, на руль! Будем грести мы со Стефаном!

Лодка медленно удалялась. Капитан с окаменевшим лицом смотрел ей вслед и машинально кусал загрубевшие, потрескавшиеся губы. Он достиг того, к чему так горячо стремился все эти дни. Он отделался наконец от беглецов, и перед ним открылся путь к дому. Почему же сейчас он не думал ни о доме, ни о жене, которая ждала его? Что-то словно перевернулось в нем. На сердце было пусто, ни тени радости. Отсутствующим взглядом смотрел он на белую лодку, ничего не чувствуя, ни о чем не думая, как во сне. Лодка качалась на волнах, и с весел сбегала вода, и печатник, сидя на носу, смотрел на капитана с пониманием и участием.

И вдруг капитану показалось, что когда-то он уже видел все это — и удаляющуюся лодку, и волны, и черную палубу фелюги, и черные мешки, уложенные барьером вдоль бортов. И на сердце его было тогда так же тоскливо.

На смену душевной пустоте незаметно пришло какое-то гнетущее чувство незавершенности. Порвалась какая-то незримая нить, какая-то мысль осталась недодуманной, какое-то слово — недосказанным.

Почему так быстро покинули они фелюгу? Почему так и не сказали своего последнего слова — слова, которое было бы приговором всем его поступкам?

Капитан вздрогнул, услышав громкий всплеск.

Схватив винтовки, матросы бежали на бак. В волнах мелькнула голова Дафина, который быстро плыл к лодке, удалившейся уже метров на сто. Он плыл неумело, волны подбрасывали его.

— Дафин! — закричал капитан, подбегая к борту. — Дафин!..

Но тот упорно плыл вперед.

— Дафин!

Отчаяние и ярость горячей волной нахлынули на капитана. Куда его понесло? Почему он покинул его? Пока не поздно, надо броситься в воду, догнать, схватить его за тощую шею и вернуть обратно. Иначе останешься один среди чужих, с глазу на глаз с этим гнусным змеенышем — Ставросом. Нельзя…

— Милутин! — захлебываясь, прокричал Дафин.

Лодка повернула и пошла обратно.

Дафин уже не боролся с волнами. Из последних сил он старался удержаться на воде, но намокшая одежда тянула ко дну.

— Быстрее! — крикнул он слабеющим голосом.

Капитан, как во сне, скинул верхнюю одежду, разулся и подошел к борту. Но лодка опередила его. Далматинец уже протянул руку и подхватил Дафина.

Теперь они снова были близко. Но капитан почувствовал себя еще более одиноким — одиноким, как никогда в жизни, как та пестрая бабочка, которую он недавно видел над морем.

Только Неджеб не знал, что случилось. Когда он вышел из кубрика, лицо его было мрачным, в серых глазах затаилось глубокое беспокойство.

— Что там такое? — спросил он.

Кенан обернулся и с улыбкой посмотрел на него.

— Один сбежал! — весело сказал он. — Чуть-чуть не утонул!

Неджеб пропустил эти слова мимо ушей. Он думал о чем-то другом. Только сейчас Кенан заметил странное выражение его лица.

— Что с тобой? — с удивлением спросил он.

— Плохо, Кенан! — сказал Неджеб. — Будет буря!

— Буря? С чего ты взял?

— Барометр страшно падает! Да и без барометра видно!

Неджеб посмотрел на небо. По-прежнему не было ни облачка, но плотная синева смешалась с чуть заметной пепельной мутью, осевшей на горизонте. Стало очень душно. Пот струился по голым спинам матросов, но, увлеченные событиями, они не замечали этого. Один лишь Неджеб, почуяв приближение бури, сразу побежал в каюту, к барометру.

— И как ты думаешь, скоро начнется? — спросил Кенан с тревогой в голосе.

— Не знаю, — сказал Неджеб. — Наверно, к ночи… а может, и раньше.

Кенан посмотрел на часы: было семь минут шестого.

— Эти бедняги погибнут! — озабоченно сказал он.

— Оставь ты их! — махнул рукой Неджеб. — Хорошо, если сами уцелеем!

— Ты думаешь? — дрогнувшим голосом спросил Кенан.

— А ты как думаешь?.. Без винта-то!