– Иди и посмотри, если не веришь. Я специально дверь закрыл на щеколду. Если не закрывать, она так раз по пять за распахивается. А я сквозняки не люблю! – немного раздраженно закончил фразу мой товарищ.

Я вспомнил про шуршащую «обоину» и еще раз взглянул на нее… Она была неподвижна. Ободренный этим обстоятельством, я направился к двери, осторожно открыл засов и выглянул в коридор. Там не было ни души. Только ступеньки на второй этаж как-то странно заскрипели.

– О! К себе пошла! – прокомментировал Маклай.

– Кто? – не понял я.

– Анна!

– Какая Анна?! – прошептал я, повернувшись к Маклаю.

Мой друг немного напрягся, вспоминая, видимо, какая Анна. А я попятился назад, неожиданно захлопнув спиной дверь.

– И щеколду закрой, – добавил Маклай,– А то сквозняк.

«Похоже, у Маклая на почве сквозняков случилось тихое помешательство», – подумал я, вытирая пот со лба, – «… А у меня, похоже, от избытка алкоголя в крови начинается белая горячка».

– Да не волнуйся ты так! Нет у тебя никакой белой горячки, – прочитал мои мысли Маклай, – Это самое банальное привидение. Я уже месяц здесь живу – привык, как видишь. И оно меня особо не трогает – тоже привыкло. Точнее не оно, а она – Анна Сергеевна Любанская, в девичестве – Анна Турусова…

Я медленно подошел к столу и тихо присел, уставившись на Маклая глазами, полными ужаса. Он же, как ни в чем не бывало, протянул мне стопку:

– Расслабься, Ваня… Выпей! Сразу полегчает.

Дрожащей рукой я потянулся к рюмке, одним махом опустошил ее… Почти на автомате закусил бутербродом с русской салями. Алкоголь дарил в голову, и мне стало гораздо легче. После взрыва эмоций любопытство взяло верх, и с этого момента призраки плавно начали входить в мою жизнь.

– Темная история, говоришь… И что за история? – поинтересовался я.

– С летальным исходом! Видишь ли, друг мой, Анна Сергеевна вышла замуж не по любви, что, впрочем, не было редкостью в дворянском сословии.

– Александр Андреевич был душой светского и делового общества, несказанно богат, нравился женщинам… Аннет было уже двадцать, и лучшей партии ожидать не было смысла, тем более, что Любанский был ей симпатичен. Оценив все достоинства сорокалетнего графа, Аннет с восторженностью, свойственной молодым творческим натурам, приняла свои чувства за любовь.

После двух лет счастливого брака настоящее чувство все же посетило Аннет. Но предметом любви стал не Любанский, а тот самый Гурнов-Чертынцев – столичный раздолбай и новый губернатор города N. Питая теплые чувства к мужу и всепоглощающую страсть к любовнику, Аннет не справилась с ситуацией и утопилась в собственном пруду. Ее любимый дог, тот самый, что куплен был у местного ростовщика Каталкина по сходной цене, последовал за ней.

Маклай продолжал банкет, наполняя граненые рюмки, а я вместо того, чтобы поинтересоваться подробностями семейной драмы, почему-то спросил:

– С какой стати ростовщик занимался разведением догов?

– Я не знаю всех подробностей, но, кажется, датские доги достались ему совершенно случайно. По непонятным соображениям Каталкин взял в залог у разорившегося аристократа породистую сучку, которая оказалась чуть-чуть беременна. Она ощенилась и сдохла… А ростовщик продал одного из щенков графине Любанской, и возможно – по тому самому объявлению в губернской газете, что впоследствии послужила прекрасной основой для поклейки обоев в лакейской. Ну, а дальше ты знаешь…

2.

Это же Сфинкс!

– Какая прелесть! Сколько Вы за них хотите…?

Аннет стояла в тесной прихожей, наблюдая за тремя симпатичными щенками, копошащимися в соломенной корзине. Старый ростовщик в поношенном суконном сюртуке, переминаясь с ноги на ногу перед нарядной дамой, растянул на лице щербатую улыбку:

– Матушка, Анна Сергеевна, думаю, что мы поладим…

 Щенки неуклюже карабкались друг на друга и забавно потявкивали. Самый крупный из них взобрался на спины собратьев, перевалился через край корзины, плюхнулся на облезлый деревянный пол и покатился к ногам графини. Понял, что потерпел фиаско, быстро вскочил на все четыре лапы, ухватился зубами за край шерстяного платья и изобразил что-то вроде рычания. Но, вовремя одумавшись, отпустил подол, на мгновение замер и приветственно затявкал. В момент задумчивости щенок удивительно походил на египетское изваяние. Аннет засмеялась и взяла его на руки.

– Это же Сфинкс! Прохор! Рассчитайся с господином Каталкиным.

Аннет с щенком на руках направилась к выходу. Прохор же отсчитал несколько купюр и протянул их ростовщику. Оживленный старикашка Каталкин пересчитал деньги, приятно удивился и остался вполне доволен сделкой. Для старого ростовщика собаки не имели никакой ценности, кроме материальной…

Простившись с ростовщиком, Аннет в сопровождении Прохора вернулась в усадьбу. Быстрым шагом она поднялась в гостиную, держа в руках увесистый теплый «комочек»:

– Александр! Александр! Посмотрите, какое чудо!!!

Окинув взглядом пустую залу, она направилась в кабинет. Александр Андреевич сидел за столом и подписывал какие-то бумаги. Увидев Аннет, он отложил дела. Сосредоточенность исчезла с широкого лица графа. Он сразу стал похож на мальчишку, которому занятия в гимназии заменили походом в цирк. Он бросился к жене, чтобы немедля заключить ее в объятья.

– Постойте, Александр Андреевич! Посмотрите, кто у нас теперь есть!

Любанский чуть отстранился, а Анна, улучив момент, протянула ему смущенного щенка.

– Душа моя, Аннет! Где Вы его взяли? – удивился Любанский,– Какой молодец! Крра-са-вец!!!

Граф взял на руки совершенно обалдевшего Сфинкса.

– А какие умные глазки! Какая осанка! Настоящий граф!

Он поставил пса на превосходный паркетный пол, который был тут же обновлен небольшой лужей. Сфинкс виновато отошел от мокрого места и преданно уставился на Аннет.

– Дашенька! У нас тут небольшие проблемы! – улыбнулась графиня.

Запыхавшаяся русоволосая горничная вбежала в кабинет и, поняв в чем дело, мгновенно исчезла. Через минуту Даша старательно вытирала глянцевую поверхность пола, а Сфинкс сражался с сахарной косточкой на новом паркете.

Графиня, по-детски присев на корточки перед своим питомцем, с улыбкой произнесла:

– Сегодня Даша все приберет, а завтра, дорогой, ты будешь обедать на кухне…

Я открыл глаза, не совсем понимая, где я и что со мной. Плюшевые портьеры наполовину прикрывали окно. Солнечный луч слепил глаза. Пытаясь скрыться от назойливого луча, я откинул потрепанный плед и принял вертикальное положение под гнусный скрежет растянутых пружин. Голова раскалывалась… Увидев на соседней раскладушке спящего Маклая, я вспомнил вчерашний вечер, но никак не мог распределить события между сном и реальностью. Нащупав в кармане рубашки пачку «Примы», я чиркнул зажигалкой. Руки дрожали, как у заправского алкаша. С четвертой попытки мне все же удалось прикурить. Я подошел к окну, с усилием отворил его.