Теперь вы знаете мою историю, и бот я перед вами такой, как есть. Судите меня. Стыжусь ли я? Разумеется, но позвольте мне прояснить свою мысль. Мне стыдно за тот вред, что я причинил Розарио, Полу и даже самому себе. Я стыжусь того, что предал личное доверие многих людей. Но по отношению к тем, кто торжествует, процветая за счёт моей трагедии, я не испытываю ничего, кроме презрения.
Я знаю, мы много говорили о том, почему я сделал то, что сделал. Оглядываясь назад, я до сих пор не уверен в том, что дал полные объяснения. Моё разочарование вызвано вашими попытками и попытками, предпринятыми следователями из ФБР и ЦРУ, все упростить и найти одну, самую главную причину того, что произошло, тогда как такой причины не существует и есть только многие слои причин, слой на слое, и при этом ни одна из причин не является важнее другой. Кроме того, ко всему этому следует добавить и сами события, то удивительное, почти невозможное стечение обстоятельств, внезапно позволившее — неосознанно и необдуманно, когда стоило бы тщательно, даже мучительно, поразмыслить, — претворить в реальность фантазию. Если бы меня попросили спланировать свою поездку в Вену или породить какой-либо изощрённый план с тем, чтобы предложить свои услуги КГБ, я не смог бы этого сделать. Если бы я должен был спланировать свою встречу с представителем Советов для того, чтобы обеспечить себе прикрытие, я уверен, и это мне бы оказалось не по силам. Как вы видите, сами обстоятельства сыграли свою роковую роль тот факт, что я был представлен Чувахину, и то, что у меня был доступ к материалам о наших агентах, а также то, что внезапно на арене событий появились три «двойных агента» из Советского Союза. Это уникальное стечение обстоятельств оказалось критическим. Оно породило возможность для меня действовать определённым образом.
Это не избавляет меня от ответственности. Но зимой 1984/85 года кем был Рик Эймс? И что более важно, был ли он опасен? Да, был. Но почему? Таилась ли опасность в моей неуверенности относительно личной жизни и устремлений, моего брака с Нэн и приближающейся свадьбы с иностранкой, а также в моем разочаровании из-за, так сказать, неординарного продвижения по службе? Таилась ли она в моей необщительности и некой застенчивости? Был ли я опасен из-за трудностей в преодолении тяги к алкоголю? Или, быть может, в моем характере с младых ногтей недоставало чего-то существенно важного, связанного с чувством внутренней целостности и личной ответственности? вы и другие ищите простого решения, в то время как ответом являются все эти факторы. Они все послужили компонентами питательного раствора, в котором смог развиться вредоносный микроб.
Но подождите, на этом рано останавливаться. Так что же ещё входило в этот питательный раствор, в котором вырос микроб? На данном этапе начинают играть роль мои идеи и жизненный опыт. В наши дни идеология вышла из моды, и мне тоже несколько неудобно говорить о подобных вещах, но закрыть на них глаза, отделить от других составляющих сложного процесса — это преступить против правды жизни. Какова была моя идеология? Я уже говорил об этом — о моем открытии, что политическая разведка в действительности никому не нужна, о Тригоне, Киссинджере, Энглтоне и так далее. Я рассказывал о том, как в 1985 году были сметены последние барьеры и уже ничто не препятствовало мне катиться вниз по скользкому склону. Быть может, было бы полезнее поменьше думать о данной ситуации в ключе отсутствия неких ограничителей и больше — в рамках существования неких идей и переживаний, которые, будучи добавлены в этот питательный раствор и при усугублении происходящего из-за стресса, неопределённости и почти неправдоподобного стечения обстоятельств, привели к тому, что микроб набрал силу и окреп. Все это и привело к государственной измене. Попытка расставить акценты, отделить одно от другого, а также объявить, что именно этот фактор и заключает в себе все необходимые разъяснения, напрочь отрицает все хитросплетение чувств, мыслей и поступков конкретного человека.
Как-то ночью я решил, что настало время взглянуть и на некоторые позитивные моменты в моей жизни, и я думаю, об этом также стоит упомянуть. За те девять лет, что я был «кротом» КГБ, я заработал больше денег, чем большинство проходимцев и жуликов. Я наслаждался жизнью больше, чем они, делал больше всяких нужных и интересных вещей, а также осуществил некоторые важные жизненные замыслы, и, как я думаю, они того стоили. Вам в основном доводилось слышать мои стенания и рыдания из-за грызущего меня чувства вины — и здесь нет притворства. Но если на секунду забыть об этом, нужно признать, что в моей жизни присутствовало немало доставивших мне удовлетворение моментов, и если продолжать размышлять в том же ключе, то я больше всего сожалею, что был слеп и не догадывался о происходившем в 1993 году.
Я всегда был оптимистом. Меня даже обвиняли в том, что я на все смотрю сквозь розовые очки. Я способен разглядеть в своём прошлом немало хорошего… Мы с Розарио были внимательными родителями, а Розарио вновь будет, когда ее выпустят на свободу. Пол был, есть и будет самым счастливым и уверенным в собственных силах ребёнком на свете. Я думаю, что в материальном отношении у них также все будет в порядке. Уж не знаю, как именно все устроится, но по этому поводу я почти не волнуюсь. Несмотря на всю бесплодность и абсурдность попыток США справиться с наркомафией, я весьма доволен своей «Инициативой Чёрного моря». Многие люди тем или иным образом показывали мне, что я был им хорошим другом. Если я смогу вытеснить из своего сознания мысли о собственных недостатках, несколько отстраниться от них — а для этого важно уметь концентрироваться на других вещах, — то уверен, что смогу жить с высоко поднятой головой и чувствовать себя нормальным, приличным членом общества среди себе подобных.
Ну, так как же вы в конечном итоге объясните, что я сделал и почему? Если вам нужен простой ответ, то вот он. На первой странице романа «Отец Горио» Бальзак говорит о бессердечии читателя, не чувствительного к тайным страданиям Горио потому, что все это на самом деле вымысел, плод авторской фантазии. А затем Бальзак внезапно переходит на английский. «все это истина!» — восклицает он. Каждый, пишет Бальзак, может обнаружить отголоски трагедии в своём собственном доме и в своём собственном сердце. Стоит просто поискать. Вы хотите простого объяснения? Ну что ж, вот вам моё: «все это истина».
Эймс старается заново переиграть свою историю, и, вне всякого сомнения, вскоре он окажется в центре внимания средств массовой информации уже в качестве объективного и заслуженного комментатора — специалиста по играм, которые ведут разведки разных стран.
Р. Джеймс Вулси, ЦРУ
Он гуманист. Разве он причинил какой-то вред вашей стране? Он не выдал ни одной вашей тайны, просто сообщил нам имена затесавшихся в наши ряды предателей. Я считаю, что он отличный парень.
Виктор Черкашин, КГБ
Хочу ли я, чтобы он был наказан? Да, да, да и ещё раз да. Я не хочу, чтобы ему позволяли читать книги. Я жажду возмездия за все, что он сделал. Я хочу, чтобы люди, которых он уничтожил, были отомщены. Смертный приговор меня бы не расстроил, но если он невозможен, то худшее, что можно сделать с Риком Эймсом, — это посадить его в одиночную камеру. Никакого телевидения. Никакого радио. Никакой бумаги для записей. Никаких ручек. Ничего. Абсолютное одиночество. Пусть сидит и думает о том, что натворил.
Сэнди Граймс, ЦРУ
Я знал, что люди, выданные мной, будут арестованы и посажены в тюрьму. Он же знал, что те, кого он назовёт, будут арестованы и расстреляны. Вот в чём заключается между нами разница
Олег Гордиевский, агент британской разведки
Рик и Розарио умудрялись будить друг в друге все самое худшее. Именно так они себя время от времени вели.