— Что будем делать? — спросил он.
— Искать, — буркнул Кирпиченко.
Настал черед СВР выяснять причины ареста одного из своих шпионов.
Рано утром во вторник Рика и Розарио втолкнули на заднее сиденье машины судебного исполнителя США и отвезли в здание федерального суда Александрии для предъявления обвинения. Это было их первое свидание с момента ареста. «мы были в истерике, — вспоминал Эймс. — Я твердил: "Прости меня. Прости меня". Розарио призналась, что ФБР хитростью заставило ее сделать какое-то заявление. Я сказал: "Это не имеет значения. Все будет хорошо"».
Их ожидала толпа репортёров. В крошечном зале суда Халкоуэр кратко изложил суть дела, возбуждённого правительством, судье США Бэрри Р. Порецу. Рик чувствовал, что должен что-то сказать, но не знал что. Заседание продолжалось всего несколько минут, после чего Рика и Розарио снова отвезли в изолятор. В 7 часов вечера надзиратель сообщил Рику, что к нему пришёл его адвокат. Правительство заморозило все банковские счета Рика и Розарио, так что они не могли нанять собственных адвокатов. Им пришлось довольствоваться теми, которых выбрал для них суд, и Рик волновался, что им с женой дадут парочку неопытных защитников. Но когда он увидел своего посетителя, все его страхи испарились.
— Меня зовут Плато Качерис, — представился тот.
— Я не знал, где взять адвоката, и смотрите-ка, получил Плато Качериса! — отозвался улыбающийся Рик.
Он узнал Качериса по телевизионным выпускам новостей и фотографиям в газетах и журналах. Этот 64-летний адвокат считался одним из лучших в федеральном округе Колумбия. Во время уотергейтского скандала он представлял интересы бывшего генерального прокурора США Джона Митчелла; во время ирангейтских событий — секретаря Оливера Норта Фоун Холла. Он защищал многих богачей и знаменитостей, включая жену Джека Кента Кука, владельца футбольной команды "Вашингтон ред скинс". Час работы Качериса стоил 400 долларов. В качестве адвоката, назначенного судом для Рика, он должен был получать всего 65 долларов в час, но когда судья Порец попросил Качериса представлять Рика, адвокат согласился, не раздумывая. Одной из причин была бесплатная реклама. Кроме того, Качерис обожал безнадёжные дела. Он занимался юриспруденцией уже 40 лет, и самыми лучшими его воспоминаниями были судебные процессы, которые он выиграл, совершив невозможное.
В тот день Качерис зашёл в суд, чтобы ознакомиться с обвинениями правительства против его нового клиента.
Дела у Рика обстояли неважно, и Качерис почувствовал себя в своей стихии. Пожимая руку своему клиенту, он внимательно его изучал. Его удивило кажущееся спокойствие Рика. Большинство ответчиков, даже те, кто сам был юристом, после ареста проявляли все признаки "тюремного шока". «Рик полностью сохранял самообладание, — позже сказал Качерис. — всем своим видом он словно говорил: "Я ожидал этого. Теперь это случилось, и мне нужно с этим справиться". На себя ему было плевать. Он был одержим идеей, что должен сделать все, чтобы спасти Розарио».
Не дожидаясь вопросов, Рик признался, что был "кротом" КГБ. "всю оставшуюся жизнь я проведу в тюрьме, — сказал он, — но мы не можем позволить им наказать Розарио за мои ошибки".
В тот же вторник Розарио встретилась со своим адвокатом Уильямом Б. Каммингсом. Уступая Качерису в шике и популярности, он тоже имел хорошую репутацию. 54-летний Каммингс в 70-е годы занимал должность прокурора США в Северной Вирджинии и, как и Качерис, в прошлом уже участвовал в судебных процессах над шпионами. Каммингс был единственным адвокатом, которому за последние годы удалось добиться оправдания ответчика, обвиняемого в шпионаже. Он выиграл процесс над Ричардом Крэйгом Смитом, отставным офицером разведки, в 1984 году обвинённым в шпионаже в пользу русских.
В 1967 году Качерис был защитником Герберта У. Бекенхаупта, сержанта военно-воздушных сил, осуждённого за продажу Советам военных секретов. ФБР поймало его благодаря донесениям генерала ГРУ Дмитрия Полякова (Топхэта). Теперь Качерис стал адвокатом "крота" КГБ, который заложил Полякова Советам и был виновен в его гибели.
В течение нескольких следующих дней Качерис и Каммингс изучали улики. В результате обыска, произведённого в доме Рика, были обнаружены десятки компрометирующих записей. В особенности Качериса беспокоили два документа. Во-первых, письмо на девяти страницах, переданное Владом Рику в Риме. В нем упоминалась сумма в 2,7 млн. долларов, которую КГБ либо заплатил ему, либо держал для него в Москве. К письму прилагались фотографии участка земли, отведённого для будущей дачи Рика. Второй документ, выдававший Рика с потрохами, представлял собой копию письма от 17 декабря 1990 г., которое Рик написал КГБ. В нем он предупредил русских о том, что Пролог является внедрённым "кротом" ЦРУ. Этих двух документов было достаточно, чтобы доказать, что Рик шпион. Первый подтверждал, что русские платили Рику огромные суммы наличными. Второй объяснял, почему. Естественно, Качерис не подозревал о том, что Пролог был двойным агентом. Если бы он это знал, то мог бы заявить, что записка Рика о Прологе ничего не значит. Как можно было обвинять Рика в том, что он предал двойного агента? Однако никто в правительстве не сказал ни Качерису, ни средствам массовой информации правду о Прологе. Некоторые агенты ФБР даже высказывали предположения, что Пролог был арестован и расстрелян. На основании того, что ему удалось узнать, Качерис сообщил Рику, что у него нег практически никаких смягчающих обстоятельств. Тем не менее он рекомендовал Рику заставить правительство привлечь его к суду. В запасе у Качериса оставалось несколько юридических манёвров, которые он мог применить, и он знал, что ЦРУ не захочет, чтобы его внутренние дела обсуждались на открытом судебном процессе.
Рик заупрямился. Он боялся, что министерство юстиции накажет Розарио, если он откажется признать себя виновным и не пойдёт на сотрудничество с властями.
— Вы делаете огромную ошибку, — предостерёг его Качуре. Если он хочет помочь Розарии, то должен быть с правительством пожёстче, делая вид, что ее судьба ему безразлична. Рик смутился. Когда после вынесения обвинения его и Розарио выводили из здания суда, Рик обронил несколько слов агенту ФБР.
— Я должен был что-то сделать для Розарио, — сказал он Качерису, — потому заявил этому парню: "Знаете, я, правда, хочу во всем с вами сотрудничать в вашем расследовании. Я готов на все, лишь бы помочь моей жене".
Качерис поморщился.
Пока Рик и Качерис разрабатывали свою стратегию, Розарио и Каммингс встречались в другой комнате изолятора. В отличие от Рика, Розарио была так подавлена, что пришлось вызвать для нее психотерапевта. Большую часть времени Каммингс пытался открыть ей глаза на происходящее. Розарио твердила, что не сделала ничего плохого. Она утверждала, что ее обвиняют потому, что она из Колумбии и Халкоуэр и агенты ФБР питают к ней личную неприязнь. "Сейчас я понимаю, что наши совместные беседы — между Каммингсом, Плато, Розарио и мной — были сплошной катастрофой, — позже сказал Эймс. — Смятение, гнев и страхи Розарио усугубляли моё собственное чувство вины и мою пассивность. Поскольку разговор все время вертелся вокруг участи Розарио, Плато было практически нечего сказать… Главную роль пришлось играть Каммингсу. Он тратил почти все время, пытаясь показать Розарио нашу реальную ситуацию, а также объяснить ей, насколько весомы обвинения правительства против неё. Ей нужно было как-то противостоять этим обвинениям, а не просто настаивать на своей невиновности, чего ей, собственно, и хотелось".
Розарио обвиняли в "заговоре с целью совершения шпионажа". Обвинение утверждало, что она нарушила закон, предоставив Рику "советы и поддержку", которые помогали ему в шпионской деятельности в пользу КГБ. самыми весомыми уликами против неё были магнитофонные записи, сделанные ФБР с помощью спрятанных в доме микрофонов.