— Нет.

— Ничего, еще почитаешь. Если поступишь, тебя тут быстро в общаге «образуют». Джентльменский набор: Фрейд, Юнг, Шпенглер, Набоков, Кафка, Кортасар… И так далее, и тому подобное.

— Послушай, а ты случайно не можешь мысленно определять местонахождение человека? Я слышал, некоторые, кто владеет экстрасенсорикой, это умеют.

Пломбир на некоторое время задумался.

— Можно попробовать, — наконец сказал он. — Насколько я понял, тебя интересует Вероника?

— Конечно!

— Единственный момент — я плохо помню ее лицо…

— А у меня есть фотография! — И Максим достал паспорт Вероники, который всегда носил во внутреннем нагрудном кармане джинсовой куртки.

— Отлично. Попробуем — с фотографией я еще не работал.

— Мне что делать? — спросил Максим.

— Ничего. Можешь сидеть и наблюдать. Мне это не помешает. Только учти — придется с полчасика подождать. Пока я настроюсь и поймаю нужную волну.

Максим устроился в кресле, а Пломбир, широко расставив ноги, сел на диван, а ладони положил на ключицы. Раскрытый паспорт с фотографией Вероники лежал у него между ног. Действо началось.

Сначала он долго сидел не двигаясь и закрыв глаза… Затем, не поднимая век, задрал голову кверху, и все его лицо болезненно сморщилось… Прошло еще какое-то время — и Пломбир плавно, как в замедленном кино, поднял обе пухлые руки кверху, как будто принимал на них какой-нибудь тяжелый груз. Черты его лица постепенно разгладились.

— Наша ветка… Наша ветка… — вдруг начал бормотать себе под нос он.

Максим хотел было переспросить его, но потом передумал.

— Рядом лес… Водонапорная вышка… Окружная дорога… — Пломбир вдруг открыл глаза и опустил руки на колени. Все его грузное тело разом расслабилось. — Я понял… Это Ясенево… — тяжело дыша, сказал он.

— Ясенево… Это станция метро? — уточнил Максим.

— Не только. Это целый район на окраине Москвы.

— Ясенево… Значит, Вероника теперь там?

— Скорее всего. Не думаю, что сейчас я ошибся. Все было вполне отчетливо. То есть девяносто процентов за то, что это правильная информация.

— А где она — на улице или в помещении? — поднял на него недоверчивый взгляд Максим.

— Почему же на улице? — уверенно ответил Пломбир. — В помещении, в квартире.

— Ну тогда я совсем ничего не понимаю… — сказал Максим и от волнения бухнул себе в кофе большую ложку мороженого.

— И не пытайся! Этих женщин все равно не поймешь! — неожиданно закончил Пломбир и пододвинул к себе еще одну вазочку любимого лакомства…

Они сидели еще долго, и Пломбир охотно делился с Максимом своей жизненной мудростью. А правоту его фразы насчет женщин жизнь подтвердила уже в тот же вечер.

Когда Максим вернулся в общежитие, у Ильи его ждала взволнованная Марина. Даже через очки было видно, что глаза у нее заплаканные.

— Привет, — опустив глаза, поздоровался с ней Максим.

— И это все, что ты можешь мне сказать? — с ходу перешла в наступление Марина. Очки ее, как всегда, воинственно поблескивали.

— А ты ждешь чего-то еще? — с самым невинным видом спросил Максим.

— Ладно, пошли в «целовальник». Поговорить надо, — как всегда, резко сменив тон, предложила Марина.

«Целовальниками» здесь называли небольшие ответвления в коридорах, где обычно висела пара таксофонов и стояли какие-нибудь разломанные табуретки. Если по проекту в этих помещениях и полагались лампочки, то студенты давно уже об этом забыли.

— Извини, Марин, очень устал, — со своей неизменной детской искренностью сказал Максим. — Если у тебя что-то важное, говори прямо здесь.

— Ладно. Илья! — громко окликнула она. — Выйди, пожалуйста, нам с Максом поговорить надо.

Илья, разумеется, вышел, при этом выразительно втянув голову в плечи.

— Ты куда пропал? — сразу набросилась на Максима Марина и попыталась по своей привычке завалить его на кровать.

Однако сегодня он был непреклонен.

— Никуда я не пропал, — пожал он плечами, уворачиваясь от ее рук. — Просто у меня много дел. Я, между прочим, в университет поступаю.

— Это все дешевые «отмазки», думаешь, я не понимаю? — прищурила глаза Марина. — Тебе что — кто-нибудь накапал про Гогу?

— Гогу? — рассеянно переспросил Максим. — Какого еще Гогу?

— Не прикидывайся дурачком! — вышла из терпения Марина.

— А ты полегче на поворотах… — предупредил Максим.

— Ну, Макс, ну что здесь такого? Мы ходили с ним на концерт. Знаешь, как классно? Мужик играл на саксофоне, как целый оркестр. У него такая штука под ногами лежала — вроде синтезатора. Он на разные педали нажимает — и звук меняется… А еще там тетка была, тувинка. Горловое пенис демонстрировала. Представляешь — стоит, такая маленькая пигалица — и воет басом… Ну ладно, Макс… Ну хватит тебе на меня обижаться… Хватит!

— А я и не обижаюсь… — проворчал Максим, внезапно осознавший, что совершенно не хочет ее видеть.

— У него было два билета — я и пошла. Ну это же просто концерт! Что, мне уже и сходить ни с кем нельзя?!

— Да ради Бога.

— Нет, ты почему так со мной разговариваешь?! Я свободная женщина! Я тоже личность и могу поступать как считаю нужным! И нечего меня…

— Ну чего ты надрываешься? — тихо оборвал ее Максим. — Я же сам видел, как вы сидели в кофейне и держались за руки.

Последовало секундное замешательство, но затем Марина быстро взяла себя в руки.

— Ну и что? Это современно, в этом нет даже никакого намека на секс…

— Хочешь, я тебе скажу одну вещь?

— Ну давай. Только поскорей.

— У меня есть другая девушка. И я ее люблю. Больше вопросов нет?

Марина резко поднялась с кровати и направилась к двери.

— Ну и пожалуйста! — презрительно фыркнула она через плечо. — Не больно-то и хотелось!

Когда она ушла, Максим с удивлением обнаружил, что его джинсы сильно натянулись внизу живота.

— Чертовщина! — прошипел он и изо всех сил ударил рукой по колену.

Глава 16

1

Вероника вместе с Томом понуро брела по Новоясеневскому проспекту. Садиться в переполненный автобус, чтобы доехать от метро до остановки «Универсам», не было ни физических, ни душевных сил. И без того настроение у нее было хуже некуда.

С самого утра Вероника ходила как оплеванная — с жутким ощущением, что ее предали…

Нет, она должна была это предвидеть. Бесконечно так продолжаться не могло. Самое обидное, что им с Анатолием был дан прозрачный намек, однако они с детским легкомыслием не обратили на него внимания. И вот результат, теперь оба жестоко наказаны за свой «пофигизм»…

Вероника уже подходила к дому Романа.

Еще утром, по дороге в Москву, она решила, что если будет искать ночлега — то только не у тети Тамары. Квартира соседки — словоохотливой Клавдии Мироновны — тоже отпадала. Еще раньше та говорила ей, что к ней должны приехать родственники. Вероника решила наудачу позвонить Роману. Сразу наметила, что если трубку поднимет Надежда Ивановна или Шалва Отарович, то она сразу нажмет на рычаг. Но ей повезло — к телефону подошел сам Роман, который, судя по голосу, был в прекрасном расположении духа. Узнав, кто звонит, он обрадовался еще больше, чем в тот первый раз, когда Вероника звонила ему с вокзала.

— Настя! Настюха! — кричал в трубку он. — Где же ты столько времени пропадала? Как ушла в тот раз — так ни ответа, ни привета… Ты что, всегда так по-английски смываешься?

— Нет, почему же, не всегда, — сухо ответила Вероника, вспомнив, какой диалог ей пришлось выслушать, стоя под кухонной дверью. — Просто так сложились обстоятельства.

— Ну что, поступила в свою Собачью академию?

— Нет, а ты в свой Бауманский?

— Тоже нет. Пролет… Да это все фигня. Сама-то ты сейчас где?

— Да вот, представь себе, нигде. Хотя еще вчера я жила в трехэтажном загородном особняке.

— Ничего себе! Приедешь, все расскажешь. Значит, так. Сообщаю обстановку: предки с сеструхой смотались на юг. Хата свободна и открыта для тусовок. Все ясно?