— Откуда, откуда… Вероника рассказала, — угрюмо пробормотал Анатолий.
— И много она тебе рассказала? — с сарказмом поинтересовался Максим.
— Ты вообще в курсе, что она больна?
— Нет, а что с ней? — Горькая ирония в глазах Максима сразу сменилась тревогой.
— После того как она побывала в завале, у нее открылась клаустрофобия. Кроме того, ей постоянно снятся кошмары. Она даже кричит во сне… — добавил он и сам тут же испугался того, что сказал.
— Ты с ней спал? — тихо, почти шепотом спросил Максим.
Анатолий молча кивнул.
— Она тебя любит?
— Ну что ты заладил: любит не любит! — взорвался Анатолий. — Откуда я знаю? Ну не мучай ты меня, лучше просто дай мне в рыло и успокойся!
— Нет, ты скажи — она тебя любит? — Голос Максима по-прежнему звучал как у замороженного.
— Да тебя она любит, тебя! Я и к врачу ее таскал! Она даже мертвого тебя любит… Тьфу ты… прости, что это я говорю.
— Почему ты так решил? — вдруг совсем другим тоном спросил Максим.
— Думаешь, кого она во сне все время звала? И меня иногда Максимом прямо в лицо называла, я даже не обижался. Разве ж на нее можно обижаться?
— А где она сейчас?
— Эх! Лучше не спрашивай… — махнул рукой Анатолий и горестно вздохнул.
— Но она придет сюда?
— В том-то и дело, что не придет!
— А что она вообще тут делала?
— На работу я ее к себе взял. Что-то вроде домработницы. Уже недели две отработала. А теперь убежала, я даже деньги не успел ей заплатить…
— А когда она убежала? — Лицо Максима на глазах побледнело.
— Сегодня, рано утром.
Максим вскочил со скамейки и грязно выругался.
— Прямо как в догонялки с ней играем! Я туда — а ее уже там нет. Я еще куда-то — а она только что сбежала… Куда же на этот раз?
Но Анатолий только пожал плечами.
— Если бы ты видел, что тут было… — сказал он после минутного молчания. — Жена моя до сих пор, вон, бесится — успокоиться не может…
— Я знаю, где ее искать! — вдруг воскликнул Максим. — Скажи мне адрес того бородатого мужика — у которого вы поселили собаку…
— Пломбира, что ли? Так это он тебя навел?
— Да, — сказал Максим, поняв, что теперь отпираться бесполезно. — Но ты не говори ему про меня, я обещал, что это останется между нами.
— Что ж, пусть остается, я не против. Вот ведь, повезло мужику! Сначала собаку ему нагрузили, потом еще в разборки втягивать начали…
— Думаю, Вероника должна поехать туда. Она знает адрес?
— Знает. Мы с ней заезжали навещать Тома, когда ездили в клинику. — И Анатолий назвал Максиму точный адрес своего приятеля.
На прощание, уже у ворот, он достал из кармана пачку купюр и сунул Максиму в руку.
— Вот, передашь ей. Это зарплата. Пусть, если сможет, меня простит… И ты тоже, извини, что все так вышло…
4
Только к вечеру Максим добрался до Пломбира и сначала долго ждал его на лавочке возле дома. Лишь только завидел приближающуюся к подъезду мощную фигуру, сразу подошел.
— Привет! — басовито поздоровался с ним бородач. — И ты туда же? Вы что же — пса никак поделить не можете? С утра Вероника приходила — отдайте, говорит, мою собаку. Спасибо большое за приют… Теперь и ты следом. Нету у меня уже никого! — Бородач с улыбкой развел толстыми руками. — Отстрелялся…
— Значит, она уже забрала его? — не в силах скрыть огорчения, спросил Максим.
— Слушай, может, я чего не понимаю, что это вы все из-за дворняги так переживаете?
— Да не из-за дворняги… Понимаешь, они поссорились с Анатолием — и она сбежала… Я думал у тебя ее перехватить… Но, как видишь, она меня опередила. Я так и думал, что первым делом она за Томом ринется…
— Да-а… — протянул Пломбир. — У вас прямо интриги мадридского двора. Бег с препятствиями…
— А Вероника ничего тебе не говорила?
— А что она должна была мне говорить?
— Что, прямо вот так пришла, забрала Тома и ушла?
— Ну да… — пожал мясистыми плечами Пломбир. — Я ей предложил пройти, кофейку попить, а она ни в какую. Хмурая такая, сердитая. Глаза красные — не выспалась, наверное…
— И куда пойдет, что собирается делать — ничего не говорила?
— Смеешься? Мы же с ней знакомы едва-едва. Один раз они вместе с Толяном приезжали, я их пломбиром кормил. Кстати, ты мороженого хочешь?
— Да нет. А вот кофе бы с удовольствием выпил.
И Максим совершенно неожиданно для себя оказался в гостях у Пломбира.
— Слушай, мы так и не познакомились, — сказал он, когда они зашли в квартиру и расположились в гостиной, которая в большей степени напоминала библиотеку или музыкальный зал.
— Ну, давай знакомиться. Врать не буду — все зовут меня Пломбир. Я уже привык, да и вообще — бывают прозвища и похуже.
— А меня Максим. Живу здесь рядом, в общаге, вступительные экзамены сдаю.
— На какой?
— На биофак.
— Но ведь экзамены уже кончились?
— Это для кого как. Мне, например, как жертве сахалинского землетрясения, пошли навстречу.
— Круто. И как успехи?
— Думаю, пройду. Должен пройти.
— Значит, соседями будем. Я когда-то тоже в МГУ учился. Даже в аспирантуру поступал. Потом бросил. Сейчас вот звукозаписью увлекся. Студию организовал. Видел, какая у меня фонотека?.. Лет пятнадцать уже собираю… — и Пломбир обвел широким жестом большой стеллаж, до отказа забитый записями. Здесь было все — от граммофонных пластинок до компакт-дисков. — Единственное, чего я органически не перевариваю, так это «попсы». На работе еще могу стерпеть, но дома не держу. Хочешь, поставлю тебе что-нибудь уникальное? «Вандерграф», например? Слышал о таком когда-нибудь?
— Ответ можно предугадать, — улыбнулся Максим. — Ставь — разберемся.
Пломбир бережно установил на «вертушку» диск, а сам удалился на кухню готовить кофе. Музыка, которая зазвучала в комнате после легкого вступительного шипения, почему-то напомнила Максиму знаменитую симфонию из кукольного спектакля «Необыкновенный концерт» с ее неповторимым «соло для водно-бачкового инструмэнта». Впрочем, расстраивать гостеприимного хозяина он не стал, сказав, что находит эту вещь своеобразной. Под булькающие и чавкающие звуки, которые доносились попеременно из обеих колонок, они сели за маленький столик пить кофе.
— На всякий случай я достал мороженое — можешь положить себе в кофе, — сказал хозяин дома, придвигая к себе вазочку с пломбиром. — Ты уж извини, мороженое — это моя вторая страсть после музыки. Знаешь, я понял, что в жизни надо все испытать, а потом выбрать то, что тебе больше всего по душе… — поделился своими мыслями он.
— Если останешься жив, — улыбнулся Максим.
— А не останешься, значит, не судьба. Я это еще в армии понял. Я ведь и на войне побывал — в Карабахе. Я тогда еще постройнее был — этакий рядовой Михайлов… Когда на боевые действия шел, сразу так себя настраивал: если суждено, значит, и в мирной жизни бы не отвертелся. Видать, пока я еще здесь нужен.
— Неужели из всех радостей ты выбрал мороженое и музыку?
— Представь себе, да. И еще, может быть, астрологию. А также гадания, экстрасенсорику и все, что связано с попыткой предсказать будущее.
— А как же любовь? — не удержался от вопроса Максим.
— Любовь… — усмехнулся Пломбир. — Было у меня и это. Пробовал — и с женщинами, и с мужчинами. А что ты так смотришь? Если уж испытывать все, так никаких скобок. Все по полной программе. Но только не греет меня это. — Он старательно выскреб ложкой дно вазочки. — Слишком уж у нас, у людей, все сложно. Гораздо проще жить без всяких привязанностей, как в дикой природе…
— А наркотики, наркотики ты тоже пробовал?
— Ну а как же. Перепробовал почти все.
— Ну и как?
— Ну, как тебе попроще сказать… Смерть это. Вернее, репетиция смерти. Знаешь, наступает такой момент, когда надо выбирать: либо жизнь, либо эта постоянная игра.
— Игра со смертью?
— Да нет, это слишком уж пафосно звучит… Просто игра. Одна из тех, в которые играют люди. Берна читал? «Игры, в которые играют люди, и люди, которые играют в игры»?