Шестнадцатого сентября в форт прибыл на вертолете сам Билл Кейси, бессменный директор Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки. Ему предстояло проконсультировать по ряду вопросов президента Рейгана накануне его первой встречи с Горбачевым, намеченной на ноябрь. Поскольку я лишь недавно покинул Москву и, таким образом, имел достаточное представление о Горбачеве как о государственном деятеле, у меня были соображения на этот счет, которыми я не прочь был поделиться с этим высокопоставленным лицом. Я провел за беседой с Кейси фактически полный рабочий день. Кристофер Керуэн, присутствовавший при этом, взял на себя обязанности переводчика и, соблюдая исключительную тактичность, стал перелагать на доступный мне английский язык вопросы, которые задавал американец: понимать, что говорил Кейси, было трудно не только из-за его акцента, но и из-за зубов, явно создававших ему определенные проблемы. Когда мы после ленча приступили к разговору, Кейси первым делом попросил у меня разрешения включить магнитофон. Я, естественно, ответил согласием, заметив при этом, что было бы довольно странно, если бы столь высокое лицо стало вдруг записывать в своем блокноте, словно школьник, все, что я говорю.

Активно занимаясь подготовкой к женевской встрече Рейгана и Горбачева, Кейси задал мне немало вопросов, касавшихся «Стратегической оборонной инициативы», известной более как «звездные войны». Когда он спросил, согласится ли Горбачев, если Америка предложит Советскому Союзу участвовать в совместной разработке технологий, связанных с указанным выше проектом, я ответил категоричным «нет». Я сказал, что советское руководство воспримет подобный шаг со стороны США как коварную уловку, имеющую целью вовлечь Советский Союз в колоссальные расходы, и потому не пойдет на сотрудничество в этом вопросе со своим традиционным противником. С другой стороны, предположил я, если бы Америка согласилась отказаться от своих планов претворения в жизнь «Стратегической оборонной инициативы», она могла бы рассчитывать на значительные уступки со стороны СССР в том, что касается контроля над вооружениями.

Ответ Кейси был категоричен:

— Мы никогда не пойдем на это. «Стратегическая оборонная инициатива» — любимое детище президента.

— Ну что же, пусть будет так, — произнес я. Замечу только, что, по моему мнению, в долгосрочном плане этот проект значительно ослабит международные позиции СССР.

Спустя какое-то время Джерри Уорнер сказал мне, что, как он считает, встреча Кейси со мной сыграла огромную роль в крушении и развале Советского Союза. Мое замечание относительно «Стратегической оборонной инициативы» было учтено американцами, они продемонстрировали в Женеве твердую решимость и впредь крепить свою военную мощь и ужесточить занимаемую ими позицию по отношению к восточному блоку. Это же, в свою очередь, помогло Горбачеву осознать реальное соотношение сил на международной арене и побудило его принять неотложные меры, чтобы Советский Союз не отстал безнадежно от Запада. Однако начатые им реформы, в соответствии с законами политической логики, вышли вскоре из-под его контроля, уподобившись той самой тележке на американских горках, которая, взлетев у вас на глазах на самый верх, уносится затем в неизвестном направлении.

Самому мне конечно же трудно оценивать степень значимости той информации, которой я обеспечивал Запад, но я убежден, что помог ему глубже разобраться в ряде вопросов, которые могут быть разбиты на четыре основные группы.

В первую группу входят вопросы, связанные с политическим, военным и стратегическим мышлением Кремля проявлявшимся, в частности, в позиции советского руководства в отношении контроля над вооружениями и НАТО. Работая в лондонском отделении КГБ, я вынес оттуда тайком бесчисленное множество секретных материалов по данным вопросам, так что Запад имел возможность непосредственно знакомиться с документами, подготовленными советскими спецслужбами, и с методами работы соответствующих советских учреждений. Позже, во время первых двух лет собеседований со мной представителей различных западных спецслужб, я сообщил еще много сведений, значительно дополнивших те, что содержались в официальных материалах.

К второй группе относятся вопросы, непосредственно связанные с оперативной работой КГБ. То, о чем я сообщал западным спецслужбам, являлось, что называется, сведениями из первых рук. Я не только назвал поименно всех тех, кто служил в лондонском отделении КГБ, но и подробно рассказал своим новым друзьям о методах, используемых советской разведкой, и о роли нелегалов, сотрудничающих с КГБ. Кроме того, с моей помощью было обезврежено немало потенциально опасных агентов и осведомителей: Бэтгани — в Англии, Трехолт — в Норвегии, Берглинг — в Швеции, еще один человек — во Франции и несколько — в Дании.

Третья группа включает вопросы, касающиеся оценки реальной опасности, которая исходит от Советского Союза в различных сферах военного, политического, пропагандистского и разведывательного характера. В некоторых областях его деятельность представляла собой значительно большую опасность, чем думали англичане, хотя чаще всего бывало наоборот. Мне не составляло особого труда объяснить им, как обстоят дела в действительности. Например, один из сотрудников английской службы безопасности признался как-то, что у него волосы встали дыбом, когда он прочитал разработанный лондонским отделением КГБ «План работы в Англии на 1984 год», который я раздобыл для него. Но когда я сказал ему, сколь ничтожно малая часть этого плана реально выполнима и что большая часть содержащегося в нем материала — всего-навсего плод безудержных фантазий, запечатленных на бумаге лишь для того, чтобы порадовать Центр, на душе у него полегчало. В данном случае, как и в некоторых других, я сэкономил западным спецслужбам значительные денежные средства, поскольку сумел убедить их не тратить попусту время и деньги на подслушивание и радиоперехват, так как ни то, ни другое, практически, ничего не дает.

Четвертая группа касается вопросов, имеющих непосредственное отношение к психологии советских людей.

Я рассказывал сотрудникам спецслужб, о чем думают, что говорят и как ведут себя сотрудники КГБ, работающие в зарубежных отделениях этого учреждения, в посольствах и в Центре. Знакомя их с особенностями функционирования коммунистической бюрократической системы и с характером межведомственных связей, я также помог спецслужбам заметно сэкономить и рабочее время, и денежные средства.

В октябре я почувствовал, что мое пребывание в форте слишком уж затянулось, и начал подумывать о том, чтобы обзавестись собственной квартирой. Отправившись на поиски подходящего жилья, я не раз испытал разочарование, потому что все, что я видел, разительно отличалось от того, к чему я привык в Скандинавских странах. Либо меня не устраивало качество внутренней отделки, либо неудачная планировка. И так продолжалось до тех пор, пока Джоан не посоветовала мне обратить внимание на район новой застройки, где добротные жилые дома размещались на склонах поросших лесом холмов и гармонично вписывались в местный пейзаж. Там-то я и купил квартиру.

Накануне моего переезда на новое местожительство, глубокой ночью, когда я спал мирным сном в своем гостиничном номере, ко мне в дверь постучал курировавший меня офицер и, даже не извинившись за поздний визит, сообщил:

— Я только что услышал по радио ужасную вешь: Юрченко изъявил желание вернуться на родину.

— Это не удивляет меня, — пробормотал я в ответ. — Он типичный «хомо-советикус», дерьмо, одним словом.

Стивна, как и других моих друзей, волновало мое умонастроение. Они всерьез опасались, как бы поступок Юрченко не подтолкнул меня к нежелательному шагу, не зря же говорят в России: «чужая душа — потемки». Откуда могли англичане знать, что там у меня в голове?

Не зная же этого, они боялись, что доведенный до отчаяния разлукой с семьей, я могу однажды ночью отправиться в советское посольство. Но я заверил их: