Приглашенный в Центробалт председатель финляндского сената Свинхувуд обещал прекратить эти нападения. Но белые не унимались. В стране началась гражданская война. 14 января финская Красная гвардия свергла буржуазное правительство Финляндии, его министры бежали в захваченную белыми Вазу (бывший Николайштадт) — порт на берегу Ботнического залива. А в Гельсингфорсе возникло революционное правительство — Совет народных уполномоченных. В помощь ему формировались отряды добровольцев — демобилизованных матросов и солдат. 25 января, после того как пришли вести о том, что войска белого правительства Свинхувуда — Маннергейма расстреливают захваченных в плен русских матросов и солдат с постов и батарей, Центробалт обратился с призывом к морякам-балтийцам «записаться в ряды добровольцев для защиты социальной революции, по 20 % личного состава с корабля» [80], Батальоны моряков-добровольцев ушли на фронт, и Галлер снова пытался решить головоломную задачу: как с оставшимися на «Туркменце» обеспечить людьми расчеты орудий и вахты в машинах и у котлов. Уменьшалась численность команд, все меньше оставалось офицеров — многие под различными предлогами оставляли корабли. Среди тысяч матросов, убывших в Петроград и на фронты гражданской войны, были лучшие, наиболее сознательные — большевики в сочувствующие им. Среди оставшихся падала дисциплина. От контрреволюционно настроенных офицеров Галлер не раз слышал, что все равно большевистское правительство в Петрограде недолговечно — «товарищи» долго не протянут. А потому не надо кораблям переходить в Кронштадт и Петроград, лучше переждать смутное время в Гельсингфорсе. Вот и судовые комитеты линкора «Гражданин», крейсеров «Аврора», «Диана» и «Россия» не без соответствующего влияния отказались было перейти в Кронштадт на зимовку. Почти две недели не выполнялось распоряжение Центробалта. Лишь под Новый год ушли эти корабли из Гельсингфорса. Перед уходом, однако, «исчезла» часть офицеров… Говорили, что в белой армии Маннергейма, бывшего царского генерала, появились и армейские, и флотские русские офицеры. Так это или нет, Галлер судить не мог, но «исчезновение» офицеров продолжалось. Бросили свою подводную лодку «Волк» — новейший корабль! — командир Мессер и механик Эйсмонт. Тоже, по слухам, ушли к Маннергейму. Встречаясь со знакомыми офицерами, Лев Михайлович не раз слышал: «Все пропало!» Собеседники приводили факты о развале дисциплины, падении боеспособности судов и соединений, сваре среди центробалтовцев…

Слухи о конфликтах в Центробалте, о разногласиях Центробалта с народным комиссаром Дыбенко к Галлеру доходили от бывших офицеров штаба флота, служивших в Военном отделе А. А. Ружека. Слухи эти имели основание. В Центробалте теперь нередко брали верх демагоги, обсуждались и критиковались директивы Верховной морской коллегии и Народного комиссариата по морским делам, а 15 января было даже принято решение об отзыве Дыбенко с поста наркома. Повод был весьма «весомый»: отказ выдать на некоторые корабли спирт и револьверы… Может быть, управление флотом при помощи Центробалта себя исчерпало? В тревожные эти дни Лев Михайлович старался не сходить с корабля. Он занимался судовыми делами. Вечерами, сидя в каюте, делал записи по итогам предыдущих кампаний флота на Балтике, иногда, ища успокоения, вынимая из чехла виолончель, брал в руки смычок…

У него рождались интересные мысли, формировались выводы по урокам из военных действий прошлых лет. Понадобится ли это кому-нибудь — он не знал, но остановить работу не желал. Решил жить и работать для флота, что бы вокруг ни происходило. Морская сила России нужна будет всегда… Ведь уже объявлен приказом по флоту от 30 января 1918 года декрет Совета Народных Комиссаров: «…флот, существующий на основании всеобщей воинской повинности царских законов, объявляется распущенным, и организуется социалистический рабоче-крестьянский красный флот». И первая подпись под декретом — В. Ульянов (Ленин).

На днях Галлер подписал «контракт… военного флота Российской Федеративной Республики». Он расписался под последним пунктом контракта. «Обещаю честью и верно служить в военном флоте…»[81] — значилось в нем.

А события развивались стремительно.

10 февраля 1918 года Л. Д. Троцкий, член ЦК РСДРП и нарком иностранных дел, возглавивший советскую делегацию в Брест-Литовске, прервал мирные переговоры с Центральными державами. 18 февраля 1918 года германские войска начали наступление. На следующий день командиров эсминцев собрал начальник Минной дивизии А. П. Екимов. Проинформировав о высадке немцев с Даго и Эзеля на материк, о продвижении их к Ревелю и начавшемся в Эстляндии белогвардейском восстании, он потребовал быть готовыми выйти за ледоколами в море. А еще два дня спустя, 21 февраля, Галлер, как это было и на других кораблях, зачитал команде декрет — воззвание Совета Народных Комиссаров «Социалистическое отечество в опасности!», записанное судовыми радистами. Тут же приняли резолюцию: «Всем встать на защиту Родины и революции. Кто против — тому смерть и проклятие!» А 22 февраля появился приказ № 78 по Балтийскому флоту, подписанный Измайловым и Ружеком. Приказ объявлял о революционной мобилизации флота «для беспощадной борьбы с германскими империалистическими полчищами».

Положение и в самом деле быстро осложнялось, становилось угрожающим. Германцы продвигались к Ревелю, Нарве и Пскову. Из разведсводок, которые Галлер читал в штабе дивизии, явствовало, что противник стягивает флот в Данциг, Либаву и Виндаву. Поскольку к Ревелю кайзеровские войска подходили по суше, эхо могло означать подготовку к высадке десанта в Финляндии, как только позволит ледовая обстановка. Что же будет с флотом?

Начиная с 20 февраля Гельсингфорс принимал переходящие из Ревеля корабли. 25-го Ревель оставил последний отряд — пять крейсеров 1-й бригады. В город вошли немцы. Через двое суток крейсера, заградители и подводные лодки, ведомые ледоколами «Тармо» и «Ермак», вошли на Свеаборгский рейд. На борту флагманского крейсера был капитан 1 ранга Б. Б. Жерве, начальник Береговой обороны Финского залива, возглавлявший эвакуацию сил и средств флота. Будущий начальник советской Военно-морской академии честно выполнил свой долг.

Накануне противник занял Псков, отряд балтийцев под командованием Дыбенко сдерживал его части на подступах к Нарве.

В то время можно было лишь догадываться о планах Германии. В послевоенных воспоминаниях генерал Гофман писал: «…я стал на ту точку зрения, что правильнее было бы… отказаться от мира, пойти походом на Москву…»[82] Германский посол Гельферих, сменивший Мирбаха, убитого в Москве эсером Блюмкиным, дополняет Гофмана: «…перед нами появился новый опасный враг: большевизм. В Финляндии и на Украине мы находились с ним в открытой борьбе»[83].

Обстановка в Гельсингфорсе и на кораблях была тревожной. Что предпримет далее противник? Разведсводки сообщали о выходе из Данцига в Северную Балтику отряда контр-адмирала. Майера. В его составе были три линкора, крейсера… На транспортах, входивших в отряд, как стало вскоре известно, находилась балтийская дивизия генерала фон дер Гольца. Предположения делали разные, но все сходились на том, что следует ожидать высадки в Финляндии. Так думали командиры кораблей Минной дивизии, с которыми встречался Галлер, так думали те, кто стоял во главе Балтийского флота. Под руководством Военного отдела Центробалта началась работа по выполнению директивы Народного комиссариата по морским делам (НКМД) № 292 от 17 февраля о спасении Балтийского флота от захвата германцами, переданной по указанию В. И. Ленина[84]. Кораблям флота предстоял путь из Гельсингфорса на восток, к Кронштадту — иного выхода не было. А ведь стояла зима. Никогда еще в это время корабли флота не ходили на восток сквозь льды Финского залива.