Флагманский артиллерист штаба бригады Вирениус не раз проигрывал со старшими артиллеристами линкоров организацию боя на Центральной минно-артиллерийской позиции — ЦМАП, как ее сокращенно называли в штабных документах. Галлер и его коллеги надеялись, что к огневому рубежу боя эскадра линкоров кайзеровского флота подойдет ослабленной. Ведь в устье залива ее атакуют подводные лодки, а если будет туман или противник рискнет идти ночью, то и миноносцы 2-й Минной дивизии с севера. Наконец, немцам придется форсировать минные поля. Значит, впереди линкоров пойдут тральщики. Их-то и следует остановить артиллерийским огнем кораблей и береговых батарей. Не расчистят проходы тральщики — не пройдут и линкоры.
«Все это выглядит красиво, — говорил как-то Вирениус Галлеру во время затянувшейся допоздна беседы в каюте на „Андрее“. — Но позицию-то нужно еще оборудовать. То есть построить береговые батареи. И непременно вовремя поставить тысячи мин. Последнее Эссен сделать в силах, он, пожалуй, не упустит. Куда хуже со строительством батарей…»
Галлер знал, что план строительства Ревельского укрепленного района был утвержден в Петербурге еще в начале 1912 года. Но Военное министерство, в ведении которого находилась береговая оборона — и приморским крепости, и батареи, не спешило с его осуществлением. Средства расходовались первым делом на строительство крепостей в Царстве Польском — на сухопутном театре будущей войны с Германией и Австро-Венгрией. Тогда Эссен стал добиваться передачи всех приморских крепостей на Балтике в свое подчинение. И в начале 1913 года Военное министерство передало Морскому министерству Ревельско-Порккала-Уддскую крепость, тут же переименованную в Крепость Петра Великого. Работа закипела, но на все нужно время. Да и с поставками артиллерии было плохо: для батарей на островах Иарген и Макилуото, на полуострове Сурон (Суурупи), которым предстояло перекрыть огнем устье Финского залива, еще не изготовили четырнадцать орудий калибром 356 миллиметров, таких же, как на заложенных линейных крейсерах типа «Бородино». Не было для установки в этом же районе и восьми 305-миллиметровых орудий для батарей на островах Нарген и Вульф. Пришлось срочно оборудовать временные батареи из орудий калибром 203 миллиметра на островах Макилуото и Нарген. Галлер работал в комиссии, их принимавшей. Временные батареи, конечно, лучше, чем ничего, но дальность стрельбы их орудий была недостаточна, Финский залив огнем они не перекрывали. Таким образом, в случае если тральщики германцев попытаются проложить путь через минные поля ЦМАП где-то на широтной оси залива, остановить их продвижение смогут только атаки кораблей.
В отпуск за 1914 год Галлер ушел в феврале: Вирениус жаловался на здоровье, осенью собирался на воды в Виши. А заменял флагманского артиллериста штаба бригады обычно Лев Михайлович. Вот так получилось, что он не потерял в том году отпуск, успел убыть до начала войны. Те недели зимы в мирном еще Петербурге остались в памяти на всю жизнь. Удивительно безмятежны они были… Казалось, все идет хорошо: опять в стране урожайный год, строятся новые заводы, в городе — на Петербургской стороне, у Смольного монастыря и Таврического дворца, да и во многих иных местах, поднимаются прекрасные многоэтажные дома в стиле модерн. Петербург хорошел…
Лев Михайлович в тот отпуск не пропустил ни одну новинку театрального сезона. Ходил с сестрами на премьеру «Золотого петушка» Римского-Корсакова, на «Соловья» Стравинского. В «Золотом петушке» приводили в восторг прекрасные танцы, поставленные Фокиным, декорации и костюмы А. Бенуа и Н. Гончаровой были выше всяких похвал. И танцевала Надя… Лев Михайлович видел только ее. Видимо, сестры — и Антонина, и Женя — заметили, что слишком долго не опускает бинокль. Знали ли они, самые близкие ему в семье, единственные, кому он поверял с детских лет свои мысли и чувства, о Наде, о том, что было между ними? Знали ли, что сердце его разбито? («Старомодно звучит, по-карамзински, по ведь и вправду — разбито…») Что-то знали, быть может, видели брата с Надей в Летнем саду или в Таврическом, на Островах… И главное, чувствовали, наверное, его боль…
Быстро пролетели дни отпуска в милой ему всегда квартире в Эртелевом переулке.
Вот уже в который раз поезд мчит его в Гельсингфорс. Галлером овладевают привычные заботы, он уже снова беспокоится о том, о чем старался не думать во время пребывания в Петербурге. Гадает: закончили ли переделки в механизмах подачи снарядов к 8-дюймовым башням, удалось ли на тренировках, которые велел проводить, повысить скорость заряжания орудий, устойчиво ли работает система управления стрельбой… Думает и о самом главном, о чем со времен «Славы» не забывает никогда. Все ли благополучно в его артиллерийских ротах, не случилось ли где прорыва той лавы, которая, как он, увы, уверен, бурлит под оболочкой кажущейся незыблемой корабельной дисциплины, уставного порядка? Если бастуют рабочие в Петербурге, если мужики жгут овины, а то и усадьбы своих помещиков — обо всем этом каждый день сообщают газеты, — можно ли рассчитывать на надежность матросов: тех же мужиков и рабочих в морской форме…
На «Андрее Первозванном», однако, было все спокойно.
Лед потемнел, стал рыхлым, и сообщение с берегом зимовавших на рейде кораблей уже поддерживали ледоколы. В середине апреля линкоры и крейсера перешли в Равель. Прибыл сюда на «Рюрике» и Эссен со своим штабом, оставив в Гельсингфорсе лишь канцеляристов. И опять у старшего артиллериста полно дел: стрельбы комендорские, плутонговые… Но в отличие от кампаний прошлых лет, командование бригады линкоров больше внимания обращает на военные игры. Ведь победу в морском бою обеспечивает не только умение, но и мысль. Ошибочный маневр адмирала Рожественского в Цусимском сражении привел к гибели лучших броненосцев…
Боевая подготовка в Ревеле началась с проведения игр по кораблям. На «Андрее Первозванном» задание, прочие документы разработали вместе командир Зеленой, старший артиллерист Галлер и старший штурман Лютер. Потом играли, не делая скидок ни «красным», ни «синим». Как ни прикидывали, а противник все же прорывался через ЦМАП, хотя и с немалыми потерями.
В мае играли в кают-компании «Андрея Первозванного» снова, но уже в масштабе бригады, под руководством ее начальника контр-адмирала А. К. Небольсина. И тут итог получился такой же: «красные», то бишь германцы, несмотря ни на что, прорывались. «Решатся ли в Адмирал-штабе, согласится ли адмирал Тирпиц — фактический глава кайзеровского флота, на риск больших потерь?» — думал Галлер. И приходил к выводу, что если англичане не начнут сразу активных действий на море, то прорыв к Петербургу для Берлина покажется весьма соблазнительным.
Как мы сейчас знаем, в Адмирал-штабе неплохо знали, какое сопротивление встретит Флот открытого моря в устье Финского залива. Отсюда и колебания императора Вильгельма II и самого Адмирал-штаба. В 1913 году в Берлине решили, что рисковать не следует. Адмирал Поль тогда докладывал кайзеру: «…сохранение боеспособного флота… для нас гораздо важнее уничтожения русского флота, за которое… придется дорого заплатить» [40]. А год спустя, в конце июня 1914 года, когда в Берлине тешил себя надеждой, что Англия останется нейтральной, начальник Адмирал-штаба писал: «…несмотря на очень важные задачи в Северном море, все же стою за то, чтобы сначала совершенно покончить с Россией, для чего направить против нее столько сил, сколько требуется…»[41] Нервничал в те дни и кайзер. Это видно из написанного им на докладе рейхсканцлера: «Существует русский флот!.. Мой флот имеет приказ о походе в Киль и должен туда идти?»[42] То есть речь Игла о сосредоточении мощных сил германского Флота открытого моря в Балтике для ответа на возможные активные операции русских Морских сил.
В 1913. и 1914 годах Эссен, рассчитывая на худший для России вариант действий Германии, готовил свой флот к упорным боям с сильнейшим противником. В соответствии с упомянутым уже планом войны на Балтийском море в 1912 году и прошли последние маневры Морских сил Балтийского моря перед первой мировой войной.