Сергей не оправдывал переезда Сурневых на Азовское море. Он считал, что Сашина мать поступила нехорошо. Он, правда, не совсем отчетливо понимал, в чем ее вина, но был уверен, что жена героя-летчика не должна уезжать из того города, где похоронен ее муж… Кто-то должен из родных приходить на его могилу.

— Чего задумался? — спросил Полосин.

— Просто так, — соврал Сергей.

— А я уж думал, ты засомневался. Мы такую штуку с тобой соорудим — будь спок!

VI

Близился Октябрьский праздник. По поселку развешивались флаги, транспаранты. Яркий кумач придал серому, унылому в осеннюю пору поселку нарядный веселый вид. Стало светлее вечерами. Над элеватором всю ночь напролет горела иллюминация.

Сергей любил праздники. В доме в эти дни всегда была вкусная еда. К тому же мать делала ему какие-нибудь обновки. К нынешнему празднику купила хорошие ботинки. Она, правда, держала в тайне подарок, но Сергей видел под кроватью коробку с башмаками.

Он представлял, как наденет новые ботинки и пойдет на демонстрацию. Ему нравилось, когда люди, надев самое лучшее, став красивее и моложе, спешили из домов к месту сбора — районному Дому культуры, где, весело переговариваясь, пересмеиваясь, строились в колонны. Потом колонны выходили на шоссе, закрытое на полдня для машин, и шли, шли с гармошками, песнями, размахивая красными флажками, разноцветными воздушными шарами, на привокзальную площадь, где проходил торжественный митинг…

В школе, по случаю праздника, готовился большой концерт. Калерия Ивановна, длинная, худая, в черном, подчеркивающем ее худобу платье, математичка, заменившая Шумилину, которая ушла инспектором в районо, обходила классы, напоминая об очередной репетиции. Калерия Ивановна руководила школьным хором. Сергей не отличался особым голосом и слухом, но в школьном хоре не хватало мальчишек, и его записали. Поначалу он противился, представив, как это глупо выйти на сцену, на всеобщее обозрение, как будут глазеть на него, потешаться над ним ребята. Но, узнав, что в том же хоре Полосин и Рита, Сергей смирился.

Репетиции проходили на втором этаже, в актовом зале. Хор выстраивался в два ряда: в первом — девчонки, во втором мальчишки, забравшись на стулья.

— Внимание; внимание, — призывала Калерия Ивановна, прихлопывая в сухие, узкие ладоши.

Протянув одну руку к ним, другую отведя в сторону, где с важным видом сидел лысый, губастый школьный баянист Зарьян Степанович, Калерия Ивановна замирала, требуя от участников хора собранности и послушания. Следовало традиционное: «И — начали»: Калерия Ивановна беспрестанно взмахивала перед лицами девочек длинной сухой рукой, временами поднимая ее выше их голов, обращая лицо ко второму, мужскому ряду, и тогда вступали мальчики, вызывая на ее лице откровенную боль и страдание.

Она обрывала их резкой отмашкой руки, как бы стирая неверные голоса. Приподнявшись на носки, возмущенно выговаривала:

— Мальчики, вы совершенно не чувствуете такта. Нельзя же так! Послушайте еще раз внимательно…

И она показывала, как это нужно делать.

— Ясно?

— Ясно, — хором соглашались они.

— Повторим это место, — предлагала Калерия Ивановна, обращая взгляд на девчонок — свою надежду и опору.

Те старательно, добросовестно начинали выводить мелодию, но когда она переходила к ним наверх, получалось, что мальчишки, словно бы нарочно, губили ее.

Зарьян Степанович недовольно сдвигал мехи баяна и недобро смотрел наверх, на хористов. Девчонки откровенно шипели на них.

Сергею уже и не верилось, что они когда-нибудь осилят эту злосчастную мелодию. Но наконец уставшая Калерия Ивановна вяло взмахнула рукой:

— На сегодня довольно.

Репетиция закончилась поздно, около десяти. Поселок был пустынным. Их возбужденные голоса громко раздавались на вечерней улице. Отрезок пути от школы до шоссе шли все вместе, а на шоссе распались на группы. Фигурки товарищей скрывались, пропадали в темных переулках и улочках.

Сергей и Полосин жили в центре и потому домой не спешили, провожая ребят то в один, то в другой конец поселка. Шли, весело болтая обо всем, вспоминая события минувшего дня, репетицию, учителей. И что бы они ни вспоминали, все казалось забавным, вызывало смех. Баранов удачно копировал Калерию Ивановну — движениями и голосом: приподнимался на носки, вытягивал шею, щурил глаза. А стоило сделать губы трубочкой — вылитая она.

Сергей смеялся от души, поглядывая украдкой на Риту. Она шла рядом под руку с подругой Ирой Кичайкиной, которая жила за переездом на одной улице с Ритой. Сергей в последнее время встречал их вместе.

Приближались к переезду. Обычно Рита с Ирой прощались с ними здесь, быстро перебегали лежащие внизу, матовые в свете луны рельсы, затем забирались по тропке на ту сторону, где меж голых деревьев темнели дома глухой Зеленой улицы, имевшей худую славу. Здесь могли и поколотить. Говорили, парни с Зеленой ревниво оберегают девчонок своей улицы, не разрешая им дружить и встречаться с другими ребятами. Бывали случаи, когда девчата ослушивались. И тогда доставалось не только провожатому, но и тем, кого провожали…

За переездом словно бы начиналась запретная зона.

Что за ерунда? — возмущался про себя Сергей, надо сломать этот идиотский порядок, заведенный ребятами с Зеленой. Ему нравится Рита, и он будет провожать ее каждый вечер до самого дома, не стыдясь и не боясь никого.

Правда, согласится ли Рита?

Он завидовал смелости Валерки Херувимова и других ребят, которые могли запросто подойти к любой девчонке и говорить с ней о чем угодно.

Сергей же в присутствии Риты деревенел, казался себе неуклюжим.

У самого переезда навстречу, горячо, загнанно дыша, выкатился паровоз. Он шел тяжело, шумно, с хрустом проминая рельсы, слепя ярким светом передних огней, далеко и мощно бросая впереди себя прямой и дымный луч высокого прожектора. Лицо начала сечь невидимая пыль. Состав был длинным. Но вот мелькнул и поплыл в сторону красный фонарь последнего вагона. Рельсы возбужденно гудели.

— Ну мы пошли! — сказала Ира, потянув за рукав Риту.

Сергей нетерпеливо толкнул Полосина в бок.

Рита с Ирой, чему-то смеясь, перебежали рельсы и стали забираться по тропинке наверх. Слышно было, как сыплется гравий из-под их легких ног.

— Идем! — поторопил Сергей приятеля, чувствуя, что решительность и смелость покидают его.

— Неудобно перед ребятами, — сказал Полосин, — шли вместе, а тут откололись. Лучше как-нибудь в другой раз.

— Думаешь, мне удобно? — отозвался Сергей.

— Мальцев, Полосин! Чего вы там? — окликнули их ребята.

Полосин вопросительно поглядел на Сергея.

— За нас не беспокойтесь, не заблудимся, — отозвался за обоих Сергей.

— Смотрите, вам видней, — ехидно крикнул Баранов.

— Бежим, а то уйдут, — сказал Сергей.

Они мигом перескочили рельсы и влетели по сыпучей тропинке наверх. Зеленая улица начиналась тут же за поворотом дороги, от маленького кривобокого домика, где размещалась товарная контора.

Заслышав их, за забором конторы заметалась большая сторожевая собака.

— Цыц, — прикрикнул сторож, довольный своим псом. Впереди слышался веселый смех девчонок. Уж не над ними ли смеются? Сергей насторожился, прибавил шагу. Рита уже подходила к своему дому.

— До завтра, — услышал он знакомый голос, и сердце его оборвалось.

— Обождите, девчонки, — окликнул их Сергей.

— Ой, — притворно вскрикнула Ира, будто только сейчас заметив их.

Выбравшаяся из облаков луна встала прямо над ними, залив все вокруг призрачным изжелта-голубоватым светом. Они молча стояли друг против друга. «Нужно что-то сказать, — напряженно думал Сергей. — Но что, что?»

— Нам пора! — сказала Рита. В ее голосе послышалась усмешка.

— Обождите, — повторил Сергей, оглядываясь на Полосина, словно бы ища у того поддержки. Всем своим гордым независимым видом Полосин показывал, что он тут ни при чем, что Сергею придется расхлебываться одному.