Незаметно наступила весна – начало сезона интенсивной боевой подготовки. Планом БП крейсера на год были предусмотрены стрельбы из всех видов корабельной артиллерии (главный, универсальный, зенитный калибры), по всем видам мишеней (воздушная, морская, береговая) и в любых условиях обстановки (днем и ночью, в штиль и в шторм, в условиях противодействия противника и применения им ОМП и без такового). Это краткое перечисление боевых упражнений в жизни означает такое количество труда, пота, бессонных ночей, авралов, тревог, что возложи их на каракумского верблюда, он бы издох, не пройдя и половины дистанции.
Предстояло выполнить береговую стрельбу (по береговому, невидимому в прицелы крейсера, полигону). В сложностях этой стрельбы пусть разбираются артиллеристы. Для корабельных же врачей любые стрельбы “токмо грохот” (если они не приводят к ЧП с гибелью или ранениями людей). Полигон находился в глухом районе побережья Татарского пролива. Для корректировки огня в тайгу необходимо было высадить корректировочный пост, привитый, как положено, вакциной против клещевого энцефалита. А так как весной в этом районе отмечается ход горбуши на – нерест и выход королевских крабов на побережье, то кроме корпоста в тайгу должна была быть высажена “группа захвата” для ведения разведки рыбных запасов. Тем более, что район, открытый для стрельб, всегда закрыт от рыбнадзора да и любого другого недремлющего ока. Надо сказать, что на Дальнем Востоке денежные знаки, официально принятые в государстве, ценность имеют относительную. Поэтому и загадка такая ходит..."Зеленое, хрустит, но не деньги. Что такое? Ответ: 50 рублей”. Стабильно высокий курс держат две валюты: спирт и красная икра. Впрочем, и балыки из породы лососевых.
Коренные дальневосточники, особенно жители Камчатки, севера Хабаровского края, амурцы и аборигены Приморской глубинки, знают сто способов честного отнятия “милостей у природы”, несмотря на то, что на борьбу с этими способами государство ежегодно мобилизует специалистов рыбнадзора со всего Союза, даже из Москвы и Ленинграда.
Ну, допустим, москвичи, дело простое: сезонники, приезжающие сколотить капитал. Цивилизованный браконьер всегда с ними может договориться. Да и все “пришлые” таковы. К тому же они не знают местных условий. Сложнее “работать”, если приезжие объединяются с местными егерями и “надзорцами”, да в помощь себе мобилизуют милицию со специально обученными собаками. Такими кордонами перекрываются все дороги, которых, надо признать, довольно мало. Новички, по случаю, за бутылку приобретшие пару "хвостов”, обязательно попадаются в рыбнадзоровские ловушки. На них-то и делается видимость рыбинспекторской активности путем составления “актов” и предъявления штрафных санкций. Общее количество задержанных публикуется в журнале “Человек и закон” И ... полный ажур. Официальные браконьеры, охраняющие рыбные запасы от браконьеров-любителей, могут пожинать лавры. Правда, надо признать, что среди них есть истинные энтузиасты и искренние защитники природы. Они-то и делают погоду в деле рыбоохраны. Им-то и надо давать и деньги, и катера, и ордена.
Но дальневосточный браконьер против энтузиастов вооружен многовековым опытом браконьерства. В разгар рыбного сезона перекрыты дороги. Хорошо. Рыбный пират на них и не полезет. В укромном таежном уголке он спокойно будет делать свое подлое дело, Заготавливая рыбные деликатесы, засаливая их и зарывая в яму. А потом, когда в прессе будут звучать здравицы в честь рыбнадзора, а его инспекторы, сидя в своих благоустроенных квартирах, будут плести женам и любовницам были и небылицы о своих подвигах, браконьер по первому снегу, не боясь мороза и рыбинспектора, спокойно вывезет из тайги свои незаконные запасы.
Перекрыты дороги и реки... Чепуха! На то у браконьера есть кореша”, а у последних – вертолеты пожарной охраны, геологораздки и воинских частей. Тоже мне! Противопоставить дружинника с палкой на дороге дружному племени истинных детей природы – браконьеров? Смешно! Смешно и печально. Даже в большей степени печально, чем смешно.
Так вот. В “группу захвата” вошли доктор, фельдшер, шкипер, баталер продовольственный и один из матросов службы “С”. Возглавил ее помощник по снабжению известный нам Крепкий. Обязанности четко распределены. Фельдшер и матрос-снабженец должны были на себе в заплечных мешках таскать консервы, воду и другие напитки, а также при случае выполнить обязанности “прислуги за все”. Шкипер, продовольственник-помощник, как мастер по добыче и рыбной разведке, несли на себе основные функции по рыбной разведке и добыче. Я, как никогда не видевший живой свободный ход горбуши, в группу вошел потому, что вошел. Ах, да! Я должен был оказывать медицинскую помощь.
Настрой группы был боевой. Тем более, что у каждого на боку болтался пистолет ПМ, фельдшер вооружился карабином СКС, а доктор, пользуясь благорасположением крейсерского начальника боепитания, мичмана Гумирова, красовался перед товарищами деревянной кобурой автоматического пистолета конструкции Стечкина. Патроны к оружию лежали в вещмешке в количествах, необходимых ...на все случаи тревожной таежной жизни.
Крейсер стоял в восьми кабельтовых от пустынного побережья, мерно покачиваясь на могучей ласковой груди Тихого, в прямом и переносном смысле слова, Океана. Ласковое апрельское солнце прогревало кедровый настил палубы, извлекая из него запах хорошо отдраенного песочком смолистого дерева. Под четкие команды и убористый матерок главного боцмана Григорьича на воду спущены баркас (мореходность до пяти баллов, пассажировместимость 80 человек) и шлюпка (шестивесельная, мореходность до трех баллов). В баркас загрузился личный состав корпоста и “группы захвата”. Провожающие весело подначивали уходящих, смотрели на них с завистью: кому из моряков не хочется провести денек на берегу? Взяв на буксир шлюпку, баркас, стрельнув дымком дизельного выхлопа, медленно направился к берегу. Метров сто не доходя до кромки материковой части страны (есть еще острова), баркас застопорил ход, т.к. ближе подойти к берегу не позволяли глубины. Полоса прибоя, неоглядно тянувшаяся на север и юг, грозно шумела и плевалась соленой слюной наката. И если вдали от берега океан медленно и ласково-плавно качал своих покорителей, то у берега, бушуя, как ревнивая жена, не хотел выпускать их на сушу. Ревность вполне объяснимая. Однако, задачи, стоящие перед горсткой людей, казавшихся молекулой или даже атомом на фоне безбрежности земли и моря, требовали высадки их на берег во что бы то ни стало. Приказ. И пусть в душе каждый поеживался, представив себя в беззащитной шлюпке на гребне волны, но вида, естественно, никто не подал. Только необычное возбуждение и излишняя шумная суета выдавали волнение людей. Впрочем, высадка прошла без замечаний, о чем по рации было доложено на крейсер. Баркас ушел, утащив за собой шлюпку. Люди, отрезанные от уюта кают, остались одни. На западе лежал весь Союз, на востоке шумел Великий или Тихий.
До места расположения полигона было километров пять, и командир корпоста, построив своих подчиненных, спешно убыл в тайгу. "Группа захвата”, предоставленная судьбе, осталась на берегу.
Так как судьбу делают люди, а любое дело без плана – не дело, то и приступили к выработке стратегии и тактики поведения, с учетом наибольшей эффективности выполнения предстоящей задачи, но при этом требуя строжайшего выполнения норм безопасности. План, в общих чертах, выглядел следующим образом: пройти по побережью на юг до первой, переполненной рыбой речки, где стать лагерем и приступить к отлову деликатесов. Затем обед, вызов по рации плавсредств и... триумфальное возвращение на крейсер. С уловом, само собой!
Величие природы поражало. Полоса прибоя, тянувшаяся к горизонту, была завалена горами гниющей и свежей морской капусты, в двадцатиметровых листьях которой тут и там шевелились запутавшиеся и выброшенные потому на берег огромные крабы. Некоторые них были присыпаны песком и шевелиться уже не могли, однако, представляли лакомую добычу, как для чаек, беспечно разгуливающих по песку, так и для людей, случайно оказавшихся в данной пустынной точке планеты. Цепочки уток, испуганно-часто махая крыльями, пролетали над морем во всех направлениях. Вековая тайга с кривыми, изуродованными солеными ветрами стволами лиственниц, елей и пихт, была завалена вековым буреломом. Кедровый стланик еще какие-то ползуны охраняли покой гномов и ведьм от вторжения человека. Священная тишина этих священных мест нарушалась только шумом прибоя. Душа очищалась, выплескивая свои грехи в пространство. Время теряло свою власть над человеком, засасывая в вечность.