Несколько испуганная моим решительным тоном, Кащей согласилась.
Первым делом предстояла встреча с Авоськиным. На плечах его были такие же, как и у меня, погоны, военного врача. Лейтенант. И по наивности своей я думал, что уж со своим собратом договориться сумею и выясню все недоразумения сразу же. Однако, все оказалось сложнее.
Я поднялся по трапу “Бородино”, вошел в столь знакомый медицинский отсек и попросил дежурного фельдшера пригласить в отсек начальника медицинской службы, коим и был здесь гражданин Авоськин, именуемый на флоте товарищем. Через несколько минут в амбулаторию зашел заспанный лейтенант в мятом кителе, огромного роста и необычайной толщины. Мысленно сравнив мужа и жену Авоськиных, я вместо приветствия невпопад произнес:
– Слушай, как же жена тебя выдерживает? Ведь раздавишь!
Подобное обращение редко кому может понравиться, а здесь с подобной нелепостью вдруг обратился соперник по благополучию. Что перед ним Иванов, Авоськин понял сразу, хотя ранее мы не встречались. К встрече он готовился заранее и тщательно, что и позволило ему сразу же броситься в атаку.
– Если Вы, Иванов, в чем нет сомнений, прибыли ко мне по квартирному вопросу, то могу сказать, что Вы зря теряете время. Право на квартиру вы получили вместе со своим ордером, но потеряли его в тот момент, когда ордер на ту же квартиру получил я. Сочувствую, но помочь ничем не могу.
Вот это номер! Меня ударили прямо в солнечное сплетение. Прощать удары все же было не в моих правилах, но удар был слишком силен. Никогда еще так дружно не рушились во мне понятия о благородстве, чести офицера, человеческой порядочности, морском братстве.
– Homo homini lupus est, – только и сумел ответить. (Человек человеку волк). Сволочь ты, лейтенант! Не заслужив и ничего не сделав для флота, ты уже подрезаешь под корень своего товарища. Нехорошо начинаешь службу. Нехорошо.
– Каждый живет, как умеет. А вам посоветую вспомнить пословицу: на флоте е... челюстью не щелкают.
На том и разошлись.
Следующий визит я нанес командиру “Бородино”. Знакомый нам капитан второго ранга Чухрай, выслушав меня и поразмыслив, произнес.
– Помочь я вам ничем не могу. Документы на квартиру Авоськину подписывал старший помощник в мое отсутствие. Зам доложил жилищной комиссии, что Вы уехали в Советскую Гавань, и квартира во Владивостоке вам не нужна. На этом основании и подписали бумаги. Примите мои сожаления по столь печальному факту.
Я, не проронив ни слова, ушел из каюты. При этом понял, что выбрасывать из медотсека заместителя по политической части безнаказанно нельзя. Даже если это и диктуется обстановкой.
На крейсере меня встретили радостно, как встречают в семье долго отсутствовавшего блудного сына. Но в семье дружной. Доктор был сразу же приглашен в каюту механика, где ему были предложены традиционные “пять капель”, отказаться от которых обычно не смеет ни один флотский офицер. Сюда же прибыли “ по авралу” артиллерист, штурман и командир боевой части 7 (управления). Видя невеселую физиономию своего эскулапа-товарища, узнав причины столь подавленного настроения его, товарищи, хорошо знавшие флотские порядки, тут же забросали каюту массой историй, порождаемых жилищной проблемой, и советов, как поступить в сложившейся ситуации. Однако, смысл их сводился к тому, что ...’’выбросить из квартиры непрошенных гостей и выставить у входа вооруженную вахту”, что было и неразумно, и незаконно, и на выходе ничего не давало.
Советов было много, но никто почему-то не предложил подать рапорт на имя Большого Зама.
Командир крейсера Сергеев сразу же, как и положено командиру, сориентировался в обстановке, и дал единственно правильный, как оказалось, совет.
– Своими надеждами на законный исход дела ты, док, ничего не добьешься. Законы у нас, к сожалению, не в чести. Однако, других путей добиться правды я тоже не вижу. Посему, подавай в суд. По месту жительства. Военный трибунал подобными делами не занимается. Моя помощь тебе будет состоять в том, что я предоставлю тебя в твое собственное распоряжение. Сколько нужно тебе времени для твоих личных дел, стольким и располагай. Вместе с тем, не могу снять с тебя и твои служебные обязанности. Корабль, как ты знаешь, снова готовится в поход, следовательно, по линии медслужбы ты его должен подготовить. Работай хоть по ночам. Сил и молодости в тебе достаточно. И еще один совет... Не горячись и не набей кому-нибудь морду... Хотя и сделать это, честно говоря, не мешает.
Спасибо, командир. Спасибо.
Переночевав на крейсере в своей каюте, утром я был уже в подъезде своего злосчастного дома.
– Я отвезу вас сейчас в Техас к Марселю. Побудете там, пока я выясню все вопросы по квартире. Собирайтесь, – только и смог я предложить своему семейству.
И многострадальное семейство привычно и безропотно вновь погрузилось на колеса и убыло в неизвестность. Жгучий январский ветер, в течение недели свирепствовавший над Владивостоком, угомонился. Даже природа сжалилась над маленькой девочкой и ее мамой. Знакомый вокзал, привычная толчея у окошка кассы. Поехали!
Четыре часа по пути в злополучный Техас, под мирное посапывание дочурки и вздохи жены, я размышлял.
С одной стороны, все газеты пестрели лозунгами о заботе КПСС и советского правительства о Вооруженных Силах. Каждое партийное собрание на корабле начиналось традиционным уверением в том, что все моряки да и вообще весь личный состав Армии и Флота единодушно поддерживают, приветствуют и с горячей благодарностью принимают эту заботу. А с другой – уже два года семья лейтенанта в труднейших условиях борется за свой угол под солнцем. С одной стороны, родина взяла на себя монопольное право в любую минуту потребовать у лейтенанта жизнь в уплату... В уплату за что? За то, что военмор дышит ее воздухом? За то, что ест ее мясные консервы? За то, что партийные функционеры из крайкома, горкома и десятков райкомов имеют возможность мирно жить, пить и петь? За предоставленную возможность Советскому народу мирно трудиться? Да, конечно, за это. Но почему тогда советский народ не может предоставить лейтенанту или хотя бы его семье минимум жизненных удобств? В обмен на жизнь!
В романе Пикуля “Крейсера” описан трогательный эпизод прощания офицеров с берегом перед выходом в море. И высказана всем военным морякам понятная мысль: Родина в лихую годину потребовала у офицеров жизни за ту массу привилегий и удовольствий, которыми были обеспечены ее сыны в мирное время. “Материальная часть” человеческого “я” требует, как и любой механизм, постоянного ухода, чтобы в тяжелую минуту иметь возможность выдать на гора все, на что организм способен. И моральное здоровье, являющееся надстройкой, полностью зависит от крепости организма и уравновешенности психики. А вот этот самый “уход” отсутствует. Следовательно, что-то не отлажено в системе, не продумано, несправедливо и негуманно? Но, не дай бог, произнести эту мысль вслух!
Оставив плачущую жену и ничего не понимавшую в маминых слезах дочку в Техасе на попечение бывших соседей, Сергея и Любы, я первым рейсовым автобусом уехал во Владивосток. На стол одного из чиновников народного суда Первомайского района легло заявление Иванова о том, что по непонятным причинам на одну и ту же жилую площадь – в нарушение закона выписано два ордера, из-за чего попрана справедливость, коей пронизано все советское общество, снизу доверху. И её, справедливость, нужно обязательно и в срочном порядке восстановить,
Двое молодых людей из следственной части прокуратуры, с которыми я познакомился во время подачи заявления, мило улыбаясь и угощая вконец оробевшего истца чаем, внимательно выслушали его печальную повесть о Ромео и Джульетте, плачущей в настоящее время в Техасе. А выслушав, дружно заверили Ромео, что дело “верняк”, и что сомневаться в его справедливом исходе не стоит. Однако, при этом необходимо предоставить в суд следующие справки и документы... Перечень их обрекал ходатая по делу на длительные мытарства и довольно солидные расходы, т.к. объехать на городском транспорте все необходимые конторы можно было только за месяц, а срок от подачи заявления до вынесения приговора не должен превышать тридцати суток. Учитывая время подготовки процесса века непосредственно в суде, бумаги должны были быть представлены гораздо раньше, что вынуждало собирающего сии папирусы пользоваться владивостокскими такси, водители которых никогда не дают сдачи. Однако... цель оправдывает средства. Этот сомнительный лозунг в данной ситуации можно было принять буквально и вне всяких сомнений. И началось...