— Мне здесь не нравится, — сказала Ирис во время музыкальной паузы, как будто она прочла его мысли.

— Куда ты хочешь пойти? — спросил он.

— В Иванову ночь, — ответила она.

Птицы, сбитые с толку светлой ночью, продолжали, словно днем, выводить свои мелодии в листве деревьев. Ирис и Одд медленно спускались к озеру. Солнечные лучи, за день нагревшие землю, и красные гранитные плиты на берегу возвращали ночи накопленное за день тепло.

— Хочу заночевать здесь, — сказала Ирис.

— Здесь, на берегу озера?.. — удивился Одд.

— В канун Иванова дня нужно спать под открытым небом. — Она легла на спину в мягкую траву.

— У тебя на платье будут пятна от травы, — сказал он.

— Иванов день без пятен на платье — не настоящий Иванов день, — сказала она с улыбкой. — Ложись рядом.

Одд лег на спину. Он увидел, как на фоне светло-розового небесного купола летит стрекоза. Вдалеке прокричал нырок.

Он лежал так близко от девушки, что касался ее плечом. Мучительная головная боль постепенно утихала.

Само ощущение, что она рядом, было целительно. Его снова властно влекло к ней. Он повернулся к девушке. Ее влажные губы были чуть приоткрыты. Она не отодвинулась, когда он наклонился к ней и поцеловал. И не сдвинулась с места. Он осязал ее мягкое тело, казалось, кожа к коже. Она ровно дышала, и он чувствовал ее теплое дыхание на своей щеке. Но ее губы не ответили его губам. Она вяло уклонилась от поцелуя. Он поднял голову и взглянул на нее. Она открыла глаза, и он увидел, как в них блеснули слезы.

— Прости, что я веду себя так глупо, — сказала она.

— А в чем твоя глупость? — спросил он голосом, невнятным от волнения.

— Ты не поймешь, — глухо проговорила она.

— Я чем-то обидел тебя?

— Ты здесь ни при чем. Ты ничем меня не обидел. Что-то мешает мне. Я ношу это в себе с детства.

— Что же это?

— Страх.

— Меня не надо бояться, — сказал Одд, напряженно улыбаясь.

— Не тебя я боюсь. Когда я была маленькой, отец издевался над мамой. Часто избивал ее до полусмерти, так что ей приходилось лечиться в больнице. Он заставлял меня смотреть на это, чтобы я поняла: перечить ему нельзя. Каждый раз я думала, что вот сейчас мы с мамой умрем. Что-то во мне сжимается при одном приближении мужчины. Мы с мамой жили в постоянном страхе перед отцом. Когда мне было двенадцать лет, мы сбежали от него в Гетеборг. Мама развелась с ним, и мы начали новую жизнь.

— Я же не хочу обидеть тебя, — растерянно произнес он.

— Не о том речь. Ты мне нравишься. Ты никак не повинен в моих переживаниях. А все же…

Она не закончила фразу. Какой-то шорох в соседних кустах заставил ее быстро вскочить. Высокая худая девушка с распущенными черными волосами вылезла из-за кустов. На ней были поношенная куртка и грязные джинсы с красными заплатками. На коленях брюки порвались. Тушь ручьями бежала по ее запавшим щекам, губы распухли. Подбородок весь был в губной помаде. Из уголка рта тянулась полоска запекшейся крови.

— Можно мне посидеть с вами? — спросила она. Голос был слабый, она задыхалась, видно, бежала. Ее руки дрожали.

— Конечно… садись, — сказала Ирис.

— Я удрала от своего парня, — сказала она и достала мятую пачку сигарет из кармана. Вытащила сигарету и щелкнула зажигалкой.

— Зачем? — спросил Одд.

— Я долго танцевала с его приятелем, — сказала она и глубоко затянулась. — За это он ударил меня по лицу. Будете курить?

Ирис взяла сигарету. Одд отрицательно покачал головой.

Девушке на вид лет семнадцать. Или, может, шестнадцать? Было видно, что она грызет ногти.

— Ты боишься его? — спросила Ирис.

— Когда он напьется и разозлится, он может убить меня, — сказала девушка.

— Со странным парнем ты встречаешься, — заметил Одд.

— Встречаешься, — глухо повторила девушка безо всякого выражения. — Встречаешься… Он пользуется мной.

— Сейчас он гонится за тобой?

— Нет, я убежала от него. Я, должно быть, бродила в лесу больше часа, пока не набрела на вас. Я устала.

— Ложись и отдыхай, — сказала Ирис.

— Не уходите только, если я засну, — испуганно попросила девушка, в голосе был страх.

— Нет, мы тебя не оставим, — сказала Ирис.

Девушка легла рядом с ней, свернувшись калачиком.

Одд взглянул на Ирис. Она пожала плечами и снова легла на спину. Одд выдернул длинную травинку и засунул ее в рот. Он устал. Устал от бесконечных загадок. Устал с кем-то считаться. Устал оттого, что против воли вынужден сторожить в ночь на Иванов день заблудившуюся девушку-подростка. Он видел, что девушка придвинулась к Ирис. Она взяла ее за руку. Он почувствовал себя лишним.

— Я устал, — сказал он.

— Ложись и отдохни, — сказала Ирис.

— Нет, я пойду прогуляюсь, — ответил он.

— Ты обиделся? — спросила она.

— Нет, просто я совсем одинок, — ответил он.

— Но мы же здесь, — сказала Ирис.

— Я тебе не нужен. Что может эта девчонка, чего не могу я? — спросил он.

Ирис лежала спокойно, глядя в небо.

— Она может быть мне сестрой, — сказала она.

Девушка расплакалась.

— Я не собиралась портить вам праздник, — всхлипывала она.

Ирис обняла ее за плечи.

— Ничего ты не испортила.

— Всего хорошего, — сказал Одд.

Девушка положила голову на плечо к Ирис, как только Одд отошел от них.

В голове у него застучало.

— Не уходи, Одд! — крикнула ему Ирис.

Но он бросился бежать от этих девушек, лежавших в траве. Он бежал как безумный, словно пытаясь убежать от самого себя, от своего одиночества. Каждый шаг отдавался у него в голове. Ветви кустов рвали одежду, в кровь исхлестывали лицо. Он бежал вдоль берега к летнему домику Руне. Туфли хлюпали по воде, но он не замечал этого. Разочарование обратилось в гнев. Одиночество, сознание, что у него нет ни одного близкого человека, — все это переплавилось в ненависть. Не каменный же он в самом деле! А человек из плоти и крови, как и все живые люди. Что она вообразила, эта чертова студентка? Что можно над ним издеваться? Что он все стерпит? А ведь он ничем не хуже ее!

— Чертова кукла! — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Зачем ты приволокла меня сюда? Чтоб ты пропала!

Последний отрезок пути к дому Руне он мчался как бешеный. Остановился, чуть не падая от усталости. Повалился на штакетник из можжевеловых реек. Вздохнул полной грудью.

— Я покажу тебе! Я не игрушка, которой ты или мой чертов старик можете вертеть, как угодно! — простонал он.

Он открыл калитку. Ключ торчал в замке зажигания "Хонды".

Рывком он отогнал мотоцикл с места стоянки. Повел его по дороге, пока не отошел от дома на несколько сот метров. Повернул ключ зажигания. Мотор заработал. Он влез на сиденье. Включил первую скорость. Отпустил сцепление. "Хонда" рванулась. Одд покачнулся и чуть было не свалился. Включил вторую скорость. Плавно отпустил сцепление. Прибавил газ. "Хонда" вела себя отлично. Скорость увеличилась. Он поехал ровнее. Убавил газ. Включил третью скорость. Ночной ветер трепал его волосы. Скоро он был уже на шоссе.

— Сейчас ты расплатишься за все бессонные ночи, старик! Твой сын явится с визитом, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Разнообразия ради прямо посреди ночи!.. Надеюсь, ты не возражаешь? Ведь мы с мамой не возражали, когда ты пьяным являлся домой! Помнишь? Мучитель слабоумный! — закричал он в ночь.

Звук мотора и шум езды поглотили его крик. Он дал максимальный газ. Одд засмеялся, но в душе он рыдал. "Хонда" быстро набирала скорость. Стрелка спидометра дрожала на отметке 160. Неожиданно дорога круто изогнулась влево. Мотоцикл стремительно приближался к повороту.

— Ах, черт возьми! — прошипел Одд, так и не успев переключить скорость. В панике он резко нажал ногой на педаль тормоза. Заднее колесо заклинило, и мотоцикл понесло по размягченному солнцем асфальту.

Туман. Издалека доносятся приглушенные женские голоса.