Вдруг прямо на инспектора помчалась большая группа обезумевших животных, он не выдержал и отскочил в сторону. Олени шарахнулись, часть их прорвала блокаду и вырвалась на простор.

— Ка-о-ко-мей! — закричал Айметгыргин.

А Гриша уже мчался наперерез отколовшимся оленям. И казалось, он не догонит их. Но олени сбавили бег, и Гриша завернул их обратно. Стадо снова слилось.

— Не надо пугаться! — прокричал на бегу Гриша инспектору.

А в это время мордастый пастух прозевал отбитую, уже обработанную часть оленей. Они вырвались из чащи и снова слились с общим стадом. Весь труд пропал.

Пастухи, разгоряченные и потные, расселись прямо на снегу. Над ними клубился пар, как над кипящим котлом.

Айметгыргин отчитывал толстяка и одновременно давал указания остальным. И все началось с начала.

Только к вечеру, когда стало смеркаться, удалось выбрать из стада Келевги нужных оленей. Оставалось обработать стадо Айны.

Два огромных котла с мясом, приготовленным женой бригадира, быстро опустели. Все возбужденно обсуждали события дня. И бедному толстяку доставалось больше всех.

— Вот если бы он умел так же быстро бегать, как хватать хорошие куски мяса, то, наверно, был бы хорошим пастухом, — смеялся Айметгыргин.

— Но чукотская пословица говорит, что кто хорошо ест, тот хорошо работает, — заступился за парня инспектор. — Он будет хорошим оленеводом. Кэйвэ! Верно!

Ночевать инспектор пошел к ребятам. У них опять были свободные места. Толстяк и еще один парень ушли на ночь в стадо. Гриша долго и тщательно выбивал на улице одежду и торбаза. Инспектор свои вещи тоже выбил. Гриша помог ему. В палатке уже вовсю полыхала печь, было жарко. Гриша снял верхнюю кухлянку, затем вторую, нижнюю, надетую мехом внутрь, и остался голым по пояс. Инспектор удивленно посмотрел на него.

— Гриша, что же ты под кухлянку даже нижнее белье не надеваешь? — упрекнул он.

Гриша нисколько не обиделся, с усмешкой посмотрел на инспектора и сказал:

— А вы знаете, когда я в тундре у стада, никогда не надеваю под кухлянку белье. Бегаешь много, потеешь и только остановишься — рубашка начинает холодеть, быстро мерзнешь и простываешь. А так, в кухлянке, надетой на голое тело, я даже потный могу завалиться в снег и спать сколько угодно. Тело никогда не остынет.

— Интересно, — удивился инспектор. — Почти всю жизнь на Чукотке, а вот с этим встречаюсь впервые.

— У меня все есть, — продолжал Гриша, — и белье, и костюм, и пальто, но в тундре это не нужно. Даже летом лучше ходить в меховой одежде.

Инспектор задумался. Он считал, что хорошо знает чукотскую жизнь и привычку чукчей легко переносить жестокую стужу относил к их закаленности. Но, оказывается, все дело в одежде, которую надо правильно носить. Случай с Наргыно, когда тот заставил инспектора снять носки и сунуть голые ноги в теплые меховые чулки, с Гришей Ринтыном, надевающим кухлянку и брюки прямо на тело, подтверждали это. Теперь ему стало понятно, почему он, сидя у разводья в ожидании нерпы, через каждые десять-пятнадцать минут вскакивал и топтался на месте, чтобы согреться. А его приятели сидели часами не шелохнувшись и в шутку говорили инспектору: «Потому-то около тебя и не выныривает нерпа, что ты прыгаешь на месте. У нерпы слух хороший». Инспектору приходилось часто видеть, как спит в снегу у яранги изрядно охмелевший чаучу. Он возмущался и говорил хозяевам, чтобы занесли человека в тепло. А они смеялись и отвечали: «У него одежда хорошая». И чаучу спокойно высыпался, трезвел, не обмораживался, не простывал, а утром пил чай с хозяевами яранги.

— Хорошая одежда для оленевода все равно что теплый дом, который он носит на себе, — перебил мысли инспектора Гриша и широко зевнул. — Давайте спать, — предложил он и только хотел было загасить свечку, как палатка приоткрылась и вошла разрумянившаяся Мария.

— Еще не легли? — она присела на корточки у печки. — Айны снова в стадо ушел, ребятишки уже спят, — добавила Мария, глядя на инспектора.

Гриша вопросительно посмотрел на него. Тот смутился и отвернулся. Наступило неловкое молчание.

— Айны сказал, починить надо, — Мария встала и сняла с веревки торбаза и чижи. — Ну, я пошла.

Гриша задул свечу.

— А раньше она никогда не заходила к нам, — послышался в темноте его голос.

— За торбазами приходила, — пробурчал инспектор. — Не видел, что ли?

Еще целых три дня обрабатывали стада пастухи. А на пятый, когда все было закончено и инспектору надо было ехать в Ыпальгин, собрались бригадиры. Они долго обсуждали, кого же послать с инспектором, и решили, что поедет проводником Тымко, а оленей выделит Айметгыргин.

Перед отъездом Айны вздыхал и охал. Путь не близкий, а на дорогу дать нечего.

— У тебя я видел чистый мешочек, в котором был хлеб. Дай его, Мария надолбит мороженого мяса. Я брошу туда немного соли и сухого луку. Остановитесь в дороге, поставите котелок с водой и, как только закипит, бросите туда мясо. Будет очень вкусно и сытно.

Пока пастухи вылавливали ездовых оленей, а Айны готовил легкую нарту, подтягивая ремни на копыльях, инспектор подошел к Марии. Она долбила каменным увесистым молотком большой кусок мороженого мяса. Заготовив кучку, тут же складывала его в мешочек.

— Мария, разве каменным молотком лучше? Вон же удобная кувалдочка лежит.

— Конечно лучше, — улыбнулась Мария. — Когда железным молотком долбишь, мясо налипает и его невозможно отодрать, — и продолжала долбить.

Подошел Айны:

— Сейчас соли, лучку бросим туда, и будет очень вкусно.

Вскоре подогнали четырех ездовых оленей. У Тымко они красивые и рослые, инспектору же привели старых, одного даже горбатого и безрогого.

— Что же, получше не могли найти? — обиделся инспектор.

— Айметгыргин жадноватый немножко, — ответил Айны. — Но эти спокойные, — утешил он инспектора.

— Аттау! Трогаемся! — сказал Тымко и сел на нарту. Олени сорвались с места и понеслись.

— До свидания, Айны! — пожал ему руку инспектор. — До свидания, Мария!

Мария демонстративно отвернулась.

Олени спокойно стронулись с места и сразу взяли ровный шаг. Горбач был ведущим. Сколько инспектор ни тыкал их тины, скорости набрать не смог.

— Мэй! — услышал он вслед голос Айны. — Ысловар не забудь! Я тоже хочу говорить по-русски!

Инспектор оглянулся. Рядом с Айны стояла и махала рукой Мария.

Хорошо и радостно было на душе. Сорокаградусный мартовский мороз не чувствовался. Одет инспектор теперь по-настоящему, по-чукотски. Лишь шерсть неприятно щекочет голое тело. Послушные олени уверенно шли по следу Тымко.

— Ох и удружил тебе Айметгыргин! — смеялся Тымко.

— Ничего, зато смирные, — успокаивал сам себя инспектор.

На очередном привале, ожидая, когда закипит вода в котелке, он сунул руку в мешок с мясом и положил щепотку в рот. Мясо просолилось, пропахло луком и приятно таяло на языке. Потянулся за ним и Тымко. Когда вода закипела, в мешочке уже почти ничего не осталось. Но и из остатков получился хороший жирный бульон.

И снова Тымко на своих красавцах уносился вперед, а инспектор плелся за ним. Но к вечеру вышло все по русской пословице: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Молодые и еще не совсем привыкшие к упряжной езде олени Тымко стали капризничать. Ни с того ни с сего вдруг срывались в сторону и застревали в кустах. Тымко ругался, выволакивая их на тропу. А когда стало темно и пошли по перевалу, олени резко рванули в сторону и понеслись по редкому лесу вниз. Около часа ожидал инспектор. Тымко, потный и запыхавшийся, догнав его, сказал:

— Давай ты теперь вперед иди! Дорога есть.

И олени инспектора пошли по тропе, а потом постепенно ускорили бег. Инспектор первым в два часа ночи въехал в Ыпальгин.

Старики чудаки

Короткие рассказы

Предсказатель

Все бригады уже давно решили, где проводить отел, и лишь бригада Ранавтагина медлила с выбором. Найти удачное место для отела оленей и хорошо провести его так же важно для чаучу, как для хлебороба успешно провести сев. Бригада была не из плохих, Ранавтагин считался опытным оленеводом, и на него можно было положиться. Но руководство района настойчиво требовало от колхоза точных сведений о готовности к отелу.