Вошла Бронвен — бледная, измученная.

— Прошу прощения. Это все жара.

— Конечно. Могу я вам что-нибудь предложить?

— Нет, спасибо. Мне гораздо лучше. Продолжайте, пожалуйста.

Серджио повернулся к Мэриан.

— Кстати, о букве «А». Вам не приходило в голову, что это могла быть женщина?

Мэриан растерянно посмотрела на Бронвен. Та ответила:

— Такое предположение возникало. Но почерковедческая экспертиза утверждает: писал мужчина.

Серджио задумался.

— Я бы все-таки не стал полностью исключать такую возможность.

Хотя Мэриан по-прежнему не видела его лица, она почувствовала: он наблюдает за Бронвен. Возможно, даже — Господи, откуда это ощущение? — пытается направить ее по ложному следу.

— Мы ничего не исключаем, — ответила Бронвен. — Но записка вообще не будет фигурировать в картине. Это все бездоказательно.

— Понятно. — Серджио взглянул на часы. — К сожалению, мне скоро уходить. Так что если вы хотите еще о чем-нибудь спросить…

— Только о том, как Оливия приехала во Флоренцию, — перебила его Бронвен. — Если об этом еще не говорилось.

Мэриан мотнула головой.

— Она приехала одна? — спросила Бронвен.

— Насколько мне известно, да.

— Ей здесь нравилось?

— Понимаете, когда Оливия появилась в моей группе, она уже пользовалась широкой известностью у себя в Нью-Йорке. Возможно, она скучала по родине.

— Из-за своей популярности?

— Пожалуй.

— Почему же она уехала? — спросила Бронвен и вдруг снова побелела как мел.

— Она обратилась в Академию в официальном порядке. Признаюсь, я о ней не слышал. Теперь, конечно, другое дело: ее знает вся Италия.

— Разве Рабин Мейер не говорил о ней? — вырвалось у Мэриан. Она тотчас пожалела об этом.

— Рабин Мейер? Я не знаю никакого Рабина Мейера. Этот человек утверждает, что мы знакомы?

— Нет-нет, — заверила его Мэриан. — Просто при его профессии невозможно о вас не слышать. Я почему-то предположила, что это он порекомендовал вам Оливию… то есть вас Оливии.

Мысли теснились в ее голове. Известно ли кому-нибудь, что именно Мейер предложил отправить Оливию во Флоренцию? Или Арт Дуглас сообщил об этом по секрету ей одной? Как бы то ни было, Серджио Рамбальди отрицает знакомство с Рабином Мейером так же, как Рабин Мейер отрицал знакомство с Серджио Рамбальди. «Я имею в виду личное знакомство, — уточнил владелец художественной галереи, — но, конечно, я не мог не слышать о нем как о прославленном художнике». Но Арт Дуглас утверждал, будто между этими двоими существовала некая связь — вроде бы они оба причастны к исчезновению Оливии.

Еще немного — и она выдаст и себя, и Арта Дугласа!.. Мэриан воздела руки к потолку и засмеялась.

— Господи, я все перепутала!

Но она только подлила масла в огонь.

Однако, когда Серджио с безмятежным видом отошел от окна, она почувствовала облегчение. Он приблизился к Бронвен и участливо положил ей руку на плечо.

— Вам бы следовало вернуться в отель.

— Да-да. Вы абсолютно правы. Большое спасибо, что согласились ответить на наши вопросы.

Мэриан кивком подтвердила ее слова.

Уже в дверях Серджио сказал:

— У меня есть ваша визитка — Бронвен Ивенс. Но что касается вас, — он повернулся к Мэриан, — боюсь, что я забыл ваше имя.

Она посмотрела ему в лицо и вспыхнула под его добродушным, почти ласковым взглядом.

— Мэриан Дикон.

— Рад был познакомиться, Мэриан.

— Закон подлости! — выдохнула Бронвен, когда они очутились на улице. — Такой мужчина, а меня выворачивает наизнанку у него в ванной. Ох, дорогуша, как мне плохо!

— Ты прямо зеленая. Идем скорее в отель.

Но они не могли скорее — Бронвен еле стояла на ногах.

— Вечером отстучи это все на машинке, ладно, Мэриан? — Она снова схватилась за живот. — Кстати, что он сказал о Рабине Мейере?

— Так, ничего. Это я напутала.

— Мэриан, кажется, я влюбилась! Как по-твоему, что он мог обо мне подумать?

— Это зависит от того, в каком состоянии ты оставила его ванную.

— Ой, мне больно смеяться!

Стоя у окна студии, Серджио провожал девушек взглядом до тех пор, пока они не завернули за угол. Потом прошел в спальню и набрал телефонный номер.

Ему не пришлось долго ждать. В трубке послышался мелодичный женский голос:

— Галерея Мейера.

— Соедините меня в Рабином Мейером.

— Его нет. Что-нибудь передать?

После секундного колебания Серджио произнес:

— Передайте, чтобы он связался с bottega.

— Будьте добры, по буквам.

— Bottega, — повторил он и повесил трубку.

Офис Фрэнка Гастингса был расположен в южном крыле небоскреба на Пятьдесят пятой Уотер-стрит в центре Манхэттена. Компания занимала верхние пять этажей — с пятьдесят пятого по пятьдесят девятый. Гастингс перебрался сюда три года назад из административного здания на углу Уолл-стрит и Бродвея: финансовый центр Нью-Йорка расширял свои владения.

Фрэнк стоял у громадного, во всю стену, окна, созерцая бесконечный поток машин, переползающих через Бруклинский и Манхэттенский мосты. Это был рослый, плотно сложенный мужчина с седой шевелюрой, отливающей на солнце серебром, и густыми черными бровями. Обычно его лицо поражало сочетанием острого ума и врожденного добродушия, однако сейчас Фрэнк был мрачен. Он стоял сурово поджав губы и время от времени проводя пальцем по длинному аристократическому носу. Какое-то время он рассеянно следил за взлетевшим с Центрального вертодрома геликоптером, а когда тот скрылся за бруклинскими небоскребами, глубоко вздохнул и, заложив руки в карманы, повернулся лицом к присутствующим.

За длинным столом красного дерева, торцом упирающимся в его письменный стол, сидели Стефани, Мэтью, Дебора Форман и Грейс Гастингс, его жена.

— Мне понятны причины задержки, — сказал Фрэнк, облокотившись на высокую спинку кожаного кресла. — Погода, короткий световой день и, вследствие этого, дополнительные расходы. Но Бронвен и Мэриан уже в Италии. Вряд ли им потребуется много времени, чтобы решить, какие там можно снять эпизоды: ведь Оливия пробыла в этой стране только один месяц. Я хочу, чтобы вы начали снимать.

— Вероятно, вы правы насчет Италии, — ответил Мэтью, — и я ничего не имею против того, чтобы снимать поздней осенью. Просто хочу предупредить: это чревато не только удорожанием съемок, но и вынужденными простоями из-за капризов погоды.

Фрэнк кивнул.

— Это также означает, что Деборе придется дописывать финал параллельно со съемками первых эпизодов в Манхэттене.

— За мной дело не станет, — вступила в разговор Дебора. Мэтью постарался не заметить льстивых ноток в ее голосе. Дебора Форман прославилась как мастер журналистского расследования, однако ее последняя книга и сделанный по ней сценарий не произвели на Мэтью особого впечатления. У нее оказался сухой слог; она часто повторялась и без изменений переносила в текст пространные цитаты из газетных статей. Возможно, в свое время ее мнение что-то значило, но сейчас она была старой выдохшейся клячей, которую Фрэнк держал из уважения к былым заслугам. Это была крупная женщина пятидесяти с лишним лет, хотя толстый слой пудры, густо подведенные глаза и оранжевая помада выдавали ее потуги выглядеть тридцатилетней.

— Конечно, — сказал Мэтью, обращаясь к Фрэнку, — снимать начало до полного окончания сценария — широко распространенная практика. Но вдруг развитие событий в Италии потребует существенной корректировки и, стало быть, пересъемок в Манхэттене?

— Что вы имеете в виду? — спросила Грейс.

— Я хочу сказать, если Деборе захочется домыслить какие-нибудь события во Флоренции или тосканской деревне, уходящие корнями в Манхэттен, мы должны узнать об этом заблаговременно.

— О чем конкретно? — кисло спросила Дебора.

— О том, что вы можете домыслить, — терпеливо объяснила Стефани. — Ведь такое возможно?

— Откуда я знаю — до разговора с Бронвен?

— Вот мы с Мэтью и говорим: пока эти куски не дописаны, мы не можем составить точное расписание съемок. Потом будет трудно вносить изменения. Почему? Потому что актеры будут строить свои планы в соответствии с этим расписанием. Натурные съемки, оборудование, спецэффекты — все будет привязано к графику. Нарушив его, мы понесем колоссальные убытки. Конечно, если вам удастся написать итальянские эпизоды в ближайшие три-четыре недели…