— Пардон, мадам, я должен сообщить вам важную весть. Разрешите мне сесть в кабину, это очень серьезно, мадам.

— Почему вы преследуете меня? По какому праву?

— Мадам, даже преследовать вас есть высшее удовольствие.

— Убирайтесь вон со своими французскими пошлостями. Я жена полковника Грюнфельда, вам не поздоровится.

— Виноват, мадам, я это знаю. Между прочим, я не француз. Если вы предпочитаете, мы будем говорить на вашем языке.

— По-немецки я скажу вам то же самое — вон!

— Хорошо, я уйду, но боюсь, что потом вы пожалеете об этом. По-моему, вы еще плохо ориентируетесь в Брюсселе, я мог бы дать вам несколько уроков практической езды.

— Откуда вы знаете, что я жена полковника Грюнфельда?

— Потому что лично от него получил приказ в отношении вас.

— Так вы еще и шантажист.

— Полковник Амадей Пауль Эрих Мария фон Грюнфельд был бы крайне удивлен, услышав подобное заявление.

— Зато я не желаю вас слушать.

— В таком случае я пойду вместо того, чтобы смотреть на вас. Я исчезаю.

— По-моему, вы чаще поглядываете на улицу.

— У вас чуткий глаз, мадам, однако там не на что смотреть, вот только что проехал «опель-капитан» цвета перекормленной мыши, за ним «испано-сюиза», эка невидаль.

— Я вас не задерживаю.

— Тысяча извинений, мадам, что потревожил вас. Признаюсь честно, я равно не хотел бы как быть вашим врагом, так и иметь вас в качестве врага.

Погоня продолжается. Преследователи догоняют преследуемого. Они догоняют то, что стремились догнать: пятнистый фургон, который не спутаешь ни с какой другой машиной, но я уже выпал из этой цепочки. Уравнение со многими неизвестными решено. Результат получился верным — единица. Я снова один как перст. Мне не нужны ни хвосты, ни летописцы. Для летописей еще не настало время.

Где я? Совсем недалеко от бульвара Ватерлоо. «Энфант терибль» и Тереза — погоня сама привела меня туда, где я должен быть.

— Стойте.

— Да, мадам. К вашим услугам.

— Подойдите, садитесь рядом. У меня имеется вопрос.

— Если это в моих силах, мадам.

— Когда вы встречались с моим мужем?

— Не далее как… Минуту, мадам, дайте сообразить. Совершенно верно, позавчера, после обеда.

— И каково же ваше вознаграждение за вашу, так сказать, работу — информацию обо мне?

— Зачем так прямолинейно, мадам. Полковник слишком деликатный человек. Я понимаю, вы приехали сейчас в теннисный клуб, в этом нет ничего зазорного. Вы молоды, прекрасны, похожи на Марику Рокк, в этом тоже ничего плохого, разумеется.

— Полковник Грюнфельд рассчитывал, видимо, на большее? Так сколько же он предложил вам за информацию?

— Мадам, это слишком деликатный вопрос, в котором имеется некоторый элемент, о котором я предпочел бы…

— Хорошо. В таком случае информацию обо мне я буду давать вам сама.

— Это так неожиданно, мадам, что я не в состоянии так сразу…

— Именно сразу. Вот мой городской телефон, о нем никто не знает. В шесть часов вечера по нечетным числам я всегда там. Вы не знаете моего мужа, он последний скупердяй на свете. Я буду вознаграждать вас вдвое щедрее. Можете звать меня фрау Ирена. Сегодня я была в теннисном клубе, а вечером посетила театр Популяр — вы меня поняли?

— Спасибо, мадам, можете рассчитывать на меня.

Еще одна песенка о немецкой верности. Душеспасительное танго «Брызги шампанского», телефон 11-31-60, по нечетным числам, в шесть вечера. Молодая арийка жаждет острых впечатлений, впрочем, не такая уж молодая. Но жажда любовных приключений — особая жажда: она растет с возрастом. Чего доброго, эта фрау вознамерится вознаграждать меня натурой, недаром она так напирала на свою щедрость. Увы, я здесь чересчур наследил. Мерзкая работа. То и дело приходится подводить под монастырь заблудшие души. Молись за меня, Тереза.

Как я сразу не сообразил: «Энфант терибль» — это же два слова. Выхожу на связь. Попутно исследуем местные закоулки, авось пригодится. Вся беда, что у меня слишком мало времени. Я наследил торопливо и грязно. Через пять, само большее десять минут они увидят, что гонятся за пустым фургоном, и верный Курт начнет давать показания. Тогда котелок поднимет гвалт на весь город. Бедняга Курт, вряд ли он теперь попадет в отпуск.

Уехать бы в Арденны, к Антуану. Партизанские края, глухие леса. Отлежался бы, как медведь в берлоге. Ходил бы на саботажи, реквизиции.

Не для меня такая райская жизнь. Мне воевать в одиночку, без выстрелов. Я один против всех — и времени остается все меньше.

«Энфант терибль» — занятное местечко. Из старого подвала получилась идеальная ловушка для беглых неудачников. Но работа тут бойкая.

Второй стол от угла.

— Бонжур, мсье.

— Вы уже открылись?

— Нам ведь не разрешают работать поздно из-за комендантского часа. Поэтому открываемся раньше. Публика скоро начнет собираться.

— Вы не знаете Терезу?

— Какую, мсье?

— Шатенка и худышка. Довольно мила.

— Так это крошка Тереза. Она выступает в канкане и скоро должна прийти. Пригласить ее к вашему столику?

— Канкан! У нас в Марше и того нет.

— Простите, что вы сказали?

— Я говорю о разных городах. Я приехал из Марша, там живет моя бабушка Жюли.

— А в Шарлеруа вам не приходилось бывать?

— Там грязный воздух, я предпочитаю Антверпен.

— А я родился и вырос в Нювеле, мой кузен и сейчас живет там.

— С вами так приятно разговаривать. Так редко попадаются собеседники, которые понимают тебя с полуслова. Просто не верится и хочется повторить. Вы давно в Брюсселе?

— У меня был небольшой перерыв, я ездил в Лемберг.

— Это, кажется, недалеко от Гента?

— Не совсем, там рядом Тонгерен.

— Наконец-то! Салют из Новгорода, Виктор.

— Привет из Дудинки, Поль. Я давно ждал тебя, прямо заждался.

— Я спешил, но бег оказался с препятствиями. Мне необходимо срочно переправить товар. У вас тут как в ловушке. Имеется запасной выход?

— Через кухню на двор. Мы еще поговорим. Пришли посетители. Сейчас принесу ваш заказ, мсье.

Так вот где таилась иголка, которую я искал. Пришлось переворошить пол-Брюсселя. Недаром мне сразу показалось, что здесь пахнет сеном, но это были всего-навсего фиалки с соседнего столика.

Теперь я сам должен обернуться иголкой. Но где мне взять надежный стог сена — хотя бы на одну ночь? А завтра я передам бутылку Виктору, и пусть меня хватает котелок. Всего на одну ночь. Ну хоть не стог, хоть малый клок сена.

Интересно, как чувствует себя иголка в стогу сена? Умеренное сердцебиение, уверенность в завтрашнем дне и корма кругом, сколько хочешь. А главное — не надо прятаться дальше. Да и некуда.

Уютный подвальчик. Исключительно для мужчин. Они занимаются тут мужскими делами. Здесь не женские дела. Женщинам лишь разрешается присутствовать на подмостках в качестве музыкальной иллюстрации. Вот и они — выводят прелюдию. Разбежались, раскрутились, ноги вверх! Пятнадцать левых ног, пятнадцать правых. Худые ляжки военного времени.

Третья с краю — Тереза. Выглядит вполне пристойно. Рыскает по залу. Не меня ли высматривает? Тереза, Тереза, не найдется ли у тебя клочка сена?

Эх, заняться бы этнографией урбанизма, собирать жанровые картинки времен оккупации и прятать в стогу сена до освобождения…

— Салют, мсье. Тут свободно?

— Я жду приятеля.

— Гастона, что ли? Так мы вместе и побеседуем.

— Рядом свободный столик. А у меня занято.

— Брезгуешь, аристократ вшивый. А я думал, мы с тобой в города поиграем: Спа — Седан, Брюссель — Брюгге. Так я присяду.

— Я позову метрдотеля.

— Помалкивай, парень. Я привез тебе привет от твоей бабушки, а ты еще недоволен, даже поговорить со мной не хочешь. Сидеть тихо и не рыпаться.

— Предупреждаю, мсье, денег у меня при себе нет. Если вы начнете стрелять, ничего не произойдет, кроме грохота.

— Стрелять? Да на такого типа пулю жалко тратить. Я тебе честно скажу, ты моей пули не стоишь.