Однажды, когда Маяковского спросили, знает ли он украинский язык, он прочел по–украински знаменитое «На майдаш» Павла Тычины. Украинский язык Владимир Владимирович знал с детства. Мать у него была украинка.

Друг и соратник Маяковского Николай Асеев говорил:

— Павел Григорьевич стал поэтом своего народа, и его личная биография вписана в биографию народа. Мой Тычина стал нашим Тычиной.

А вот афоризм мудрого Максима Рыльского:

— Тычина и песня — брат и сестра, а Тычина и народ — сын и отец.

Знаменательно свидетельство Юрия Смолича:

— Тычина стал знаменем, с которым наше поколение шло в революцию. «На майдаш коло церкви револющя 1 де», «За вс 1х скажу, за вс 1х переболт», «ПарНя веде», «Чуття едино! родини», «Я есть народ» — это Тычина. Но это и мы все.

Интересно, что все перечисленные здесь названия лучших, программных стихов Павла Тычины звучат крылато, как пословицы. Сразу чувствуется, что их автор не только проникновенный лирик, но и глубокий мыслитель. Многие современники считали Тычину четвертым поэтом Украины, называя его сразу же после Шевченко, Франко и Украинки.

Павло Тычина — поэт мирового звучания. Недаром мотивы мировой поэзии органично вошли в его творчество. Это был поэт–интернационалист. Он свободно переводил с грузинского и армянского, помнил наизусть стихи Назыма Хикмета на турецком языке, блестяще знал западную и восточную литературу. И в то же время успевал прочесть стихи во всех районных газетах Украины, выискивая новые многообещающие имена. Этот скромнейший, деликатный человек имел право сказать: «А сколько молодых, как старший друг, я вывел в путь!»

Поэт очень любил свою мать и братьев. Известное стихотворение «Плуг», давшее название всей второй книге, Тычина посвятил своему младшему брату Евгению. Мне довелось его хорошо знать. Это был чуткий, добрейшей души человек. Когда умер брат Михаил, он, Евгений, молодой хлопец, женился на многодетной вдове брата, помог ей вывести всех сынов в люди. Его приемную дочь вместе с детьми сожгли в Отечественную войну нацистские изуверы. Оставшегося в живых внука Юрия Евгений Григорьевич усыновил, заботливо оберегал от страшной памяти войны. Все это я рассказываю для того, чтобы показать, что в традициях семьи Тычины всегда были доброта и благородство.

После демобилизации из армии мне довелось жить в харьковском Доме Слова, в комнате, где, как мне рассказал Евгений Григорьевич, был раньше кабинет Павла Григорьевича.

Уже тяжело больной, Евгений Григорьевич, так же, как его старший брат, стремился сделать людям как можно больше добра. Совсем недавно его сын Владислав, несколько лет живший в семье поэта, привез мне книги Павла Тычины, вышедшие уже после его смерти. Среди них был и интересный том «Певец нового мира (воспоминания о Павле Тычине)» на украинском языке. Хотелось бы, чтобы эта книга, где собраны воспоминания многих современников поэта, была переведена и на русский язык.

Владислав Евгеньевич припомнил, как подростком бегал по газетным киоскам, скупал газету «Правда», где на украинском языке было напечатано знаменитое стихотворение его дяди «Парт 1я веде». Павел Григорьевич хотел подарить друзьям, которых у него было немало. А я вспомнил, как под Нежином, в селе Кунашевка, где когда–то родился Николай Подвойский, в школе его имени увидел под стеклом комплект украинской энциклопедии, подаренной Павлом Тычиной юным землякам своего первого учителя.

Поэт Иван Гончаренко, друг и доверенное лицо народного депутата Тычины, не раз сопровождавший Павла Григорьевича в поездках по родным местам, рассказывает, что Тычина часто любил вспоминать своих первых учителей Николая Подвойского и Михаила Коцюбинского.

Когда я стал работать над романом «Мы были счастливы» о Подвойском и его товарищах по борьбе, я обратился с письмом к Павлу Григорьевичу с просьбой рассказать подробнее и о их встречах. К сожалению, поэт уже был тяжело болен. Семья Подвойских познакомила меня с его телеграммами и письмами к Николаю Ильичу и Нине Августовне, ветеранам трех революций: отрывок из одного письма я использовал в романе.

Мне кажется: молодой Тычина перенял многое от своих учителей.

— От орлов родятся орлы! — говорил Николай Подвойский. А его любимый ученик уже в девятнадцатом году писал:

Павло Тычина был, как и его учитель, солнцелюбом.

Жил на Алтае учитель. Днем учил сельских ребятишек, а вечером в той Же школе устраивал читки книг для взрослых мужиков. Потом они говорили свое непредвзятое мнение о прочитанном, а учитель записывал. Так родилась книга Андриана Топорова «Крестьяне о писателях», удивительная книга удивительного учителя из коммуны «Майское утро».

О книге этой с восхищением отзывались Горький, Зазубрин, Подъячев, Пермитин, многие прогрессивные зарубежные деятели.

— Лучше критиков, чем в «Майском утре», я не встречал! — сказал писатель–романтик Борис Горбатов.

Лишь некоторым литераторам из тех, чьи книги разбирались коммунарами, не понравилось, что их критикуют «темные крестьяне». А вот Лев Толстой не стеснялся учиться у «темных крестьян».

Андриан Митрофанович Топоров не только написал замечательную книгу, но и воспитал много замечательных учеников. А те в свою очередь — в школе и дома — воспитали космонавта‑2. Ну, в том, что Герман Титов стал космонавтом, может быть, и есть элемент случайности. Он мог быть шахтером, поэтом, трактористом, музыкантом. Но в том, что он вырос патриотом — никакой случайности нет. В этом заслуга Степана Павловича Титова и других учеников Топорова.

Думалось, что после книги «Крестьяне о писателях» у Андриана Топорова появятся многочисленные последователи. Ефим Пермитин даже писал об этом Топорову в письме. Но так почему–то не случилось.

Отрадно, что теперь за это дело взялся комсомол. Ведь Всероссийская читательская конференция «Родная земля», проведенная ЦК ВЛКСМ, Министерством культуры РСФСР и Союзом писателей Российской Федерации, — это продолжение зачина Андриана Топорова, это трибуна нашего многомиллионного читателя.

В недавнем постановлении ЦК КПСС «О литературнохудожественной критике» говорится о долге наших критиков глубоко анализировать явления, тенденции и закономерности литературного процесса, всемерно содействовать укреплению ленинских принципов партийности и народности, бороться за высокий идейно–эстетический уровень советского искусства, последовательно выступать против буржуазной идеологии.

Думается, свою лепту в это большое дело могли бы внести и наши читатели. Михаил Шолохов когда–то очень точно сказал, что в нашей стране самый замечательный читатель. Очевидно, при обобщении материалов больших читательских конференций могли бы родиться книги, продолжающие прекрасную топоровскую традицию. Донести голос нашего чуткого и умного читателя до всех, кто заинтересован в дальнейшем развитии современной литературы, почетная задача сегодняшних последователей Андриана Топорова.

Достаточно вспомнить, что такие разные книги, как «Чапаев» Фурманова и «Тихий Дон» Шолохова, лирика Есенина и «Василий Теркин» Твардовского, «Молодая гвардия» Фадеева и «Звезда» Казакевича были сразу признаны и поддержаны самыми широкими массами. Большой читатель — большой, взыскательный критик.