Хорошо, что автор воспоминаний закономерно сближает, угадывает духовное родство двух чародеев русского слова и русского резца — Михаила Пришвина и Сергея Коненкова, автора чудесного памятника на могиле Михаила Михайловича, некогда воскликнувшего:

— Мирный звук воркующей горлинки свидетельствует всему живущему: «Жизнь продолжается!».

А разве не то же брызжущее жизнелюбие отличало Николая Островского, вступившего в поединок с неумолимой болезнью? Григорий Ершов знал больного Островского еще до того, как тот написал «Как закалялась сталь». Они лежали в одной палате. Веселый, душевный человек, несгибаемый враг пошлости и мещанской корысти, как живой, встает со страниц воспоминаний. Чего стоит один рассказ Островского друзьям по палате о нагловатой профессорской дочке, люто ненавидевшей Советскую власть, и ее мудром отце, протянувшем руку молодым бойцам–чоновцам! Читателя увлекает любовь Островского к легендарному киевскому «Арсеналу», поднявшему восстание против националистической Центральной Рады. Этот, говоря словами Григория Ершова, «обреченный» на вечную славу человек», был очень скромен и требователен к себе.

Александр Фадеев считал, что Островскому удалось создать самый глубокий, самый живой образ молодого человека советской эпохи — Павку Корчагина. А сам Фадеев воскресил в своем романе целую плеяду младших братишек и сестренок Павки — молодогвардейцев. Григорий Ершов волнующе рассказывает об истории создания этой необыкновенной книги. Ему посчастливилось быть одним из первых слушателей начальных глав «Молодой гвардии».

Писатель принял от ЦК комсомола социальный заказ л с честью его выполнил. Материал был такой, что, по сло–вам автора, мог прожечь камень. Очень помог Александру Александровичу и собственный опыт юного подпольщика в далеком Владивостоке времен гражданской войны.

Подтверждая свое повествование убедительными деталями, рассказывает Григорий Ершов о давней дружбе Фадеева с комсомолом, о щедрой его помощи редакциям молодежных журналов. Все это захватывающе интересно. Хочется, чтобы автор воспоминаний продолжил свои новеллы об Александре Фадееве. В частности, хотелось бы услышать о большой помощи, которую оказывал Александр Александрович молодым и немолодым писателям. Ведь именно Фадеев до войны выступил в «Правде» с высокой оценкой самобытного, лучистого творчества Аркадия Гайдара.

А теперь в книге Григория Ершова они стоят рядом — певец нашей комсомолии и певец нашей пионерии, два удивительно чистых, щедрых художника, оказавших огромное влияние на юных читателей. Интересные, я бы сказал, уникальные факты сообщает нам автор воспоминаний об Аркадии Гайдаре. Была, оказывается, «вторая школа Гайдара», сделавшая из любознательного и бесстрашного подростка командира полка. А в прекрасной новелле «Серебряные трубы» пересказывается до мелочей обдуманная, но не записанная Аркадием Петровичем одноименная повесть.

Перед самой Отечественной войной, в июне 1941 года, рассказал Гайдар ее своему молодому другу — Григорию Ершову. Его память замечательно сохранила эту поэтичную, мудрую и драматическую историю о том, как комбриг Котовский дал незабываемый урок юному командиру Аркадию Голикову. Для этой повести, как для «Школы», «Судьбы барабанщика» и других вещей, характерна гайдаровская требовательность к себе и к своим героям, стремление не округлять острых углов. И какая поэзия! Место «Серебряным трубам», безусловно, в приложении к полному собранию сочинений Аркадия Гайдара.

Мои земляки гордятся, что Аркадий Петрович родился в наших краях, и делают многое, для того, чтобы отыскать его следы в родных местах. Особенно хочется отметить гайдаровские очерки и книгу «Родина Гайдара» местного документалиста Бориса Осыкова. Но вернемся к книге Григория Ершова.

С любовью «вылеплен» Ершовым большой детский пи–сатель Сергей Григорьев, самобытный художник, человек удивительного обаяния. Помнится, еще в начальной школе я и мои сверстники с увлечением читали его рассказ «Красный бакен» и повесть «Берко–кантонист». А накануне войны появился его интересный роман «Александр Суворов». Уже после войны издательство «Молодая гвардия» поручило Григорию Ершову редактировать однотомник Сергея Григорьева. В книгу должны (были войти исторические повести о Суворове, Нахимове, Макарове и повесть «Мальчий бунт» из истории русского рабочего класса.

Великолепно описана в воспоминаниях необычная читательская конференция ткачей Орехово–Зуева, на которой раскрылся ершистый характер Сергея Тимофеевича, сына паровозного машиниста, любившего выдумку и людей. Только какой–нибудь заскорузлый чиновник–перестраховщик мог не понять нестереотипного, полного мудрости и фантазии разговора старого писателя с друзьями–ткачами. С болью рассказывает Григорий Ершов о безвременной смерти земляка и друга Горького, посвятившего ему прекрасные рассказы и повесть.

Оригинальна композиция воспоминаний о Петре Павленко, с которым Ершов работал вместе в редакции журнала ЦК ВЛКСМ «Дружные ребята». Поселившийся в Крыму подполковник–отставник Сергей Иванович Редькин, убежденный мичуринец, увлекшийся виноградарством, долго думал, что в Крыму есть два Павленко: полковники писатель. «Разыгрывая» подполковника Редькина, Павленко все же чутко прислушивался к его критике первых глав романа «Счастье». Ершов неназойливо, тонко подводит читателя к выводу: известный герой романа Воропаев вобрал в себя черты и подполковника Редькина, и самого Павленко, и многих других замечательных крымчан.

Москва, Рязанская область и Крым сблизили Григория Ершова с автором знаменитой «Чайки», сделали их близкими друзьями. Первые слова Николая Бирюкова при знакомстве были: «Давай свою лапу». Это, улыбаясь, сказал человек открытого сердца, коварным недугом прикованный к своей коляске. Автору воспоминаний довелось быть свидетелем бесконечных вахт больного писателя, самозабвенно работавшего над «Чайкой»…

Михаил Пришвин, Николай Островский, Александр Фадеев, Аркадий Гайдар, Сергей Григорьев, Петр Павленко, Николай Бирюков — какие разные, неповторимые творческие индивидуальности! Но есть нечто и объединяющее их. Все они страстно любили свою Родину и свой народ.

СОЛНЦЕЛЮБЫ

«Солнечные кларнеты»… Так называлась первая лирическая книга Павла Тычины. Мало кто знает, что Павел Григорьевич в самом деле играл на кларнете и в юности и в зрелые годы. Он был разнообразно одарен: если бы не стал поэтом, стал бы выдающимся музыкантом или живописцем. Он был влюблен в солнечный мир.

Первым учителем музыки, живописи и литературы у маленького Павла был вольнолюбивый репетитор, кудрявый семинарист Николай Подвойский, будущий большевик, ленинский соратник. Он знакомил Тычину и его друзей Григория Веревку и Василия Эллана–Блакитного не только с литературой и искусством, но и учил вглядываться в жизнь, понимать ее противоречия, не просто следить, но и вмешиваться в стремительный бег событий.

Молодой Николай Ильич водил в Чернигове своих учеников на Болдину гору и там, на могиле украинского историка Опанаса Марковича, читал юным друзьям книги Чехова и Глибова. Солнце все выше, тень от креста меньше, меньше…

Потом они ловили удочками рыбу. Спешили в тишину городской библиотеки, где Николай Ильич брал на свой абонемент для Павла Тычины Гомера и Шекспира. А вечером — в театр, на гоголевского «Ревизора», хохотать до слез…

Через много лет Павел Григорьевич, которому было уже за пятьдесят, в далекой Уфе в дни суровой войны вспоминал белогипсовый бюст Шевченко на шкафу в черниговской репетиторской и ящичек с пахучими масляными красками, подаренный ему в молодости Николаем Ильичом Подвойским.

«Когда–нибудь я напишу об этих таких далеких и таких близких для меня годах. Много чего из Вашей тогдашней деятельности, как воспитателя, на то время надо считать дерзновенным и смелым новаторством, — писал Павел Григорьевич в Москву Николаю Ильичу. — Много я получил от Вас — это несомненно. И вот, с благодарностью вспо–миная Ваше присутствие в моем монастырском детстве, я, как и всегда, сегодня хочу, чтобы Вы были прежде всего здоровы».