Но Петя Алферов почему-то ничего не ответил известному шоферу, к тому же своему тренеру и вратарю. Он долго не мог выбраться на пирс, потому что волны мешали катеру подойти к стенке и поднять трап. А когда все же выбрался, мокрый и фиолетовый от холода, то сказал сразу всем, пощелкивая зубами.

— Нич-ч-его пок-к-ка не из-звестно!.. Нн-надо уз-знать у р-р-радиста!.. — И пошел пирсом к далекому домику диспетчерской.

За ним толпой повалили организаторы встречи и встречающие, а с ними и Сашка Старовойтов со своим букетом-веником и со своей женой Анютой, самой крохотной женщиной в поселке, едва достававшей Сашке до плеча, зато самой лучшей машинисткой в геологоразведке и самой рьяной болельщицей футбола, не пропустившей ни единой Сашкиной тренировки и ни единой игры с автобазовцами.

Наконец стало известно, что из-за шторма «Онега» сбавила ход и будет к утру.

Пирс мгновенно опустел. Первым укатил автобус с пионерами, за ним — грузовик с музыкантами, а за ними побрели остальные.

А ночью страшным голосом завыла труба котельной, посылая в ночь и в дождь частые, как в войну, гудки. Это дежурный механик котельной Коля Коржик по распоряжению Пети Алферова извещал поселок, что «Онега» входит в порт.

И поселок вмиг проснулся. Его жители вмиг натянули на себя брюки, сапоги, пиджаки, плащи и опрометью кинулись в порт. И когда сбежались, огромный черный корпус «Онеги» уже боком подваливал к пирсу, слепя глаза лупатым бортовым прожектором.

Оркестранты сняли с труб мундштуки, вылили воду и, не сходя с грузовика, заиграли марш из «Веселых ребят».

Потом они еще не раз снимали мундштуки, выливали воду и не раз играли всякие марши и песни. Кто-то развернул матерчатый транспарант: «Добро пожаловать в наше Каменное Сердце!». Секретарь райкома комсомола Женя Полунин сорвал с головы мокрую кепку и крикнул, пересиливая уханье волн и звуки оркестра:

— Ребята, молодцы! Приветствуем вас и гордимся!..

В ответ с корабля раздался усиленный рупором голос Пети Алферова, успевшего каким-то чудом оказаться на корабле:

— Товарищи на пирсе! Будьте осторожны, не подходите к краю! Корабль большого тоннажа, и все может случиться! Такие корабли у нас еще не швартовались!

Прожектор вдруг погас, и все инстинктивно отпрянули от кромки пирса. Корабль погрузился в темноту, если не считать жиденького света, пробивавшегося сквозь иллюминаторы, я разглядеть, что там делается на палубах, было невозможно. Но на средней палубе все же различались сгрудившиеся у лееров темные фигуры.

— Ребята, вы там живы? Отзовитесь, что ли! — прокричал Женя Полунин, снова махнув сдернутой с головы кепкой.

— Живы!.. Конечно, живы!.. — нестройно отозвались девчачьи голоса.

— Тогда порядок! — весело крикнул Женя.

Встречающие оживились. Оркестр снова заиграл.

Дождь припустил сильнее. Вокруг пирсовых фонарей натянулись водяные нити.

Все было бы ничего, если бы «Онега» продвигалась к пирсу, а не застопорила метрах в пятидесяти от него и не болталась там на волнах.

— Эй, Петька, почему не швартуетесь? Сколько можно ждать? — крикнул Сашка Старовойтов в сторону темного корабля и потряс своим веником-букетом, от которого теперь остались одни раскисшие глазки да стебли.

— Пришвартуемся, не волнуйся! — тотчас же отозвался в рупор Петя Алферов. — Не видишь, какая волна?

Когда, наконец, корабль стал приближаться и «Онега» вдруг включила бортовые прожекторы, ярко высветлив палубу и девчат (в основном девчат), прилипших к леерам, на пирсе раздался какой-то общий торжественный вскрик, вроде: «И-и-и!», или «У-у-у!», или «Ох, ты-ы-ы!», и встречающая масса разразилась возгласами:

— Привет, красавицы!..

— Здрасьте, девочки! Почему одни, где ваши хлопцы?

— Девчата, как доехали? Акулы не гнались?

— Слушай, в платочке, тебя как звать?..

— Девчонки, вы «московской» не захватили? А то на сухом законе сидим!..

Девчонки на палубе держались несколько смущенно и отвечали степенно, поглядывая с высоты на пирс:

— Ничего доехали!..

— Ее Верой зовут, она у нас стеснительная!..

— Не знали, что «московская» нужна, так бы купили!..

— У вас давно так холодно?

— Шторм был, а акул не видели!..

Сашка Старовойтов, несмотря на строгое предупреждение Пети Алферова, бегал по самой кромке пирса, бросал на палубу свой букет-веник. Девчонки ловили букет и со смехом швыряли его назад Сашке.

Коля Коржик, самолично оставивший дежурство в котельной, тоже бросал на палубу букет, сухой и красивый. Но к букету была привязана леска, и, как только цветы долетали до девчат, Коля преспокойно возвращал их себе в руки. Все на пирсе и на палубе хохотали от такого Колиного фокуса.

Дождь лупанул во всю силу, когда с «Онеги» перекинули трап. Музыканты побросали трубы и побежали прятаться в автобус, в котором днем привозили пионеров (ночью пионерам положено спать, посему выезд их в последнюю минуту отменили). Организаторы встречи поняли, что торжественного митинга на пирсе не будет. Женя Полунин первым взбежал по трапу на «Онегу». За неимением рупора он сложил ладони трубкой и довольно зычно распорядился:

— Ребята, быстро берите вещи, садитесь по машинам! Давайте без задержки! Поедем в общежитие! Кому охота мокнуть?

Мокнуть ребятам не хотелось, и они тотчас же гуськом дотянулись вниз по трапу с чемоданами и рюкзаками, а с трапа — бегом к грузовикам с брезентовым верхом, не обращая ровно никакого внимания на промокших до нитки встречающих.

Лишь на минуту на трапе замешкались: когда споткнулась какая-то девчонка и выпустила из рук чемодан. Девчонка испуганно вскрикнула, чемодан полетел в черный провал между пирсом и бортом «Онеги», глухо шлепнулся в воду. Девчонка растерянно поглядела в этот самый черный провал, потом вдруг заплакала и, вытирая одной рукой слезы и другой прижимая к себе тощий рюкзачок, побежала вниз по рубчатым металлическим сходням, гулко стуча каблучками.

Возле девчонки очутился механик котельной Коля Коржик, в плаще с капюшоном, из которого выглядывал лишь мясистый Колин нос да мясистые губы.

— Слушай, не плачь, пожалуйста, подумаешь, чемодан! — изрек он заговорщицким шепотом. — Что у тебя в чемодане, барахла? Выходи за меня замуж, я тебя барахлом закидаю.

Девчонка испуганно шарахнулась от него и перестала плакать.

— Коржик, брось свои шуточки! — К девчонке подбежал Женя Полунин. И бодро сказал ей: — Пойдем в машину, не переживай, все образуется!

Тогда Коля Коржик откинул с глаз и со лба капюшон и, подмигнув вслед девчонке, сказал своему дружку Лешке Бокалову:

— Что, Леха, видал?

— Видал, — мотнул головой Лешка и добавил: — Жалко, конечно…

Новоселы быстро погрузились в крытые машины, и, когда погрузились, оказалось, что из десяти присланных за ними машин три остались свободны. Тогда их заняли не новоселы, а насквозь промокшие, окоченевшие старожилы.

Машины тронулись, пирс сразу опустел.

Вот и все. Больше ничего интересного на встрече корабля, к которому готовились три месяца, не случилось.

2

Интересное случилось на другой день.

На второй день было воскресенье. И сразу же с утра распогодилось. Дождь перестал, небо расчистилось, появилось солнце — словно в честь приезда новоселов. Солнце кинуло позолоту на дома, огладило глянцем окна — и все вокруг заблестело, повеселело. Даже лужи перестали быть лужами, а превратились в чистые, промытые зеркала.

Во всякое воскресенье в общежитии автобазы спали до десяти. А сегодня нет. Сегодня здесь рано-ранехонько захлопали двери, застучали рукомойники, зашаркали веники, по длинному, метров в двадцать, коридору пополз едкий запах гуталина.

Потом открылись окна, из них выглянули чубатые или стриженные под полечку и бокс парни. Они с видом марсиан, впервые попавших на землю, сосредоточенно обозревали улицу, небо, лужи, вытягивали руки, дабы удостовериться, нет ли в самом деле дождя, с любопытством взирали на солнце, крутили головами, точно им не нравилось, что солнце существует, а тем более светит.