В той же Мексике песня 'La Bamba' считалась практически народной, но наибольшую известность получила уже позже в исполнении группы 'Los Lobos'. Вполне вероятно, что кто-то из присутствующих здесь южноамериканцев ее и не слышал, но хлопали в такт все, включая и наших во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС. Сзади меня прекрасно держали ритм с помощью конго и маракас, а второй гитарист на 4-струнной куатро довольно удачно выписывал басовую партию, хотя по окончании каждого куплета и припева соло на басовых струнах я брал на себя.
Мелодия простейшая, играется на трех аккордах. А, как известно, что чем проще — тем заводнее. И вот уже бразильские футболисты вместе со своим тренером встают и, продолжая хлопать в такт, начинают изображать из себя танцоров. И Фурцева-младшая туда же. Наши хлопают, но танцевать стесняются, а я допеваю песню до конца, раскланиваюсь и возвращаюсь на свое место, вытирая салфеткой вспотевший лоб.
— Егор, вы просто уникум! — констатирует Ряшенцев и подкладывает мне на тарелку клешню отварного омара.
Не успеваю с ней разделаться, как на меня снова свое внимание обратила Светлана.
— Егор, вы не знаете, где тут дамская комната?
— Э-э… Честно сказать, не в курсе, хотя можно официанта спросить…
— Не будем людей отвлекать, пойду сама поищу… А может быть, вы меня проводите? А то как бы не заблудиться.
Нет, ну нормально, да?! И это при мамашке, которая хоть и делает вид, что не прислушивается к нашему диалогу, а по-любому ловит каждое слово. Да и не куда-нибудь ее проводить, а в сортир, куда обычно дамы ходят без сопровождения.
— Хм, ну вообще-то могу, — все еще кошусь на Фурцеву-старшую. — Хотя, признаться, и сам тут не особо ориентируюсь.
Мы двинулись к дверям, не тем, через которые вошли Шелепин и посол, а к другим, через которые мы сами заходили в этот зал, но у выхода нам дорогу преградил серьезный товарищ в темном костюме:
— Могу я узнать, куда вы направляетесь?
— Молодой человек провожает меня до дамской комнаты. Надеюсь, это не является государственным преступлением?
— Нет, не является, — чуть смешавшись, ответил охранник, открывая дверь. — Идите по коридору прямо, потом свернете направо, там должен быть дежурный, он вам подскажет.
— Спасибо, вы нас очень выручили… Егор, возьмите меня под руку, что-то голова немного кружится. Кажется, зря я с шампанским попробовала эту… как ее… кашасу. Это все Пеле, уговорил меня продегустировать национальный бразильский напиток.
Да уж, повисла она на мне так, что я невольно клонился в ее сторону. Вот и поворот направо, где-то здесь должен обитать дежурный. Ага, вон мужчина средних лет в гражданском сидит за столом, что-то сосредоточенно вычитывает в свежем номере 'Правды'. Услышав смягченные ковровой дорожкой шаги, поднял голову, вопросительною уставился на нас. Когда понял, что мы ищем, показал за угол:
— Вон третья дверь по коридору, там общий холл, из которого можно попасть в мужской и женский туалеты.
Мы проследовали до общей двери, и тут я сделал попытку стряхнуть с себя Светлану. Мол, дальше уже как-нибудь сама. Но та неожиданно цепко вцепилась в мое предплечье и чуть ли не силой затащила меня в холл туалета, стены которого над умывальниками украшали большие зеркала. На мою беду, здесь никого не было, и Фурцева-младшая, прижавшись спиной к открывавшейся внутрь двери, все так же цепко держа меня за руку, горячо прошептала:
— Егор, что же ты со мной делаешь?!
— Прости, я что-то не…
— Да все ты понимаешь!
Она обвила руками мою шею и впилась губами со съеденной помадой в мои губы. Я сделал робкую попытку отстраниться, но Светлана еще крепче прижалась ко мне, а ее рука полезла под мою рубашку.
Мать твою, да что же это делается! Сейчас меня здесь тупо изнасилуют! Покориться дочери всевластного министра культуры или проявить стойкость? А не она ли стала инициатором отсидки Стрельцова, когда тот отказал ей в знаках внимания? Вдруг и меня ждет та же участь, попробуй я послать ее куда подальше? Заступится ли за меня Шелепин или ему будет наплевать на судьбу футболиста сборной?
Все эти мысли пронеслись в моей голове в доли секунды, и неизвестно, чем бы все закончилось, но в этот момент снаружи явственно раздались мужские голоса. Кто-то приближался, причем не один, и общались на португальском.
— Сюда идут!
Я наконец-то отлепился от нее и кинулся к умывальнику, делая вид, что мою руки. Дверь распахнулась, едва не сбив мою захватчицу, и в помещение вошли Манга, Флавио и переводчик. Увидев нас, заулыбались, после чего проследовали в мужской туалет, оборудованный, насколько мне удалось разглядеть в щель, как писсуарами, так и кабинками.
Я закончил мыть руки и вытер их белоснежным вафельным полотенцем ввиду отсутствия электрической сушилки. Светлана все еще стояла возле двери, напоминая соляной столп.
— Ты, кажется, хотела в туалет, — вывел я ее из ступора.
Она взглянула на меня моментально протрезвевшим взглядом, в котором читалась сложная гамма самых противоречивых чувств. В какой-то момент даже стало не по себе. Но я мысленно велел себе собраться и показать, кто здесь мужик. По пути к двери, проходя мимо Светланы, легонько чмокнул ее в щеку и потрепал за плечо — мол, не расстраивайся, будет и на твой улице праздник — после чего направился обратно в зал, где проходил торжественный прием.
Домой в тот день я попал в одиннадцатом часу вечера, выжатый, словно лимон. Катька со своим женихом опять отправилась на последний сеанс в кино, заявится ближе к полуночи. Эх, а мы-то с Ленчиком планировали провести это время с пользой, воспользовавшись отсутствием сестры, а тут этот прием в Кремле… Да еще и Фурцева-младшая с ее необузданным сексуальным влечением испортила впечатление от приема. При этом я сам чувствовал стойкое возбуждение, причем настолько стойкое, что решил сбросить его под холодными струями душа.
А вот следующие два дня пришлось посвятить поездке на студию грамзаписи, где Адель записывала свою новую пластинку 'Эхо любви', песни для которой были утверждены худсоветом. Опять же не обошлось и без Кобзона, призванного составить дуэт для записи одноименного с названием альбома сингла. За один день Адель никак не укладывалась, а я дал сам себе наказ проследить за записью каждой композиции, и потом проверить, как все свелось в конечном итоге.
По иронии судьбы в коридорах 'Мелодии' столкнулся с Муслимом Магомаевым, который приехал утрясать какие-то бюрократические вопросы. Крепко обнялись после долгой разлуки, закидали друг друга вопросами про житье-бытье. У Муслима все складывалось неплохо: гастроли, записи, любовь миллионов поклонников и поклонниц… Преимущественно все же поклонниц, которые не давали ему прохода.
— Так ты, значит, для Адель альбом придумал? Слушай, может, и для меня что-нибудь сочинишь?
— Да я с радостью, нужно только время найти, а его, сам понимаешь… Хотя, есть у меня в загашнике одна вещица, называется 'Love Story', то бишь 'История любви'. А давай-ка мы заскочим в студию, я ее напою, может, она тебе понравится.
Насчет загашника я, конечно, приврал, потому что эта песня в моей голове всплыла только что, хотя, если загашником считать мою память… А исполнял ее небезызвестный Энди Уильямс для одноименного фильма 70-го года. После моего исполнения под фортепиано Магомаев был в восторге. Еще бы, с этим хитом он теперь станет 'намба ван' на советской эстраде!
Я быстро набросал на бумаге текст и ноты, и в течение следующих пары часов уже сам Муслим напевал хорошо знакомую в моем будущем композицию. Не думаю, что у какого-нибудь худсовета поднимется рука 'зарубить' песню, невзирая на англоязычный текст. Мог бы, конечно, попробовать 'сочинить' и русский перевод, кто-то в моей реальности это уже делал, но что-то не лежала душа издеваться над оригинальной версией. А так вон человеку приятное сделал, да и самому не забыть забежать зарегистрировать произведение — бабки лишними не бывают.