И другой — он в тропики плавал в чёрном смокинге, —

Лорд, трансатлантический лайнер.

Ах, если б ему в голову пришло,

Что в каждый порт уже давно влюблённо

Спешит к нему под чёрное крыло

Стремительная белая мадонна!

Слёзы льёт горючие в ценное горючее

И всегда надеется втайне,

Что, быть может, в Африку не уйдёт по графику

Этот недогадливый лайнер…

Ах, если б ему в голову взбрело,

Что в каждый порт уже давно влюблённо

Прийти к нему под чёрное крыло

Опаздывает белая мадонна!

Кораблям и поздняя не к лицу коррозия,

Не к лицу морщины вдоль белоснежных крыл,

И подтёки синие возле ватерлинии,

И когда на смокинге левый борт прогнил.

Горевал без памяти в доке, в тихой заводи,

Зол и раздосадован крайне,

Ржавый и взъерошенный и командой брошенный

В гордом одиночестве лайнер.

А ей невероятно повезло:

Под танго музыкального салона

Пришла к нему под чёрное крыло

И встала рядом белая мадонна,

1973–1974

Мы воспитаны в презренье к воровству …

Мы воспитаны в презренье к воровству

И ещё к употребленью алкоголя.

В безразличье к иностранному родству,

В поклоненье ко всесилию контроля.

Вот география,

А вот — органика.

У них там мафия,

У нас пока никак.

У нас балет, у нас заводы и икра,

У нас прелестные курорты и надои,

Аэрофлот, Толстой, арбузы, танкера

И в бронзе отлитые разные герои.

Потом, позвольте-ка, —

Ведь там побоище!

У них — эротика,

У нас не то ещё.

На миллионы, миллиарды киловатт

В душе людей поднялись наши настроенья,

И каждый, скажем, китобой или домкрат

Даёт нам прибыль всесоюзного значенья.

Про них мы выпишем —

Больная психика.

У них же хиппи же,

У нас — мерси пока.

Да что, товарищи, молчать про капитал,

Который Маркс ещё клеймил в известной книге!

У них — напалм, а тут — банкет, а тут — накал

И незначительные личные интриги.

Там Джонни с Джимами

Всенаплевающе

Дымят машинами.

Тут нет пока ещё.

Куда идём, чему завидуем подчас?

Свобода слова вся пропахла нафталином.

Я кончил, всё. Когда я говорил «у нас» —

Имел себя в виду, а я — завмагазином.

Не надо нам уже

Всех тех, кто хаяли.

Я еду к бабушке,

Она в Израиле.

ИНСТРУКЦИЯ ПЕРЕД ПОЕЗДКОЙ ЗА РУБЕЖ

Я вчера закончил ковку,

Я два плана залудил, —

И в загранкомандировку

От завода угодил.

Копоть, сажу смыл под душем,

Съел холодного язя

И инструктора послушал,

Что там можно, что нельзя.

Там, у них, пока что лучше бытово.

Так чтоб я не отчебучил не того,

Он мне дал прочесть брошюру — как наказ,

Чтоб не вздумал жить там сдуру как у нас.

Говорил со мной как с братом

Про коварный зарубеж,

Про поездку к демократам

В польский город Будапешт:

«Там, у них, уклад особый, —

Нам так сразу — не понять.

Ты уж их, браток, попробуй

Хоть немного уважать.

Будут с водкою дебаты — отвечай:

«Нет, ребяты-демократы, — только чай!»

От подарков их сурово отвернись, —

«У самих добра такого — завались».

Он сказал: «Живя в комфорте —

Экономь, но не дури.

И, гляди, не выкинь фортель,

С сухомятки не помри!

В этом чешском Будапеште, —

Уж такие времена, —

Может, скажут «пейте-ешьте»,

Ну, а может, — ни хрена».

Ох, я в Венгрии на рынок похожу,

На немецких на румынок погляжу.

«Демократки, — уверяли кореша, —

Не берут с советских граждан ни гроша».

«Буржуазная зараза

Всюду ходит по пятам.

Опасайся пуще глаза

Ты внебрачных связей там.

Там шпионки с крепким телом.

Ты их в дверь — они в окно!

Говори, что с этим делом

Мы покончили давно.

Могут действовать они не прямиком:

Шасть в купе — и притворится мужиком,

А сама наложит тола под корсет…

Проверяй, какого пола твой сосед!»

Тут давай его пытать я,

Опасаюсь — маху дам:

«Как проверить — лезть под платье?

Так схлопочешь по мордам…»

Но инструктор — парень дока,

Деловой — попробуй срежь!

И опять пошла морока

Про коварный зарубеж.

Популярно объясняю для невежд:

Я к болгарам уезжаю — в Будапешт.

Если темы там возникнут — сразу снять.

Бить не нужно, а не вникнут — разъяснять

Я ж по-ихнему ни слова,

Ни в дугу и ни в тую!

Молот мне — так я любого

В своего перекую.

Но ведь я не агитатор —

Я потомственный кузнец.

Я к полякам в Улан-Батор

Не поеду, наконец!

Сплю с женой, а мне не спится: «Дусь, а Дусь…

Может, я без заграницы обойдусь?

Я ж не ихнего замеса — я сбегу.

Я на ихнем ни бельмеса, ни гугу!»

Дуся дремлет, как ребёнок,

Накрутивши бигуди.

Отвечает мне спросонок:

«Знаешь, Коля, — не зуди.

Что ты, Коля, больно робок, —

Я с тобою разведусь.

Двадцать лет живём бок о бок —

И всё время «Дусь, а Дусь…»

Обещал, — забыл ты, нешто? Ох, хорош!..

Что клеёнку с Бангладешта привезёшь.

Сбереги там пару рупий, не бузи.

Мне хоть чё — хоть чёрта в ступе привези.

Я уснул, обняв супругу —

Дусю нежную мою.

Снилось мне, что я кольчугу,

Щит и меч себе кую.

Там у них другие мерки,

Не поймешь — съедят живьём…

И всё снились мне венгерки

С бородами и с ружьём,

Снились Дусины клеёнки цвета беж

И нахальные шпиёнки в Бангладеш, —

Поживу я, воля божья, у румын.

Говорят, они с Поволжья, — как и мы.

Вот же женские замашки!

Провожала — стала петь,

Отутюжила рубашки —

Любо-дорого смотреть.

До свиданья, цех кузнечный —

Аж до гвоздика родной,

До свиданья, план мой встречный,

Перевыполненный мной!

Пили мы — мне спирт в аорту проникал,

Я весь путь к аэропорту проикал.

К трапу я — а сзади в спину будто лай:

«На кого ж ты нас покинул, Николай?!»

1973–1974

ПЕСНЯ НЕЧИСТИ

Как да во лесу дремучем —

По сырым дуплам да сучьям

И по норам по барсучьим

Мы скучаем и канючим.

Так зачем сидим мы сиднем,

Скуку да тоску наводим?

Ну-кася, ребята, выйдем —

Весело поколобродим!

Мы ребята битые,