И вот опять с Леной происходило непонятное. Снова Верочка перестала понимать ее. С недоумением и досадой наблюдая за ней, Верочка определила душевное состояние Лены одним словом — ожесточение. Именно так. Она и работала теперь с какой-то лихорадочной поспешностью, словно хотела поскорее отделаться от осточертевших обязанностей, и разговаривала с необычной резкостью, беспричинно раздражаясь по всякому поводу. Недавнего тепла в их отношениях как не бывало. Верочка со страхом заметила, что в последние дни Лена упорно избегала ее взгляда, как будто боялась, что каждый Прочтет в ее глазах то, что с ней происходит.

Возможно, Верочка не придала бы всему этому особого значения, если бы, вернувшись однажды домой, не увидела, что Лена лежит нераздетая на кровати и плачет. Верочка догадалась об этом по ее вздрагивавшим плечам и всей жалко съежившейся фигуре, прильнувшей к стене.

— Лена, что с тобой? — растерянно спросила Верочка, присаживаясь на край кровати и пытаясь повернуть Лену лицом к себе.

Та схватилась за подушку, но Верочка своими сильными и бережными руками приподняла подругу и увидела, что глаза ее с набухшими и покрасневшими веками сухи. Лена плакала без слез.

— Леночка, что случилось? Расскажи мне, вот и будет легче. Что же ты молчишь?

Лена порывисто села, поправила волосы, чужим, неестественно небрежным тоном сказала:

— Так, ничего особенного… Письмо от мамы получила, ну и расчувствовалась. У меня это бывает… изредка. Я не думала, что ты скоро вернешься… Хорошо покупалась? Вода еще, наверно, холодная?

Верочка пристально взглянула в напряженное, настороженное, холодное лицо подруги (взгляд Лены был устремлен в окно), почувствовала неискренность в ее голосе, но ответила весело:

— Что ты! Вода совсем теплая. Зря ты не пошла с нами. Оказывается, Юрка уже давно купается. Пойдешь завтра?

— Не знаю. Что же, нам так и не дадут четвертую доярку?

Верочка не ожидала такого вопроса. Ведь они же договорились работать втроем, неужели Лена передумала?

— Зачем? Скоро доильные площадки установят, вовсе легко будет, да и Катя, может, вернется, — высказала Верочка заветную мысль.

— Как же, держи карман шире, — зло проговорила Лена. — Дура она, что ли, ехать обратно? Нет уж, на Катю ты не рассчитывай, товарищ бригадир.

Она по-прежнему избегала прямого взгляда. Верочка встала, ощутив неприятный холодок в груди.

— На тебя-то, по крайней мере, можно рассчитывать? — спросила она твердо, готовая к любому ответу.

Лена свесила с кровати ноги, ощупью нашла босоножки, зачем-то тщательно застегнула их. Верочка молча наблюдала за ней.

— Да уж как хочешь, — не выпрямляясь, глухо произнесла Лена. — А почему, собственно, ты об этом спрашиваешь?

— Да потому, что не, слепая, вижу, как ты себя изводишь. Может, уже решила что, так скажи, чего же мы будем в прятки играть?

— Ничего ты не видишь, и давай прекратим этот разговор. Не бойся, если решу — скрывать от тебя не стану, предупрежу заранее.

— А по-моему, ты уже решила, — настаивала Верочка, которой вовсе не хотелось откладывать этот серьезный разговор.

— Да нет же, уверяю тебя, — снова тем же, противным небрежным тоном сказала Лена, все еще не поднимая головы.

Но на этот раз от Верочки не так-то просто было отделаться.

— Значит, решила, — тихо, с горечью и большой внутренней силой заговорила она. — Как же так? Не понимаю. Мы же вместе тогда пришли в комитет, говорили хорошие слова, гордились, что едем в колхоз, мечтали о новой жизни. Сколько же раз мы будем начинать эту новую жизнь? До каких пор будем выбирать? Вот так помечемся лет до сорока, а потом и окажется, что ни к чему мы не приспособлены, ничего не любим и не умеем по-настоящему, а так… даже и вспомнить нечего. Страшно и подумать об этом. Ты смотри, в наши-то годы люди на целину, на сибирские стройки едут, а нас, по-твоему, можно туда брать? Да мы еще по дороге захныкали бы, а уж на голом-то месте и подавно…

— Сравнила! Там размах, романтика, гигантские заводы на глазах вырастают, а тут что? Ты думаешь, трудности некоторых пугают? Не в них дело. Тоска одолевает… Куда же мы придем со своими коровами, скажи?

Лена тоже заговорила вполголоса, потому что за дверью застучала ухватом тетя Паша, и неизвестно было, как отнеслась бы она к их спору, если бы услышала его. Но оттого, что ей приходилось сдерживать себя, Лена злилась еще больше. Подумать только, Верочка читает ей нотацию! Как глупо, что она застала Лену с заплаканными глазами. Недоставало еще, чтобы Володя рассказал ей о том, что произошло на лугу. Ну и пускай, теперь уж все равно. Не стоило ввязываться в этот никчемный спор, ню раз уж Верочка начала его, пусть пеняет на себя. Не одной ей, Лене, мучиться, снова и снова передумывая, что делать, как жить. Она сделает так, чтобы и Верочка провела сегодня бессонную ночь. Так ей и надо…

— Ты уткнулась носом в навоз и считаешь, что нашла свое призвание, — с откровенной издевкой продолжала Лена, обжигая Верочку презрительным взглядом. — Ну и, пожалуйста, работай на здоровье, но не всем же быть такими навозными жуками, как ты.

— Лена! Как тебе, не стыдно? — Верочка, побледнев от негодования, села на сундук, но сейчас же вскочила. — Да, я верю, что нашла свое призвание. И цель у меня есть — себя и других переделать, пример людям показать, и не на словах только… Ты уйдешь — другие придут. Говоришь, романтики здесь нет? Ну это уж от нас самих зависит. В яму смотреть — восхода солнца не увидеть. Я так понимаю свою работу, что я не просто доярка, а что эта должность у меня общественная, всем нужная. Это ты о навоз споткнулась и обижаешься невесть на кого, а я запачкаться не боюсь…

— Замолчи! — Лена болезненно скривила губы. — Я тоже никогда белоручкой не была, не гордись.

— Не в том дело. Душа у тебя оказалась хлипкой. — Много ты в этом понимаешь! У тебя, наверно, никакой души нет, раз тебе все легко и ясно.

— Да уж не легче твоего, только я так метаться не буду, как ты с Катей.

— Я по Катиной дорожке не собираюсь идти, но я тоже человек, можешь ты это понять?

Лена спохватилась, но было уже поздно. Она вовсе не хотела этого говорить. К чему? Пусть Верочка думает и судит ее как хочет, теперь это для Лены, пожалуй, не имело особого значения, только бы оставили ее в покое. И без того тошно, а тут изволь тратить нервы на бесполезные пререкания. Пока Лена сама не придет к какому-то решению, Верочке ни в чем не удастся ее убедить.

Но, боже мой, какая она стала, Верочка! Кто бы мог подумать, что она способна так воспламеняться? Послушал бы ее сейчас Володя… Нет, Володю Лена ей не отдаст, что бы там ни было. Невозможно представить их вместе, нет, нет… Интересно, целовал ли он когда-нибудь Верочку?

Лена невольно схватилась за шею, инстинктивно прикрыв ладонью то место, где Володя, обняв ее, плачущую и жалкую, прикоснулся губами. Это было совсем-совсем легкое, летучее прикосновение, но и сейчас, вспомнив, Лена вновь почувствовала то же, что и тогда, на лугу.

Она круто повернулась и упала на кровать, зарывшись лицом в подушку.

Верочка с изумлением смотрела на нее, испытывая почему-то жалость и злость одновременно. Ее одолевало желание, выговориться до конца. Уж если Катю она по робости и неопытности упустила так легко, то за Лену будет бороться всеми силами. Это мало ее долгом — пусть не по праву старшинства, а по праву дружбы. Ведь они в последнее время так хорошо понимали друг друга.

Но что происходит с Леной? Откуда у нее, такое отчаяние? Что она задумала?

— Ну а я, по-твоему, не человек? — спросила Верочка с обидой. — Переживать не умею? Мне тоже многое еще не ясно, и как все будет дальше, я точно не знаю, но я верю, что все должно быть лучше — и колхоз, и работа, и мы сами. Я часто об этом думаю и всякие планы строю, хочешь, расскажу, как у нас все переменится, ну, допустим, через год?..

Поскольку Лена молчала, Верочка тихонько присела на сундук и мечтательно продолжала: