Изменить стиль страницы

– Да, дорогой, я действительно так думаю. – Эмбер взглянула поверх головы сына и увидела, как по садовой дорожке к ним шагает Брюс. Мальчик оглянулся, увидел отца, вскочил и побежал к нему навстречу. С Брюсом он всегда вел себя более сдержанно, чем с ней, и не потому, что Брюс настаивал на этом, но потому, что так велел учитель.

Мальчик церемонно поклонился, прежде чем начать говорить.

– Я решил поехать с вами в Америку, сэр, – торжественно сообщил он. – Мама говорит, что я буду там нужен вам.

Брюс взглянул на мальчика, потом перевел взгляд на Эмбер. Секунду они глядели друг на друга, не говоря ни слова. Он обнял мальчика за плечи и улыбнулся:

– Я рад, что ты решил отправиться со мной, Брюс. – Они вместе подошли к Эмбер, она встала, не отрывая глаз от Брюса-старшего. Он ничего не сказал, только наклонился и поцеловал ее, чуть коснувшись губами. Это был поцелуй мужа.

Поначалу Эмбер считала, что совершила благородный и самоотверженный поступок, и хотела, чтобы и Брюс был того же мнения. Но потом появилась надежда, что, возможно, ее ребенок, находящийся постоянно рядом с ним там, в Америке, более всего станет, напоминать Брюсу о ней. Эта надежда вползла исподволь, Эмбер даже не сразу распознала ее. Таким образом она может победить Коринну, даже не видя ее.

В городе Бреда был подписан мирный договор, и весть об этом событии достигла Уайтхолла в конце месяца. Брюс отплыл на следующее утро. Эмбер отправилась в порт, чтобы оставить у них обоих хорошее воспоминание о себе, хотя сердце у нее разрывалось на части. Когда Эмбер наклонилась поцеловать сына, у нее перехватило горло. Брюс обнял ее, помог встать на ноги: беременность мешала ей двигаться.

– Не дай ему забыть меня, Брюс – попросила она.

– Я не забуду тебя, мама! И мы вернемся навестить тебя! Так папа сказал, не правда ли, сэр? – Он поднял глаза на отца, ожидая подтверждения своих слов.

– Да, Брюс, мы вернемся. Я обещаю тебе. – Он явно нервничал, хотел поскорее подняться на борт, уплыть. Он терпеть не мог долгие мучительные расставания. – Эмбер, мы уже опаздываем.

Она испуганно вскрикнула, обвила руками его шею, он наклонил голову, их губы соединились. Эмбер в отчаянии припала к нему, совершенно позабыв об окружавшей их толпе. Люди повернули головы и с любопытством разглядывали красивого мужчину, яркую женщину и мальчика, спокойно наблюдавшего за ними. Это был тот момент, в который она не верила, даже еще вчера, когда уже знала об отъезде, не верила, что такой момент все-таки настанет. И вот – минута расставания пришла, и Эмбер охватило отчаяние.

Вдруг их руки разомкнулись. Он быстро повернулся, и не успела Эмбер осознать, что происходит, как Брюс и их сын перешли по сходням на борт корабля. Корабль начал движение, очень медленно, белые паруса наполнялись ветром, и корабль пошел. Мальчик на борту снял шляпу и стал махать ей: – Мы вернемся, мама!

Эмбер вскрикнула и побежала вдоль причала. Корабль удалялся. Брюс стоял к ней вполоборота и отдавал команды матросам, но потом быстро обернулся и обнял мальчика за плечи. В прощальном жесте он поднял руку. Эмбер хотела тоже поднять руку в ответ, но неожиданно положила кончик пальца в рот и сильно прикусила его. Долгое время она стояла на причале, потерянная и одинокая. Потом подняла руку и вяло помахала им на прощанье.

Глава пятьдесят вторая

Все мужчины в комнате прервали трапезу и с ошеломленным видом уставились на входную дверь.

В двенадцать часов в таверне «Сан», расположенной как раз за новым зданием «Королевской биржи» на Треднидл-стрит, было всегда многолюдно, ибо в это время сюда приходило много купцов пообедать, заключить сделки и обсудить текущие новости. Сейчас многие говорили об эскападах Букингема – его проделки вызывали большее одобрение в Сити, чем при королевском дворе.. И в этот момент герцог вошел.

Один седобородый старик поднял взгляд, и его слабые голубые глаза округлились от удивления.

– Бог ты мой! Вот это да! Заговори о дьяволе. Начало английской поговорки: «Заговори о дьяволе, и он появится»

В облике герцога не было ничего, что говорило бы о том, что он в бегах и что его жизнь в опасности из-за его предательских действий. На его милости был обычный светлый парик и великолепный костюм: черные бархатные бриджи, парчовый камзол с золотым шитьем и длинный жилет из зеленого атласа. Он держался спокойно и хладнокровно, как держался бы всякий джентльмен, который зашел в любимую таверну перед началом театрального спектакля.

Но все присутствующие мгновенно вышли из-за столиков и окружили его Герцог сумел втереться в доверие к этим людям, и они были убеждены, что он – их верный друг в придворных кругах. Как и они, он ненавидел голландцев и жаждал их поражения. Как и они, он стоял за религиозную терпимость – хотя это происходило по причине его собственного безразличия к любому вероисповеданию, но люди-то не знали этого. Несмотря на поразительную беспринципность, Букингем остался верен одному – хорошему мнению о мужчинах своей страны.

– Рады вашему возвращению, ваша милость! Мы как раз о вас говорили и грустили: когда же вы снова здесь появитесь?

– Ходили слухи, будто вы уехали за границу!

– Господь всемогущий! Это действительно вы? Не призрак?

Букингем прошел мимо всех посетителей к камину, улыбаясь и пожимая протянутые к нему руки Врожденное обаяние Вильерсов было мощным оружием, когда им пользовался Букингем.

– Да это я, джентльмены. Не призрак, уверяю вас. – Он кивком подозвал официанта, заказал обед, предупредив, что времени у него в обрез Потом он заговорил с молодым человеком, который сидел на корточках рядом, глядел на герцога во все глаза, не забывая поворачивать вертел, на которой поджаривался хороший бараний окорок.

– Ты мог бы выполнить мое поручение, парень?

– Конечно, ваша милость! – Он вскочил на ноги.

– Тогда смотри, будь внимателен: как можно быстрее ступай в Тауэр и скажи стражнику, что герцог Букингемский ожидает в таверне «Сан» офицеров его величества, чтобы те арестовали его. – Он вручил парню серебряную монету.

Возглас удивления и восхищения прошел по таверне, ибо все знали: если герцог предстанет перед судом – ему обязательно отрубят голову. Парень повернулся и побежал, а Букингем, сопровождаемый посетителями таверны, проследовал к столу у окна, уселся и стал есть. Любопытная толпа уже начала собираться вокруг, скапливаться у дверей, заглядывать в окна. Герцог помахал им рукой, улыбнулся, и народ ответил громким приветствием.

– Джентльмены, – обратился Букингем к мужчинам, стоявшим вокруг него. Потом он вынул серебряную вилку из футляра и начал разделывать кусок мяса. – Джентльмены, я хочу отдать себя врагу, хотя прекрасно знаю, как именно они воспользуются этим, ибо. моя совесть не позволяет мне быть в роли постороннего наблюдателя нашего недавнего позора. – Гул одобрения прервал речь герцога, но лишь на несколько мгновений. Он поднял руку, прося тишины. – Англия нуждается хотя бы в нескольких истинных патриотах, смысл жизни которых не в строительстве новых домов для себя и не в том, чтобы хорошо выспаться ночью, чего бы это ни стоило нации.

Это заявление вызвало у присутствующих крики одобрения, которые эхом отозвались и за пределами таверны, подхваченные даже теми, кто и не расслышал слов Букингема. Ибо люди с негодованием относились к строительству огромного особняка для Кларендона. И никто не забыл, как Арлингтон крепко спал, когда поступил приказ, чтобы Руперт вернулся и выступил против голландцев но слуги разбудили его лишь утром, когда он и подписал приказ. Сами готовые ругать королевский двор, они с удовольствием слушали, как герцог поносил его.

– Да-да, ваша милость, – согласился один старый банкир. – Страной слишком долго руководят неспособные и некомпетентные старики.

Другой посетитель наклонился вперед и стукнул кулаком по столу:

– На ближайшем созыве парламента его следует подвергнуть публичному осуждению! Мы заставим старого негодяя ответить за его преступления!