ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава тридцать третья

На пристани кипела жизнь, как в растревоженном муравейнике. Сияли позолоченные носы кораблей, высились мачты, которые без парусов походили на скелеты, в спокойной воде покачивалось бесчисленное множество разнообразных судов. Много было военных кораблей, вернувшихся после войны с Голландией, их ремонтировали и чистили. Разошедшиеся швы и пробоины заливали кипящей смолой, скрепляли канатами и брезентом. Повсюду сновали моряки и грузчики, занятые разгрузкой ценностей, недавно захваченных в сражении. А на городской башне развевались «плененные» голландские флаги. Заметно было большое количество калек и раненых: одни, прихрамывая, бродили без цели, другие лежали на спине или сидели, протягивали руки, прося подаяния. На них мало кто обращал внимание: военным морякам не платили жалованья, и некоторые уже начали голодать.

Эмбер вышла из кареты и пошла по пристани между Темпестом и Иеремией, прикрывая ладонью глаза от жаркого солнца. Нищие тянули к ней руки, а некоторые моряки свистели вслед и отпускали соленые шутки, но Эмбер была слишком занята поисками Брюса, чтобы обращать на это внимание.

Вон он! Она бросилась бежать, и стук ее каблуков по мосткам заставил его обернуться.

– Брюс!

Сияющая, она подошла к нему, задыхаясь от бега, и ждала, что он поцелует ее. Но Брюс недовольно посмотрел на Эмбер, и она заметила, что лицо у него усталое и мокрое от пота.

– Какого черта ты явилась сюда? – Говоря эти слова, он зло поглядел на мужчин, пялившихся на Эмбер: из-под распахнувшегося плаща виднелось открытое платье из черного атласа, а в ушах и на пальцах сверкали изумруды.

Раздосадованная, обиженная его грубым тоном, Эмбер было рассердилась, но изможденный вид Брюса смягчил ее сердце. Эмбер с материнской заботливостью и тревогой посмотрела на него. Ей редко приходилось видеть его таким уставшим, и теперь ей захотелось обнять его, поцелуями снять раздражение и утомленность, любовь к Брюсу болью отозвалась в ее сердце.

– Я пришла увидеться с тобой, мой милый, – тихо ответила Эмбер. – Ты не рад?

Он слабо улыбнулся, будто устыдившись своего дурного настроения, и провел тыльной стороной ладони по влажному лбу.

– О, конечно, рад. – Он оглядел ее с нор до головы. – Ребенок уже родился?

– Да, маленькая девочка. Я назвала ее Сьюзен. О, – вспомнила она с чувством вины. – Сэмюэл умер.

– Да, я знаю. Услышал сегодня утром. Почему ты не уехала из города?

– Я ждала тебя.

– Не надо было – в Лондоне небезопасно. Где ребенок?

– Я отослала ее с Нэн и Теней в деревню. Мы тоже можем поехать… и соединиться с ними… – Она вопросительно взглянула на Брюса, опасаясь, что у него другие планы.

Карлтон взял ее за руку, и они двинулись к карете. По дороге он заговорил вполголоса:

– Эмбер, тебе нужно уехать отсюда. Тебе вообще не надо было приходить сюда. Корабли привезли чуму, понимаешь?

– О, это меня не тревожит. У меня есть бивень единорога.

Он печально усмехнулся:

– Бивень единорога… Бог ты мой! Рога обманутого мужа столь же целительны.

Они подошли к карете, и Брюс помог ей подняться. Потом он поставил ногу на ступеньку, наклонился вперед и очень тихо сказал:

– Ты должна как можно скорее уехать отсюда. Некоторые из моих людей больны чумой.

Эмбер ахнула от ужаса, но Брюс отрицательно покачал головой.

– Но, Брюс! – прошептала она. – Ведь ты можешь заразиться!

– Пока лишь три случая. Чумой были заражены захваченные нами голландские суда. Когда мы узнали об этом – мы потопили эти корабли вместе со всем экипажем, но трое из наших моряков все-таки заболели. Вчера вечером их убрали, и пока что новых случаев не было.

– О Брюс! Тебе нельзя оставаться здесь! Ты должен уйти, о дорогой мой, я так боюсь. У тебя нет амулета или чего-нибудь от чумы?

Не ответив на ее вопрос, Брюс бросил на Эмбер взгляд, полный досады и нетерпения.

– Я не могу уйти сейчас, не могу, пока все не будет разгружено и увезено на склад. Но тебе надо уйти. Ну, пожалуйста, Эмбер, послушайся меня. Ходят слухи, что ворота города собираются запереть и никого не выпускать. Уезжай, пока еще есть время.

Она упрямо поглядела на него:

– Я не уйду без тебя.

– Святой Боже, Эмбер, не будь же такой глупой! Мы увидимся где-нибудь потом, позднее.

– Я не боюсь чумы, я никогда не болею. Когда ты закончишь разгрузку?

– Не раньше вечера.

– Тогда я вернусь за тобой на закате. Нэн и ребенок сейчас в Данстейбле, и мы поедем к ним. Я больше не живу в Дэнджерфилд-Хаусе, я поселилась на Сент-Мартин Лейн.

– Поезжай туда, никуда не отлучайся и ни с кем не разговаривай.

Он повернулся, чтобы уйти. Эмбер взволнованно глядела ему вслед тоскливым, как у ребенка, взглядом. Он обернулся, улыбнулся ей, медленно и устало помахал рукой. Вскоре он исчез в толпе на причале.

Но Эмбер не стала сидеть дома, как велел ей Брюс.

Она знала, что Брюс скептически относится ко многому, во что она верила, в том числе и к бивню единорога. Прикрепив этот амулет под платьем, она чувствовала себя полностью защищенной, поэтому занялась подготовкой к ужину, ибо считала, что уехать из города можно и завтра утром. Угощения к ужину она заказала в «Блю Беллз», прекрасной французской таверне на Линкольнз Инн Филдз, потом вернулась и сама стала накрывать стол. Всю серебряную посуду Эмбер хранила у банкира Шадрака Ньюболда, но на кухне было достаточно утвари, чтобы красиво накрыть стол, и Эмбер целый час развлекалась, складывая салфетки в форме птичек. На дворе она набрала целую охапку роз, что вились по стенам и балконам, уложила цветы в большую вазу и поставила ее в столовой.

Эмбер с наслаждением занималась приготовлениями, стараясь не упустить какой-либо мелочи, в надежде, что Брюсу это понравится или вызовет у него улыбку. Она была почти благодарна чуме, ибо эпидемия означала, что несколько недель они проведут вместе, возможно даже несколько месяцев, а может быть, останутся вдвоем навсегда. Эмбер решила, что никогда у нее не было такого повода для счастья.

Последний час перед выходом из дома Эмбер провела за туалетным столиком: расчесывала волосы, полировала ногти, накладывала румяна – совсем чуть-чуть, – она не хотела видеть его насмешливую улыбку, от которой всегда чувствовала себя глупой и виноватой. Она стояла у окна и застегивала браслет, когда увидела, как из-за угла вышла похоронная процессия. Развевались знамена, торжественно двигались люди и лошади, и, несмотря на светлое время, были зажжены факелы. Эмбер быстро отвернулась, как бы отгоняя смерть, накинула плащ и стала спускаться по лестнице.

Пристань теперь наполовину опустела; стук колес ее кареты звучал особенно громко. Брюс разговаривал с двумя мужчинами, и хотя кивнул ей, но не улыбнулся, и Эмбер заметила, что он выглядел еще более усталым, чем прежде. Через несколько минут все трое вернулись на один из кораблей и исчезли из виду.

Прошло четверть часа, и Эмбер начала нервничать: «Что же его задерживает так долго? Он не видел меня целых десять месяцев – и вот пожалуйста! Вернулся обратно на свой чертов корабль и, наверное, пьет там вино!» Эмбер стала сердито притоптывать ногой и раздраженно обмахиваться веером. Время от времени она вздыхала, хмурилась, потом взяла себя в руки и постаралась успокоиться. Солнце зашло. Темно-красное, оно опустилось за море, подул легкий бриз который, казалось, снимал дневную жару.

Брюс появился через полчаса, и к этому времени нетерпение Эмбер переросло в гнев. Он вошел в карету и тяжело опустился на сиденье. Эмбер бросила на него осуждающий взгляд и ядовито произнесла:

– Ну что, лорд Карлтон, наконец-то вы соизволили прийти! Извините, что я оторвала вас от важных дел!

Карета тронулась.

– Прости, Эмбер, я был чертовски занят, и я…

Эмбер мгновенно устыдилась своей ревности, ибо увидела, что его глаза покраснели и, несмотря на вечернюю прохладу, на лбу Брюса выступили капли пота. Эмбер никогда прежде не видела его таким усталым. Она протянула к нему руку: