Обвинения Храброго Ерша

Все подняли головы и увидели, что на выступе коралловых зарослей появился встопорщенный колючий силуэт.

— Храбрый Ерш! — ахнул кто-то.

Да, это был действительно Храбрый Ерш. Он, улыбаясь, воинственно размахивал чем-то длинным, плоским, черным. Бандит с бантиком, дрожа, принялся поднимать пистолет, но Храбрый Ерш взмахнул чем-то черным, и оно, со страшной скоростью разрезав воду, выбило у бандита пистолет и вонзилось в грунт. То была гимнотида, или рыба-Нож. Храбрый Ерш мастерски владел ею, и это знали все.

Вдруг из-за развалин выскочили три перемазанных незнакомца и завопили:

— Держи их!

— Хватай!

— Не пускай, честное слово!

Услышав это. Смешинка так и прыснула. Она сразу же догадалась, что это те незнакомцы, которых она кормила остатками от пиршества в Голубом дворце. Видно, «честное слово» так им понравилось, что они к месту и не к месту принялись щеголять им.

Но бандитам было не до смеха. Визжа от ужаса, они бросились бежать.

А три чумазые рожицы, смыв грязь, оказались Барабулькой, Бекасиком и Бычком-цуциком. Смеясь, Бычок-цуцик оглушительно свистнул вслед убегавшим.

Храбрый Ерш, оттолкнувшись от скалы, плавно опустился вниз к Смешинке.

— Я слышал от своих друзей, что вы добрая, — хмурясь, сказал он. — Но, наверное, очень глупая.

— Почему? — удивилась Смешинка. Храбрый Ерш настолько понравился ей своей смелостью, что она даже не обиделась.

— Потому, что водитесь с царевичем и особенно с этим ужасным Лупибеем.

— Царевич и Лупибей совершенно разные… — начала девочка.

— Одна компания! — оборвал ее Храбрый Ерш. — Царевич — бездельник, который любит лишь веселье, а Лупибей — его верный слуга. Эх, узнал бы мудрый Великий Треххвост, что творится в городе! Он бы взгрел их как следует!

Смешинка в нетерпении прервала его:

— Вы не видели старого аиста?

— А, это та странная рыба с большими, как у Ската, плавниками? — оживился Ерш. — Мы случайно слышали, как Лупибею докладывал Дракончик-шпиончик, что эта странная рыба говорит дерзкие речи, ругает стражу. И Лупибей поклялся отомстить ему. Мы хотели предупредить старого аиста, но не успели…

Мичман-в-отставке успокаивающе погладил девочку по плечу:

— Не волнуйся, Смешинка, твой друг вернется, когда ему захочется. Он сказал это перед тем, как исчезнуть.

— Правда? Значит, он вернется? И я снова увижу старого доброго Остроклюва? — засмеялась Смешинка.

Своим смехом она заразила Бекасика, потом захихикала Барабулька, за ней хохотнул Бычок-цуцик, и, наконец, веселье коснулось и Храброго Ерша. Его колючки пригладились, рот растянулся, и весь он стал добрым и симпатичным. Улыбался и Мичман-в-отставке, глядя на всех.

— Хорошо смеется тот, кто смеется первым, — сказал он, покачивая головой. — Много ума не надо, чтобы все время быть злым и надутым, а вот первым засмеяться и подарить веселье другим…

— Давно мы так не смеялись, — сказал Бычок-цуцик. Храбрый Ерш при этих словах помрачнел.

— Не печальтесь! — объявила Смешинка. — Скоро все жители города будут смеяться и радоваться.

— С чего бы это? — насторожился Храбрый Ерш.

— Я научу их.

Барабулька пришла в восторг:

— Вот здорово, честное слово! Мы будем смеяться! Но Храбрый Ерш насупился и так посмотрел, что Барабулька забулькала от испуга.

— Ах вот как… — процедил он, поворачиваясь к Смешинке. — Ты научишь жителей смеяться? А кто тебя об этом просил?

— Царевич, — девочка недоумевающе смотрела на него. — Он и пригласил меня в Коралловый город, чтобы я научила жителей смеяться. А то они какие-то унылые.

— Ага! — Храбрый Ерш даже подскочил от ярости. — Так вот зачем ты приехала сюда! Теперь все понятно!

— Что тебе понятно?

— Я ошибся. Ты не такая, как царевич или Лупибей. Нет, — голос бунтаря выражал презрение: — Ты хуже! Ты во сто раз хуже, чем Лупибей, чем все эти Спруты, чем Дракончики-шпиончики, чем Прилипалы и Прихвостни, чем Пузанки, Ротаны, Горлачи, хуже, чем самый гадкий Слизень!

Сначала Смешинка добродушно улыбалась, потом побледнела, улыбка исчезла с ее лица…

— За что? За что ты так меня оскорбляешь? — спросила она дрожащим от возмущения голосом.

Но Храбрый Ерш молча отвернулся от нее.

— Поясни мне. Храбрый Ерш, — вмешался Мичман-в-отставке, — почему милая девочка Смешинка кажется тебе такой плохой?

— Потому что она будет учить всех смеяться в то время, как жители стонут и плачут от горя и страданий. Зачем нам ее смех? Он будет только на руку этим восьмируким и десятируким, которые захватили власть в Коралловом городе! Да знаешь ли ты, какую клятву дал я себе в тот день, когда Спруты и Каракатицы наводнили наш прекрасный город?

— Какую же?

— Не смеяться нигде и никогда до тех пор, пока хоть одно их щупальце находится в городе. Вот! А она заставила меня нарушить клятву.

— И ты думаешь, что если все время будешь мрачным, то этим поможешь жителям города? — задумчиво опросил Мичман-в-отставке.

— Я не должен забывать, как страдают морские жители, — упрямо твердил Храбрый Ерш. — И всегда должен воевать, чтобы плохо было всем тем, кто заставляет их постоянно страдать. А если я буду весело посмеиваться, то мне и воевать расхочется!

— Че-пу-ха! — отрезала Смешинка. — Когда я научу жителей смеяться, то им легче будет переносить страдания, легче жить. И они с веселой улыбкой будут…

— … гнуть свои спины на поработителей? — с возмущением крикнул Храбрый Ерш. — Нет, не бывать этому! Мы заставим тебя убраться из нашего города!

В тот же миг из-за развалин взметнулось длинное черное щупальце и обвило его поперек туловища.

— Преда… — захрипел было Храбрый Ерш, но другое щупальце приставило к его носу пистолет.

Бекасик, Барабулька и Бычок-цуцик тоже были скручены. Не избежал этой участи и Мичман-в-отставке — он трепыхался в объятиях здоровенного стражника.

— Так-так-так! — Из-за камней показался Лупибей, опираясь на дубинку. — Попались наконец! Всю шайку накрыли в полном сборе! И как раз в тот момент, когда они угрожали нашей драгоценной гостье Смешинке!

Храбрый Ерш отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из цепких объятий Спрута.

— А это кто такой? — Лупибей остановился возле Мичмана-в-отставке.

— Его отпустите! — рванулась к нему девочка. — Он защищал меня! Он со мной!

— Тогда совсем другое дело, — Лупибей дал знак стражнику, и тот освободил изрядно помятого пленника. — Кто же ты все-таки?

— Мичман-в-отставке, — просипел тот, с трудом расправляя плавники.

— Гм… в отставке, — начальник стражи с сомнением рассматривал его. — А почему, собственно, отставили? За какой проступок?

— За старость… кхе-кхе! Этот проступок совершает каждый в своей жизни… рано или поздно.

— Оставьте его здесь. Он будет напоминать мне о старом аисте, — Смешинка погладила Мичмана-в-отставке, — который исчез, спасаясь от бандитов.

— И из-за которого пострадал наш славный Крадимигом. — Начальник остановился над оглушенным Спрутом и велел его унести. — Ничего, бандиты за все ответят!

— Но они не виноваты в гибели старого аиста и ранении стражника, — возразила Смешинка. — То были другие… бандиты.

— Бандиты есть бандиты, дорогая девочка, — веско сказал Лупибей. — Они не могут быть одними, а потом другими. Они всегда бандиты и будут отвечать за свои преступления.

— Но они не совершали никаких преступлений! — воскликнула девочка. — Клянусь вам! Наоборот, они спасли меня!

— Когда мы подкрадывались сюда, я хорошо слышал, как бунтарь Ерш угрожал тебе! — настаивал начальник стражи.

Вдали показались Крылатки, взмахивающие алыми плавниками.

— Сюда спешит царевич! — воскликнул Лупибей. Действительно, то была карета Капельки. Он на ходу соскочил и торопливо подбежал к Смешинке.

— Моя маленькая девочка! — он порывисто схватил ее за руки. — Ты здорова? Как я рад! Почему ты убежала из дворца, ничего не сказав мне? О, я был в ужасе, когда мне сообщили об этом — ведь в городе столько опасностей!