— Это птица, — поспешила заявить ведьма. — Глупая тонконогая птица, поедающая лягушек.

— Все равно, — отмахнулся Капелька и повернулся к аисту. — Засмейся еще. А? Прошу тебя!

Но аист не мог смеяться так, как смеялась девочка.

— Да он не умеет! — загоготал Лупибей злобно. Квакающими голосами ему вторили Каракатицы. Царевич нахмурился. Тогда аист в отчаянии запрокинул голову и упоенно защелкал клювом.

— Фу! — отвернулся царевич. — Как будто крабы трутся панцирями. Нет, это не ты смеялся. Но кто?

И тут на опушке леса появилась золотоволосая девочка.

— Ой, сколько вас здесь собралось! — сказала она радостно и даже хлопнула в ладошки. — Как интересно! Что вы делаете?

Она улыбалась. И при виде ее улыбки лицо царевича осветила радость.

— Кто ты? Как тебя зовут? — спросил он.

— Зовут? Не знаю, — пожала она плечиками. И, подумав, добавила: — Я очень люблю смеяться. Наверное, меня зовут Смешинка.

И она опять засмеялась.

— О, как это прекрасно! — воскликнул Капелька. — Я никогда не слышал такого смеха. Я… вообще не слышал смеха.

— Почему? — спросила Смешинка.

— Потому что никто в Коралловом городе не смеется, — голос его потускнел. — Не умеет смеяться… Мы думали, людской смех нам поможет, но…

— Правда? — спросила Смешинка. — Это очень смешно! — И она снова засмеялась, сначала тихо, потом все звонче и звонче. Она смеялась заразительно, очаровательно, простодушно, лукаво, жизнерадостно, буйно, весело…

— И никто никогда не смеется? Все унылые и мрачные? — Она смеялась, будто бриллианты сыпались на хрусталь. Смех ее благоухал и дрожал в воздухе, он был розовым, лиловым, дымчато-росистым, он порхал, как яркие бабочки, он струился и журчал, он взвивался в бледное рассветное небо и опускался парашютиками одуванчика, он таял бесследно.

— И все ходят, повесив носы? И вид каждого нагоняет тоску? Как мне их жаль!

Смолкли робкие первые соловьи, прислушиваясь к ее смеху, листья поворачивались к Смешинке, и муравьи открывали свои муравейники, думая, что утренние лучи солнышка согрели их, — но то были лучи смеха.

Полегла трава на мокрой луговине, и стал виден вдали болотный дух — водяной Ханурик, выставивший шишковатую, черную, как сырая коряга, голову из бездонного, затянутого ряской «окошка». Глаза его были прищурены от удовольствия, водоросли, свисавшие с ушей, дрожали…

Как только все стихло, очнулся он и сказал:

— Большую силу ты имеешь, девочка… Если засмеешься язвительно над кем-нибудь, язвы усеют его тело, если презрительно — все живое отвернется от него. Когда же захохочешь гневно — сквозь землю провалится тот, кто осмелится вызвать твой гнев!

И, сказав так, Ханурик с вздохом булькнул в глубину. Юный царевич тоже вздохнул прерывисто, словно просыпаясь от чудесного сна.

— Ах, что за диво твой смех! — воскликнул он. — Как будто я побывал в стране вечных цветов. Я словно парил в воздухе, и вокруг было тепло и радостно…

Он подбежал к Смешинке и порывисто схватил ее за руки.

— Поезжай с нами! — попросил он, заглядывая ей в глаза. — Ты научишь жителей подводного царства смеяться. Всем будет весело и приятно!

Девочка, улыбнувшись, закивала головой:

— Я согласна! Конечно же, поедем!

— Нет! — раздался противный голос колдуньи. — Она моя, эта девчонка! Я спросила свое закопченное волшебное зеркало и узнала, что она родилась из зернышка радости, того самого золотистого зернышка…

— Которое ты украла! — раздался возмущенный голос Остроклюва.

— Это мое дело, — захихикала старуха. И она обратилась к царевичу:

— Могу продать ее. Верните мне все жемчужины да еще добавьте три лунные, и я отдам девчонку.

— Хорошо, — махнул рукой Капелька. Но Смешинка воскликнула:

— Нет! Я не хочу, чтобы меня продавали. Тогда… тогда я не буду смеяться.

— Видишь? — сказал царевич ведьме. — Она не хочет. Уходи!

— Моя власть над ней еще не кончилась, — угрожающе сказала колдунья и трижды взмахнула руками над головой Смешинки. — Берли, верли, резецуй! С первым лучом солнца ты исчезнешь!

В отчаянии бросился вперед Остроклюв, чтобы защитить девочку, но в руках ведьмы появилось тусклое волшебное зеркало.

— Ага! Так это ты мешал мне! Будет и тебе наказание. — Она швырнула в него горсть желтого порошка, и мерзкий удушливый запах пополз по лесу. — Последуешь за девчонкой!

Она заплясала, завыла и крикнула, указывая на посветлевшее море:

— Солнце встает! Гибель идет!

Остановившись перед Смешинкой, ведьма прошипела:

— Согласись быть проданной или погибнешь!

— Смерти я не боюсь! — сказала Смешинка, улыбаясь светло и спокойно. — Хочу быть свободной!

— Так пропади пропадом! — и с диким воем, взвившись на клюке, ведьма улетела.

Минуту царило молчание. Старый аист молча плакал, глядя на прекрасную девочку. О себе он не думал, ему было бесконечно жаль Смешинку и обидно, что ничем он не сумел помочь людям.

Спрут Лупибей шумно возился у берега.

— Пора, — пробурчал он, пуская пузыри. — Солнце уже окрасило верхушки деревьев. Еще немного — и лучи обожгут мне макушку.

Девочка вздрогнула и рассмеялась, глядя на обеспокоенного Лупибея.

— Не бойся, — царевич взял ее за руку. Быстрым движением он надел на тонкий ее пальчик витое золотое кольцо. — Если ты ступишь в воду, это волшебное кольцо спасет тебя от чар колдуньи. Ничто не может сравниться с ним силой в подводном царстве.

— Значит, я должна остаться навсегда в подводном царстве? — задумчиво спросила девочка.

— Нет. Пробыв тридцать и три дня, ты навсегда избавишься от проклятия и сможешь, если захочешь, вернуться на землю.

Смешинка сняла кольцо и со вздохом протянула его Капельке.

— Все равно нет.

— Но почему? — с отчаянием воскликнул царевич. Девочка подошла к Остроклюву и обняла его.

— Потому что я спасусь, а он погибнет. Из-за меня.

Царевич обернулся и что-то быстро сказал Спруту. Тот погрузился в воду и, тут же вынырнув, протянул юноше переливчатый шнур зеленой водоросли.

— Нет ничего проще, чем спасти Остроклюва, — сказал царевич. — Мы повяжем ему «галстук гостя», и он сможет превратиться в любую рыбу, в какую захочет. Он может стать доброй покладистой Камбалой, стремительным Угрем, глазастым Окунем…

— Я хочу быть самим собой, — покачал головой Остроклюв. — Можно, я останусь аистом? Или, если угодно, рыбой-аистом?

— Такой рыбы у нас нет, — задумчиво сказал Капелька. — Но почему бы и не быть? Есть же морской кот, морской петух, морская ласточка…

— А он будет морским аистом! — звонко подхватила Смешинка, и все развеселились.

Царевич обвил длинную шею Остроклюва шелковистой водорослью и завязал замысловатый узел.

Смешинка вошла в волны, взяла у принца волшебный перстень и надела его на палец. Цветочные лепестки платьица осыпались к ее ногам, но чудным перламутром заблестел новый наряд. В тот же миг луч солнца упал на ее лицо, но она уже была вне чар злой колдуньи.

Не сводя глаз с нежно порозовевшего лица девочки, Капелька взял ее за руку и подвел к карете. За ними важно шагал аист Остроклюв.

Встречи в Коралловом городе

На передке кареты сидела рыба Четырехглазка и правила девятью пестрыми Крылатками, запряженными цугом. Справа и слева от кареты, в которой ехали девочка Смешинка, царевич и Остроклюв, стремительно неслись шесть Каракатиц. Пыхтя, поспешал следом Спрут Лупибей. Оглядываясь на него, девочка не могла удержаться от улыбки. Царевич с гордостью показывал Смешинке красоты подводного царства.

Раковина словно парила в лазоревой воде высоко над равниной. Кое-где виднелись островки водорослей, груды камней или одинокий затонувший корабль, облепленный ракушками. Потом показались уступы, и на террасах расцвели алые ветви кораллов, зеленые кактусы губок, причудливые розовые воротники актиний и пушистые шары морских ежей. Разноцветные звезды самых диковинных форм виднелись там и сям. Пышные медузы будто висели в воде, как большие удивительные белые цветы.