Анна молча глядела на пакет, где хранились все письма, полученные ею от Павла Фабиана, все — от первого до последнего. Когда она вышла замуж, то не взяла их с собой. Ей хотелось войти в дом Ильи с чистой совестью, с чистым сердцем. И она сказал тетушке Иляне, чтобы та сожгла их — собственными руками она не смогла этого сделать, а та, видно, пожалела бросить их в огонь. Теперь — кто знает! — ей подумалось, что наконец они обрели право вернуться к своей владелице.
Анна глядела на письма, на мелкий почерк синими чернилами. «Анне Негурэ». Адрес на верхнем конверте. Анна вздрогнула. Как наяву прозвучал звонкий мужской голос:
Любимая песня Ильи. Эта песня всегда навевала на Анну грусть. Сама не знала почему…
Было десятка два конвертов. Анна невольно пересчитала их. Двадцать один? Значит, она забыла их число? Это было давно. Она уже не помнит содержания этих писем, всплывают лишь какие-то обрывки фраз…
Но во всех письмах жила, трепетала, надеялась любовь Фабиана. Большая, чистая, нежная. Такая же, каким был и он, грозный прокурор из Мирешт — нежный, чистый, с неприкаянным сердцем…
«Я хочу убежать отсюда… Единственный мой свидетель — любовь. Но она не выдаст меня никому…» Странно, что всплывают в памяти именно эти фразы!
Но он не убежал! В личной жизни Фабиан всегда нуждался в ком-то, кто повел бы за собой, взял бы на себя всю ответственность.
Уж не думал ли он, что она возьмет его за руку?..
«Снег идет, как в сказке, Анна… Взять бы сани и помчаться с тобой, куда ты прикажешь…» Они гуляли по глубокому снегу на тихих улицах Албиницы, и он мечтал о санях, которые в сумасшедшем беге мчали бы их по снежным просторам. Сани голубые, а кони белые…
«Куда ты прикажешь…» — мысленно повторила Анна. А она ждала, чтобы он приказал, чтобы он увез ее, подчинил своей воле.
Сани нашлись, только обыкновенные. И нашел их Илья Флоря. Он налетел вихрем на Анну и унес с собою, как вихрь…
И было ослепительно белое поле. И были пылающие губы Ильи… И она, охваченная пламенем его объятий…
Оживали волнующие воспоминания. Исходили от этих конвертов с запахом шалфея и старины. Последнее письмо тогда она не прочла — получила его накануне свадьбы…
Анна лихорадочно развязала белую ленту, письма, шелестя, как сухие листья, рассыпались на коленях. Среди них она заметила белый конверт без адреса, без имени отправителя. Чистый белый конверт, и все! Но она чувствовала, что он не пустой. С некоторой опаской Анна глядела на него, затем отложила на кровать. Сама не зная почему, она боялась вскрыть этот конверт.
Нашла еще один, запечатанный. Тот же мелкий почерк, те же синие чернила… Она сразу узнала его. Это было то самое, последнее, письмо Фабиана. Анна взяла ножницы из ящика стола и обрезала кромку конверта, как делала обычно.
Из конверта выскользнул листок в линейку, на котором в спешке было набросано несколько строк.
«Как больно, что ничего нельзя изменить. Может быть, ты в самом деле нашла счастье, которого достойна? Нет, я не откажусь от тебя, ни за что на свете! Нет, нет, не откажусь…»
За окном разгулялся зимний ветер. Порой он медлил у окна и стучал невидимыми пальцами в замерзшее стекло, требуя, чтобы ему открыли — чтобы он освежил комнату…
Это было, кажется, тоже в феврале, именно тогда она оборвала переписку с Павлом. Она не говорила ему ничего до самой свадьбы. Лишь накануне послала маленькую записочку и просила его не требовать от нее никаких объяснений. Да она и не смогла бы что-либо объяснить. Ее тогда опьянила радость, Илья овладел ее сердцем, он казался ей выше не только ее самой, но и всех окружающих, он решал, он приказывал, и ей оставалось только подчиняться.
Анна снова посмотрела на строки, которые уже стали выцветать:
«Нет, нет, не откажусь ни за что на свете!!»
Нет, нет, не откажусь…
И теперь? — словно ветер подбросил ей этот вопрос.
Пять лет прошло с того дня, как Фабиана перевели в столицу, в республиканскую прокуратуру. С той поры она не видала его. Пыталась забыть, но не могла. Он вспоминался ей не ко времени и не к месту. Это было подобно вспышке молнии, которая нежданно-негаданно ударяет в глаза. Или мелодии, полюбившейся, но давно забытой, воскресшей в памяти по неизвестно каким, своим законам.
Были минуты, когда она боялась Фабиана… Ей хотелось сохранить свой покой, но разве могла она тогда догадываться, что не Фабиан, а тот человек, с которым она разделила жизнь, в один прекрасный день разрушит этот покой?..
Павел уехал из Мирешт неожиданно, словно ветер поднял и унес его с собой.
«Нет, не откажусь…»
Но не могло быть возврата к прошлому. Несмотря на неожиданные напоминания его о себе. Несмотря на внезапное предложение Моги перейти на работу в Стэнкуцу.
Анна принялась подбирать рассыпавшиеся конверты. Один к одному, словно снова пересчитывая их. Двадцать. Двадцать первый, чистый, одиноко лежал на кровати.
От кого же это письмо? Когда она получила его? И почему не прочла?
Она не помнила.
Пожалуй, скорей из любопытства Анна быстро надорвала конверт.
Две странички, вырванные из блокнота, заполнены бисерным почерком. Синие буквы…
Почерк знакомый и словно незнакомый.
Ни обращения в начале, ни подписи в конце. Ни даты. Письмо ниоткуда и ни от кого…
«Липы зацвели в городе. Возможно, я не заметил бы этого, но встретил старуху, твою бывшую хозяйку… И она рассказала мне о тебе… Я порадовался твоему счастью…»
Фабиан! В прошлом году тетушка Иляна побывала в Кишиневе, в гостях у одной из своих внучек. И привезла ей письмо от Фабиана. Анна не захотела принять его, и письмо осталось у тетушки Иляны. И вот явилось сейчас, быть может, как спасение…
Анна перешла к столу, поближе к свету, который струился из-под голубого шелкового абажура.
«…Это было под вечер, ты шла рядом со мной. Только я слышал твои шаги, только я видел тебя. Я прошел весь город, все улицы, обошел все парки и впервые увидел, как много лип в нашем городе. Старых и молодых, стройных, тоненьких, зацветших впервые…»
Единственный человек на свете мог так писать — Фабиан!.. Любить и бояться своей любви…
Нет, другая женщина была достойна его любви. Но бывает в жизни, что те, которые должны встретиться, не встречаются.
«…Внезапно я очутился на старой улочке. Такой же старой, как наша разлука. И меня охватила тоска по цветущим акациям Албиницы. Может быть, именно поэтому я и решился написать тебе. Хоть и хорошо понимаю: ответа не получу…
…Прошлой весной я побывал в родном селе. Когда-то на одном из пустырей росла целая рощица акаций, теперь их осталось всего несколько — самых могучих, самых ветвистых. Я обрадовался, увидев их. А на бывшем пустыре красовалось великолепное здание Дома культуры. Среди каштанов и кленов затерялась одинокая белая береза. Долго глядел я на нее. Как она была хороша! Какой-то смельчак не побоялся посадить ее на таком месте, где она может и не прижиться, где березу никогда не видывали.
…Главное — верить в то, что делаешь, не останавливаться на полпути, не отказываться от своего…
…Я очень жалею, что не я посадил ту березку…»
Два листочка, исписанные с обеих сторон, как страницы из дневника… Они слегка подрагивали в руках Анны, словно по ним пробегало легкое дуновение ветерка. Никто, ни одна человеческая душа не поняла бы ничего из этого послания. Ни адреса, ни имени отправителя… Липы, акации в цвету… Давняя разлука…
Анна положила странички на стол. В голове, как строчки письма, теснились мысли.
«Цветущие акации…» Илья весь двор и весь огород засадил виноградными кустами. И у нее был виноградник, шестьсот гектаров, более половины из которых было засажено ею. Для Ильи это не имело никакого значения. Его интересовал только собственный виноградник. Потому что сам пользовался им. Две бочки наполнял собственным вином и зимовал по-барски. Илья сам убирал виноград и давил вино с помощью школьных товарищей.